– Да, папа, – ответил тот, заворожено наблюдая, как сверкает и искрится алмаз в пасти тигра.
– Молодец, – похвалил Мамуку отец. – Я всегда верил в тебя.
И тут он сделал то, отчего волосы под кепкой Мамуки встали дыбом. Отец зажал перстень в кулаке, размахнулся и далеко-далеко забросил его в траву сельского пастбища за остановкой.
– Папа!!! Что ты сделал!? – заорал Мамука.
– Я сделал то, что сделал мой отец, отдавая мне перстень, – невозмутимо сказал Вахтанг Багратидзе, потомок грузинских царей. – Ты должен найти перстень, а вместе с ним богатство и имя нашего рода!
– Но я же не успею! – взмолился Мамука. – Скоро придет автобус, а пастбище такое большое! Там так много цветов и такая высока трава! Как я найду на нем такой маленький перстень!?
– Правильно, – кивнул отец. – Никогда не думай, что впереди у тебя много времени. Время – единственное, чего у тебя должно быть мало. Прощай, – сказал он, улыбнулся, потрепал сына за загривок и, сгорбившись чуть больше чем обычно, пошел домой.
– Папа!!! – крикнул ему вслед юный Мамука.
– Найди свое счастье среди цветов, сынок…
Такими были последние слова Вахтанга Кондратьевича Багратидзе. И таким был последний урок Мамуки, преподанный его отцом.
Перстень Мамука нашел вовремя, до прибытия автобуса, потому, что просто не мог не найти. А три урока отца воспринял буквально, со свойственной ему практичностью.
Спустя несколько лет вся Москва просто таки была завалена дешевыми грузинскими гвоздиками.
А дешевыми они были вот почему…
Один умный человек со странной профессией «орнитолог», за бутылкой хорошего вина в московском ресторане «Тбилиси» объяснил Мамуке, что самое лучшее удобрение на свете – это голубиный помет. На удобрениях, которые можно из него приготовить, не то что гвоздики, обыкновенные хозяйственные спички будут расти и давать молодые побеги. И добавил по секрету, что:
– Этого дерьма под крышами старых московских домов хоть задницей кушай! Десятилетиями его оттуда никто не выгребал!
Предприимчивый Мамука недолго думая заключил с московскими властями договор на очистку чердаков от голубиного компоста, который действительно пришлось вывозить самосвалами. Мамука не только обеспечил потребность своих гвоздичных теплиц в удобрениях, отчего гвоздики стали расти в четыре раза быстрее, но и открыл перерабатывающий заводик, где птичий помет сушили, прессовали и упаковывали в аккуратненькие красочно расписанные полиэтиленовые пакеты.
Низкая себестоимость и отменные потребительские качества товара способствовали тому, что прессованное голубиное дерьмо расходилось на рынке как горячие пирожки. Но товара было так много, что поднабрав кое-какие связи в министерстве торговли, Мамука принялся сбывать сушеное удобрение за границу.
Денежки потекли рекой. Мамука совершенно законно стал зарабатывать миллион за миллионом, при этом успешно откупаясь и от рэкета и от государства. Естественно новообразованный капитал надо было где-то размещать.
Мамука действовал молниеносно, как настоящий тигр, прикупая нефтяные и газовые скважины в Сибири, на паях с государством вкладывая деньги в разработку золотых месторождений на Колыме и алмазных трубок в Якутии, скупал акции горно-обогатительных комбинатов и метало-перерабатывающих заводов, как хобби открывал винокурни в Грузии и даже создал свою авиакомпанию, состоявшую, правда, из одного единственного самолета ИЛ-62. И то не купленного, а отданного Мамуке за долги правительством Красноярской области…
За этими делами прошло пятнадцать лет и Мамука решил посетить родное высокогорное селение, богатым как Крез, вернув свое родовое имя и надев на указательный палец кольцо Багратионов.
Эскорт из трех новехоньких джипов и огромного автобуса «Мерседес», который Мамука решил подарить землякам, медленно поднимался той самой извилистой как тещин язык дорогой, какой он в юности спустился с гор на дребезжащем металлическими внутренностями «ПАЗике» согласно первому уроку отца.
Достигнув селения, колона остановилась на автобусной остановке.
Улочки старого горного поселка были настолько узкими, что передвигаться по ним можно было только верхом или пешком. Мамука вышел из головного джипа, держа в руках длинный футляр красного дерева в котором лежал настоящий самурайский меч, купленный им в Японии за несколько тысяч долларов. Мамука не забыл обещание данное своему троюродному брату Гоги.
