– Я-то прощу, если Аллах тебя простит, – ответил шейх еле слышно. Аслан-хан положил возле его постели кошелек с золотыми монетами и молча удалился.
До генерала дошло известие о случившемся в Касумкенте. Вскоре в Кумух явились русские офицеры, посланцы Ермолова. Аслан-хан велел Джамалутдину поехать к шейху Магомеду в Яраг привезти его в Кумух. Джамалутдин догадался о цели вызова шейха и отказался ехать. Но на второй день Джамалутдин сам пришел к хану и сказал, что согласен ехать, ибо эта дорога предвещает ему большую удачу. Джамалутдину никогда не приходилось бывать у шейха Магомеда и впервые ехал он в тот край. К вечеру, когда до Ярага оставалось езды примерно на один час, пошел проливной дождь.
В поисках убежища от дождя Джамалутдин увидел вдалеке шалаш пастуха, из него валил дым. Джамалутдин подошел к шалашу и увидел пастуха возле очага, на котором кипел котелок. Пастух был очень бедно одет.
– Ассалам алейкум! – обратился Джамалутдин.
– Ва алейкум ассалам! – ответил пастух и внимательно посмотрел на гостя.
– Примешь нуждающегося в крыше путника?
– Войди. Ты едешь за шейхом Магомедом-Яраги? – спросил пастух. Джамалутдин вздрогнул от неожиданности. – Я вижу, ты удивлен моим вопросом. Неделю тому назад шейх пригласил меня к себе и сказал, что ко мне зайдет человек, которого послал хан с неугодными богу намерениями. Но шейх велел мне хорошо принять этого гостя, и еще сказал, что по воле аллаха гостю придется заночевать у меня, а утром я должен направить его к шейху. Уже вечер, а кроме тебя никто ко мне не заезжал, потому я и решил, что ты – тот самый гость, – сказал пастух.
– А что, все что скажет шейх Магомед-Яраги сбывается?
– Без сомнения! Но ты ошибаешься, если имеешь нехорошие мысли о шейхе. Он сразу разгадает тебя, – сказал пастух и стал поднимать рукав своей одежды, затем медленно сунул руку в жарко горевший огонь.
– Что ты делаешь?! – крикнул Джамалутдин.
Пастух молча вытащил руку из огня и показал Джамалутдину: руку не только не обожгло, не опалился даже ни один волосок на ней.
– Вот эту чудо-возможность дал мне шейх Магомед-Яраги! – сказал пастух, и тут Джамалутдин почувствовал странное ощущение в теле.
Ему показалось, что плеснули на макушку расплавленный свинец, и он, пройдя через все тело, вылился через пятки.
Пастух усадил его возле себя и собрался угощать. Джамалутдин раскрыл свои хурджины, вытащил хлеб с бараниной и сыром и угостил пастуха.
Совсем стемнело, но дождь лил, как из ведра.
– Если даже дождь перестанет, опасно на дороге после дождя, со скал падают камни, может и в голову путнику угодить, – сказал пастух, заметив, что Джамалутдину не терпится выйти в дорогу. Но необходимость здесь ночевать еще больше пугала Джамалутдина, ибо сбывалось предсказание шейха.
Все же Джамалутдину пришлось остаться в шалаше на ночь, а утром пастух проводил его в Яраг. Здесь все знали, если едет гость, то наверняка к шейху, и сразу направляли к его дому. Так было и с Джамалутдином, а у него возникло такое ощущение, что все кругом о нем все знают.
Возле дома на лавочках и на камнях сидели люди, прибывшие на прием к шейху. Джамалутдин тоже сел. Но через некоторое время вышел молодой муталим и спросил, кто приехал от хана? Джамалутдин поднялся, немало удивленный, ибо он еще никому не говорил о себе.
– Тебя вызывает шейх, – сказал муталим и пропустил его вперед. Через довольно просторную, устланную паласами комнату, муталим провел Джамалутдина к маленькой, где сидел шейх. Муталим подошел к комнате шейха, поклонился и доложил о Джамалутдине. Затем с позволения шейха пропустил вперед гостя.
– Бисмиллахи Рахмани Рахим! Можно ли войти, есть ли для меня разрешение? – обратился Джамалутдин к шейху.