Сердце Мамуки было разбито. Его родное селение лежало в руинах. Почти все жители покинули свои дома несколько лет назад, после того, как разорилась овцеводческая ферма, на которой Вахтанг Багратидзе работал зоотехником.
Мамука шел по центральной улице родного села и горько плакал.
– Здравствуй, Мамука, – услышал он вдруг старческий скрипучий голос и обернулся.
Под старой иссохшей чинарой сидел сморщенный старик, держась за свою отполированную до блеска клюку.
– Здравствуй, дядя Вано, – медленно проговорил Мамука.
– Ты вернулся, Мамука? Не опорочил ли ты имени своего отца за эти годы?
– Нет, дядя Вано. Я сделал все, как он меня учил. Я вернул имя, богатство и славу нашему роду. Я трудился в поте лица, смиряя гордыню и собирая деньги по крупицам. Папа может мной гордится…
– Славный Вахтанг Багратидзе…
– Багратиони, – вежливо поправил Мамука старика.
Дядя Вано внимательно посмотрел на Мамуку так и не потерявшими зоркость глазами и кивнул:
– Правду говоришь, Мамука, – согласился он и продолжил. – Славный Вахтанг Багратиони умер семь лет назад и похоронен на нашем сельском кладбище вместе со своей женой, которая не вынесла разлуки и умерла через месяц поле него. Я покажу тебе могилу, Мамука, сын Вахтанга.
– Горе мне, горе, – покачал головой Мамука.
– Не печалься, – ответил ему дядя Вано. – Все мы когда-нибудь умрем.
– Даже ты, дядя Вано? Но ты же Вечный Дед!
– Даже я, Мамука! – кивнул старик. – Даже я…
Мамука встрепенулся.
– А где же Гога? Мой троюродный брат? Я привез ему саблю, как он и просил! – Мамука приподнял футляр с самурайским мечом.
– После того, как ты уехал, Гога пошел в горы за хворостом и упал в ущелье. Его так и не нашли. Наверное, вода унесла тело в долину. Мать его долго потом горевала… – покачал головой дядя Вано.
– А тетя Тамара?
– Тетя Тамара перебралась в долину вместе со всеми, когда разорилась ферма и здесь стало нечего делать. С тех пор я о ней ничего не слышал…
– А ты почему остался, дядя Вано?
– Я пустил здесь корни, сынок, как и эта чинара. Что я без корней?
– Дядя Вано, – Мамука понурил голову. – А я так и не смог пустить корни. Это плохо?
– Ты князь Багратиони, – ответил дед. – Твои корни не здесь. Ищи их в другом месте.
– Ты мудр, дядя Вано.
– Я стар, – усмехнулся старик.
– Прощай, дядя Вано.
– Прощай Мамука. И помни. Потерять легче, чем найти.
– Я запомню твои слова… Вечный Дед.
– Запомни сынок, запомни…
Мамука открыл футляр, достал самурайский меч и с размаху воткнул его в чинару над головой старика. Затем развернулся и пошел прочь, сгорбившись чуть больше обычного, совсем как его отец пятнадцать лет назад…
Глава седьмая
В которой Мамука поднимается до уровня настоящего грузинского поцелуя, пока самолет остается стоять на земле.
– Вах, вах, вах! – из дверей салона бизнес-класса донеслись звуки возни, нестройный топот нескольких пар ног и знойные мужские восклицания с грузинским подтекстом.
Родион оглянулся назад через спинку кресла и увидел как маленький, низкорослый, сияющий улыбкой грузинчик, восхищенно жестикулируя, приветствует белокурую, пышногрудую бортпроводницу.
– Вах, вах, вах! Ах, какой гога! Ах, какой красивый девушка, вах! Слушай, да!? На моем самолете летит такой красивый девушка! Почему мне никто ничего не сказал, вах!? Эй, кто там! – изображая искреннее, чуть шутливое, недовольство прокричал Мамука в тамбур салона, обращаясь к своим провожатым. – Почему не сказал!? Почему мне никто ничего никогда не говорит, а? Я вас спрашиваю!? А!? – он снова повернулся к стюардессе. – Вах, вах, вах! Тебя как зовут, гога? Как зовут красавицу такую, небесную?
– Александра, – смущенно проговорила покрасневшая стюардесса и поспешно добавила. – Здравствуйте, Мамука Вахтангович. Я и экипаж рады приветствовать…
– Подожди, гога, не говори, да? – прервал ее Мамука. – Александра, да? Сашенька, да? Только не обижайся, пожалуйста, ради бога прошу! Не говори ничего! Я скажу! Ты здесь хозяйка, да? Вах!