– Можно, сын мой, войди, – сказал негромко и весьма доброжелательно шейх. Джамалутдин вошел и встал так, чтобы не наступить на коврик, лежащий под ногами шейха, вместе с шейхом поднял руки и прочитал молитву. В конце молитвы, сказав аммин и опустившись на колени, Джамалутдин поцеловал колени шейха и встал. Таков был обряд встречи с шейхом. Джамалутдин забыл и о поручении хана, и о цели своего визита и сказал, что давно мечтал лицезреть шейха и потому совершил такой дальний путь, ибо он сам один из многочисленных поклонников его учения.
– Вчера у тебя были плохие мысли и плохие намерения, сегодня всемогущий Аллах направил тебя на верный путь, и ты избавился от них, – сказал шейх и стал беседовать с Джамалутдином. Когда шейх удостоверился в высокой грамотности Джамалутдина, знании языков и множества религиозных книг, он проникся к нему уважением. Когда Дэкамалутдин собрался уходить, шейх сказал:
– Садись возле меня, сын мой, не уходи, ты достоен того. Выслушай жалобы и нужды людей, приведших ко мне, постарайся войти в их душу, принять их горе и нужду к сердцу своему. Ты сумеешь помочь им и понять их, ты рожден для этого.
Джамалутдин сел рядом. Один за другим входили люди, прибывшие издалека за помощью и советом к шейху, делились своим горем и несчастьем. Никогда Джамалутдин не сталкивался так близко с людским горем и нуждой, перед ним открывался неведомый для него мир. Удивляло взаимопонимание, взаимослияния шейха и народа. Иногда шейх спрашивал посетителей, поправился ли такой-то больной в их селе, курит ли еще такой-то человек гяурскую махорку, не перестал ли их сельчанин пить водку, какую помощь оказали в этом году беднякам из мечети.
Шейх держал под контролем весь Дагестан. При беседе с посетителем иногда шейх оборачивался к Джамалутдину и спрашивал, чем и как можно помочь горю или нужде этому рабу Аллаха и, выслушав ответ Джамалутдина, говорил: “Воистину ты прав, сын мой, именно так и нужно помочь этому человеку”.
Джамалутдин, пробыв у Магомеда-Яраги неделю, стал собираться домой. Прощаясь, шейх сказал: “В тебе больше духовной силы и возможностей от Аллаха, чем во мне. Ты должен непременно стать на путь служения народу.
– Я готов, отец, сделать все то, что ты скажешь. Я готов идти по твоему пути, только помоги мне встать на него, – ответил Джамалутдин шейху Магомеду-Яраги. Он совсем забыл о поручении хана и больше не думал об этом. Шейх отдал Джамалутдину две книги, которые следовало выучить за два месяца, а потом явиться к нему.
– А о ханской службе не беспокойся, она для тебя кончилась. Ты больше не пойдешь к хану, и он уже не заставит тебя служить ему, теперь ты силен, – сказал шейх, угадав появившиеся у Джамалутдина мысли.
Чудеса Джамалутдина
Вернувшись в Кумух, Джамалутдин не явился к хану. Два дня ждал его хан, но затем послал за ним нукеров.
– Ты ездил с моим поручением, почему не пришел с отчетом, почему? – спросил удивленный хан.
– Да, мой высокий хан, я ездил по твоему поручению, но задание твое не выполнил. Такова была воля Аллаха!. А насчет службы… я больше у тебя не служу, я перешел на путь религии, до конца своей жизни буду служить ей, и моя единственная просьба к тебе: не мешай мне, – ответил Джамалутдин.
– Я удивлен твоим поступком. Опечален твоим поведением. Не ожидал – сказал хан, погрустнев, – Чем ты недоволен? В чем ты нуждаешься? Что тебя заставило принять такое решение? – посыпались один за другим его вопросы.
– Жалоб у меня нет. Я всем доволен, но больше служить у тебя не могу, – не сдавался Джамалутдин.
Очень расстроили Аслан-хана решение и поступок Джамалутдина, не хотелось ему терять такого грамотного работника, а его сближение с шейхом Магомедом-Яраги пугало хана. Хан велел Джамалутдину хорошо подумать обо всем и явиться к нему, при этом он не стал скрывать своего возмущения случившимся. Но Джамалутдин так и не явился к хану, не помогли ни советы, ни уговоры ближайших советников хана, а занялся изучением религиозных книг, полученных от шейха Магомеда-Яраги. Узнав, что Джамалутдин побывал у шейха Магомеда-Яраги, деятели мусульманской религии Кази-Кумухского ханства стали приходить к Джамалутдину и спрашивать о шейхе. Одобрили они выбор пути Джамалутдином. Больше всех радовался этому отец его, Макабута.
Изучив книги, Джамалутдин отправился к шейху. На этот раз он пробыл в Яраге почти месяц. Уединяясь с ним в отдаленной, тихой комнате, шейх обучал его искусству являть чудо и предугадывать события, общаться с Богом, учил Джамалутдина управлять силой духа, вложенной в него самим Богом.
Приняв от шейха Магомеда-Яраги тарикат, Джамалутдин стал его мюридом. По учению тариката мюрид, принявший тарикат от шейха, должен стать его копией и приблизиться к шейху по степени любви к нему. Учение тариката гласит: “Ты введи шейха в свое сердце и водвори его там, и не выводи его оттуда, пока ты сам не сделаешься богознателем посредством его, потому что шейхи – суть источников Божьего вдохновения”. Через своего шейха мюрид созерцает Господа Бога, добивается не только внешнего, но и внутреннего уединения от окружающего мира по накшубандийскому тари-кату. Шейх доводит своего ученика до степени совершенства одним своим сообществом и открывает ему не только свет и красоту Всевышнего, но и тайны постижения Бога.
Так Джамалутдин стал владеть всеми знаниями и тайнами чудодействия, которыми владел его шейх. Получив у Магомеда-Яраги звание шейха, Джамалутдин вернулся в Кумух, стал проповедовать накшубандийский тарикат.
Популярность шейха Джамалутдина росла, люди к нему шли со всех концов Дагестана, принимали у него тарикат, становились его мюридами. Джамалутдин открыл в Кумухе медресе, где обучал юношей. Муталимы боготворили шейха, молодой шейх был для них образцом человека и мусульманского шейха, они рассказывали кумухским парням о великой силе духа Джамалутдина, о его таланте являть чудеса.
В Кумухе рассказывают, как ровесники Джамалутдина, не доверяя рассказам его муталимов, решили проверить, на самом ли деле Джамалутдин способен творить чудеса. Друг детства Джамалутдина, по имени Лати, предложил друзьям пойти вместе с ним к Джамалутдину и своими глазами убедиться в таланте шейха.
Когда друзья пришли, Джамалутдин на веранде делал намаз, а жена его варила на очаге кукурузный хинкал. Джамалутдин обрадовался гостям и предложил войти в дом и спросил, смогут ли они подождать, пока он закончит свое моленье.
– Нет, нет, мы не торопимся, мы просто хотели узнать у тебя, на самом ли деле шейх Магомед-Яраги может сунуть руку в огонь и не обжечься? – сказал Лати, как бы в шутку. Джамалутдин ничего не сказал, подошел к очагу, приподнял рукав и сунул в огонь руку, затем показал ее друзьям. Рука не только не обгорела, не опалился ни один волос на руке.
– Эту силу дал мне шейх Магомед-Яраги. Может ли человек отдать другому то, чего у него нет? – спросил Джамалутдин.
Пристыженные друзья собрались уходить, но Джамалутдин их остановил, сказал, что варится кукурузный хинкал и грешно уходить. Завел их в комнату…
Закончив свое моленье, пришел к ним Джамалутдин. Тут жена его принесла на круглом деревянном подносе дымящийся хинкал. Джамалутдин пригласил друзей сесть и как-будто в шутку стал водить раскрытой ладонью над подносом, читая при этом шепотом какую-то молитву. Хинкалины стали прыгать, как лягушки, и друзьям они показались лягушками. Тут Джамалутдин отвел руку: хинкал перестал прыгать и принял первоначальное положение. Друзья не столько удивились, сколько испугались этого чуда. Шейх же улыбнулся и предложил им есть. Но гости не стали есть. Тогда Джамалутдин позвал жену и попросил подать гостям другое кушанье. За бузу и чурек с сыром гости уселись с удовольствием.