– Я не… – попыталась вставить слова бортпроводница.
Мамука не слушал.
– Какая очаровательная хозяйка на моем самолете! Вах!
– Я не хозяйка… Я…
– Не говори не чего! Я скажу! – Мамука, сияя от радости, сделал энергичный, протестующий жест, махнув рукой перед своим лицом. – Я знаю! Ты – хозяйка! Это Мамука Багратиони тебе говорит! Только такая красивая девушка как ты может быть хозяйкой моего самолета!
– Я бортпроводница… – подавленная ураганным напором Мамуки, уже совершенно беспомощно попыталась возразить девушка и добавила совсем – совсем тихо, чуть не плача. – Вторая… Я.
– Как вторая, слушай!? – изумился Мамука. – А где первая!?
– Во втором… – девушка чуть слышно всхлипнула. – Салоне…
– Как так!? Во втором салоне первая! В первом – вторая! Как такое может быть?
– По штатному расписанию… – робко проговорила стюардесса.
– Э-э-э-э! – Мамука заметил совсем нерадостное настроение девушки. – Гога, ты, что расстроилась, да? Из-за того, что вторая, да? Вах! Не надо расстраиваться! Какое еще расписание!? С сегодняшнего дня – ты первая бортпроводница! – Мамука победоносно поднял голову. – В конце концов, это мой самолет или где?
– Но так нельзя, Мамука Вахтангович, – попыталась возразить девушка. – Таня обидится. А мы с ней подруги… Да и нет ее сейчас. Заболела она. Одна я на весь самолет… А мне на самом деле все равно первая или вторая, – поспешила добавить она.
Мамука нахмурился. Девушка сжалась.
«Уволит! Сейчас точно уволит!» – со страхом подумала она.
– Обидится, говоришь? – серьезно спросил Багратиони. – Нельзя, да? Подруги, да? – он неожиданно улыбнулся, да так весело, что на сердце у девушки моментально отлегло. – Это ты, гога, правильно делаешь! – воскликнул он. – Вах! Совсем нехорошо подругу обижать! Совсем плохо, вах! Я знаю! Мамука Багратиони все знает! – он снова повторил свой жест рукой перед лицом. Ну не хочешь быть первой… – он на долю секунду задумался. Тогда тебе дорогой подарок сделаю! Протяни руку!
Девушка послушно протянула руку Мамуке.
– Раздвинь пальцы, да? Закрой глаза, да!? – приказал Багратиони.
Девушка выполнила его просьбу.
Мамука в ответ поднял левую руку вровень с ладонью девушки и растопырил короткие волосатые пальцы, каждый из которых был увенчан массивным перстнем с каким-нибудь драгоценным камешком. – Раз, два, три, четыре, пять, – он стал считать кольца на руке. – Вышел заяц погулять!
Считалка закончилась. Мамука остановил счет на мизинце, снял с него колечко украшенное изумрудом и с возгласом «Оп-па!» ловко одел его на средний палец девушки.
– Ой! – воскликнула она и машинально убрала руку за спину и открыла глазки полные недоумения, но было уже поздно…
– Держи, Сашенька, да? Вот мой подарок!
– Извините, – девушка вернула руку в прежнее положение. – Я не хотела… – и увидев колечко, воскликнула. – Это же очень дорого!
– Вах, как дорого!? Почему дорого? Для Мамуки это недорого!
– Я не могу… – бедная бортпроводница сделал попытку снять кольцо с пальца.
– Носи, я сказал! – приказал Мамука. – Считай, что это премия от руководства, да!? Я ведь руководство на этом самолете, правда?
– Правда, – кивнула стюардесса.
– Гога, вах! – восхитился Мамука. – Правильно говоришь! Ты довольна, да? Не будешь грустить больше, правда?
– Нет, – девушка покачала головой из стороны в сторону.
– Ну и молодец, Сашенька! – Мамука хлопнул себя по ляжкам. – Вах, какой молодец! Можно я тебя поцелую?
– Ну… Хорошо, – кивнула стюардесса и, поскольку Мамука Багратиони был на голову ее ниже ростом, нагнулась, подставляя ему щеку для поцелуя.
– Вах! – запротестовал Мамука. – Не нагибайся, слушай! Такая красивая девушка не должна нагибаться перед мужчинами. Я сам к тебе поднимусь! – воскликнул Багратиони. – Мцыри! Чемодан! – крикнул он в тамбур салона.