Шейх Джамалутдин и Аслан-хан
Аслан-хана испугала популярность шейха Джамалутдина. Если из-за Магомеда-Яраги он получил серьезное замечание от царского генерала, то за Джамалутдина, развернувшего деятельность у него под боком, он мог пострадать еще больше. Хан решил сначала по-хорошему поговорить с шейхом Джамалутдином, пригласил своих ближайших советников и послал нукеров за шейхом. Встретил его Аслан-хан с почтением, стал разговаривать с ним весьма доброжелательно. Не выдавая своего недовольства и как бы по-дружески советовал прекратить распространение тариката в его ханстве. Он обещал Джамалутдину любую материальную помощь, если он нуждается. Но шейх ответил:
– Я проповедник учения пророка Мухаммеда и раб Аллаха, и больше никому я не подвластен: В помощи не нуждаюсь, сам в состоянии помочь любому…
Через некоторое время прибывшие в Кумух царские офицеры потребовали расправы с шейхом, и Аслан-хан вынужден был согласиться. Хан послал за шейхом и тем временем подготовил подвыпивших нукеров для расправы с ним. По сигналу хана они должны, были кинуться на шейха.
Нукеры вернулись одни, сказали, что шейх провожает гостей, прибывших к нему из Дженгутая, обещал подойти попозже. Через некоторое время Аслан-хан увидел из окна шейха Джамалутдина вдалеке. Он шел спокойно и величественно, держа в руках серебряный жезл, подаренный ему в Согратле. При виде шейха кланялись ему даже придворные хана, а шейх легким кивком головы отвечал на их поклон. Близился вечер, почти стемнело.
Войдя в ханский двор, Джамалутдин не стал подниматься по лестнице на второй этаж, стал стучать жезлом о каменные плиты, которыми был устлан ханский двор. Как выстрел прозвучал этот стук в ушах хана. Он осторожно выглянул и увидел шейха, стоящего во дворе. Пальцы его правой руки, в которой он держал жезл, сияли как свечи, и от этого сияния осветилось все лицо шейха. Раздался голос шейха, требовавшего доложить о его приходе. Тревога и волнение объяли Аслан-хана, он не мог говорить и руки у него тряслись. Между тем нукеры ждали сигнала к расправе. Но вместо сигнала поступило повеление хана: отошлите шейха, скажите ему, что надобность в нем отпала.
Все были удивлены, удивился и сам шейх. Когда он вышел со двора, увидел множество людей, молча и тревожно стоявших возле ханского дворца. Понял Джамалутдин, что ему угрожала опасность.
Когда же русские офицеры и подвыпившие нукеры стали упрекать хана в нерешительности, он ответил, что бессилен был даже двинуться и предпринять что-либо против шейха. Сам Аллах вмешался предотвратил убийство.
Возможно все так и было, а возможно, что Аслан-хан был все же самым сердобольным и миролюбивым. В течение двадцати лет своего правления он не допустил ни одной кровопролитной войны, берег народ и страну. Чтобы уберечь свой народ и землю, он принял и подданство русского царя. Дорожил миром и спокойствием как мог, а если же противостоял тарикатским шейхам, то и это делал ради спасения людей от кровопролития, чтобы не допустить газават.
Рассказывают, что имамы газавата Гази-Магомед и Шамиль хотели познакомиться с шейхом Джамалутдином и взять у него разрешение на священную войну. Сначала появился в Кумухе по своим делам Гази-Магомед и решил зайти к шейху. Причем в Кумухе не знали, кто он такой. Гази-Магомед вместе с товарищем договорились не сообщать о себе шейху и пойти к нему как обыкновенные прихожане. Когда вошли в дом, Гази-Магомед послал вперед своего попутчикам сам присел перед комнатой шейха, ожидая пока выйдет попутчик.
Шейх Джамалутдин принял гостя, посмотрел на него внимательно и спросил, что его привело к нему. Гость ответил, что хотел бы принять от него тарикат и стать его мюридом.
– Нет у тебя никакой надобности ко мне, вон, в той комнате сидит человек, который пришел ко мне, пригласи его сюда, – громко сказал шейх.
Не ожидавший такого оборота, Гази-Магомед даже вздрогнул от удивления. Он невольно встал и медленно направился в комнату шейха.
– Зайди, Гази-Магомед, – твое место не там, а здесь, возле меня, – доброжелательно сказал Джамалутдин.