В дверях появился высоченный черноволосый красавец, которого Родик принял сначала за самого Багратиони, и поставил здоровый, толстый чемодан между девушкой и Мамукой.
Мамука сделал шаг назад и приказал:
– Положи боком!
Мцыри опустил чемодан плашмя. Мамука встал на него и оказался одного роста со стюардессой.
– Вах! – воскликнул Багратиони, заворожено глядя в глаза девушки. – Прекрасная моя! Подари бедному грузину свой волшебный, действительно дорогой поцелуй!
«Ну и загнул! – подумал Родион Оболенский, с восхищением наблюдая всю эту сцену. – Не удивлюсь, если эта белокурая газель втрескается в грузинского недоростка без памяти!»
Оторопевшая девушка смотрела в глаза Мамуки, наверное, с тем же самым выражением, с каким кролик смотрит в глаза удава. Она опустила веки и трепетно потянулась алым ротиком навстречу к грузинским губам. Мамука, не мешкая, страстно притянул девушку за шею и отвесил ей такой жаркий поцелуй, какому позавидовал бы Ален Делон в лучшие свои годы.
– Ох, – качнувшись от легкого головокружения, только и смогла вздохнуть она, когда Мамука ее отпусти.
– Вах! – воскликнул Мамука, глядя в губы девушки и облизывая свои. – Мцыри! Шампанского нам! – он снова вскинул руку, на этот раз так, как будто в ней должен находиться бокал.
– В чемодане… – в вполголоса, как бы напомнил ординарец Багратиони.
В отличие от Мамуки Мцыри говорил без грузинского акцента.
– Что в чемодане, слушай!? – Мамука с легким раздражением посмотрел на ординарца.
– Шампанское в чемодане, Мамука Вахтангович, – извиняясь, ответил тот.
– Так достань, вах!!! Слушай, сколько можно повторять!?
– Вы на нем стоите, Мамука Вахтангович…
– На чем я стою, дарагой? – не понял Мамука.
– На чемодане, в котором шампанское, – спокойно и уважительно сказал Мцыри.
– Правда? – Мамука посмотрел себе под ноги.
– Вах! Точно стою!!! – развел он руками, глядя на чемодан. – Ты, что, я тебя спрашиваю, не мог мне другой чемодан дать!? Вах?
– Мамука Вахтангович, я же не знал… – попытался оправдаться Мцыри.
– Ничего, ничего, – стюардесса Сашенька, наконец, пришла в себя после грузинского поцелуя. – Мамука Вахтангович, вы садитесь на место, а я вам сейчас принесу… У нас в баре есть. Какое вы предпочитаете?
– Вах, вах, вах! – покачал головой Мамука и назидательно проговорил. – Мамука Багратиони пьет только французское шампанское и настоящее грузинское вино! Из собственного винограда! Мы попробуем и то и другое! Надеюсь, на моем самолете есть и то и другое, да, хозяйка моя? – спросил он у девушки.
– Конечно, конечно, – поспешно заверила стюардесса, проскальзывая мимо Мамуки и Мцыри в тамбур. – И французское шампанское есть… И вино…
В противоположных дверях салона появился усатый, широкоплечий человек в форме летчика гражданской авиации.
– Мамука Вахтангович! – воскликнул он. – Здравствуйте! Ну, что же вы!
– А-а-а-а! – лицо Багратиони расплылось в улыбке. – Вах, вах, вах! Гамарджобад! Сережа, дарагой! – он, широко раскинув руки, сделал шаг навстречу летчику и чуть не упал на ковровую дорожку самолета, оступившись с чемодана. – О, дьявол, задери меня, козел! Опять про этот чертов чемодан забыл, вах!
– Здравствуйте, Мамука Вахтангович! – воскликнул летчик, по-дружески, но с почтением заключая Мамуку в объятия. – Вы бы еще нас в воздухе развернули, – с укором добавил он.
– Здравствуй, дарагой! – Мамука, оказавшись у летчика где-то под мышками, замолотил его по спине, обнимая. – Не сердись, дарагой! Не ругайся, слушай, биджё! Не ругайся на Мамуку, вах! Очень мне захотелось с тобой снова полетать!
– Уж так уж и со мной: – усмехнулся летчик в усы.
– Вах! Конечно с тобой, дарагой! – рассмеялся Мамука Багратиони и, высвободившись из объятий, впервые окинул взглядом салон бизнес-класса. – Ну и еще с одним хорошим человеком, вах! – воскликнул он, встретившись взглядом с Вероникой, сидевшей через два ряда от него.