Вячеслав Шориков
А что будет с нами дальше?
С искренней признательностью и благодарностью Рушану НАСИБУЛИНУ за многолетнее дружеское участие в судьбе автора, которое невозможно переоценить.
Посвящается жене Галине. Она живёт со мной двадцать лет и абсолютно уверена, что я – лучший современный писатель. И при этом являюсь обладателем редких человеческих качеств и мужских достоинств…
Дорогой читатель!
Когда рукопись этого романа была готова, я дал её почитать известному питерскому прозаику, которого искренне уважаю и с которым мы были и есть в дружеских отношениях. Также имел смелость обратиться с просьбой, если понравится, написать предисловие.
Проходит месяц, и я получаю вот такое электронное письмо:
Привет! Роман прочёл. Во многих смыслах он мне интересен. Но! Порнография отличается от эротики изображением возбуждённых половых органов. А твой герой то хуй вытирает, то пристраивает тётку в рабочем кресле, то ещё что… Писать вступительное слово к такому я не могу по эстетическим соображениям.
Извини.
Так что, дорогой читатель, на этот раз придётся обойтись без вступительного слова.
Впрочем, я не знаю и не хочу знать, чем отличается эротика от порнографии, но я точно знаю – мой роман не об «этом».
О чём? Читай и думай.
Не хочешь читать – не читай, тогда и думать не придётся…
С глубочайшим уважением и почтением,
АвторА что будет с нами дальше?.. Роман-воспоминание
Эта мысль настойчивая. Она – тёмная, мрачная, встаёт в сознании и властно требует ответа. Она проста: а что же будет с нами дальше?
М. Б.
Художник не рассуждает, художник – показывает…
Г. П.
Похоже, это была самая долгая и нудная осень в жизни литератора Максима Зубкова. За окнами старинной финской дачи бесконечной колонной, будто солдаты разбитой армии, тянулись серые непогожие дни.
Каждое утро он садился за компьютер и настукивал по кнопкам клавиатуры с упрямством и настойчивостью дятла.
И пытался делать то, что пытался.
И был уверен: получится только то, что получится.
А если не пытаться – уж точно ничего не получится…
Из дневниковых записей Макса
У меня в гостях был известный питерский теннисист, в своё время входил в юношескую сборную Союза. Человек на редкость доброжелательный и симпатичный.
Часа два с гаком он рассказывал самые разные теннисные байки, одна из которых почему-то не просто запомнилась, а буквально врезалась в память.
…Ленинградский государственный институт физической культуры имени Петра Францевича Лесгафта. Семинарские занятия по анатомии. У преподавателя, молодой, симпатичной, некогда веселой и жизнерадостной дамочки, с год назад умирает грудной ребенок. С тех пор на её лице никто даже намёка на улыбку не видел.
Преподаватель даёт письменное задание на тему «Женские половые органы». Один из студентов пытается незаметно списывать с учебника, который лежит у него на коленях: «Женские половые органы находятся в области таза…»
Тут к нему подходит преподаватель и отбирает учебник. Студент всем своим видом демонстрирует колоссальное напряжение мысли и заканчивает недописанную фразу: «…между ног». И больше ни слова…
Заканчивается тем, что преподавательница берёт листок студента, зачитывает целиком единственную фразу и… покатывается со смеху вместе с другими студентами…
Гостя уже не было, я открыл дневник, чтобы сделать запись этой байки, и тут…
И тут, будто вспышка магния, не остывший ещё мозг озарила мысль, и я наконец-то ясно понял, о чём на самом деле будет мой новый романчик. Это была мечта, и она толкалась во мне все последние годы.
Как, наверное, толкается ребёнок под сердцем матери.
И единственное, что было необходимо, – это наличие подходящего жизненного материала.
И тут же возникла уверенность, что такой жизненный материал у меня есть…
Четверг, 26 августа 1999-го. Над Атлантикой
Двухэтажный пассажирский «Боинг-747» авиакомпании KLM легко, словно дельфин в прыжке, оторвался от бетонной дорожки и круто взмыл, оставляя под крыльями вечерний город Амстердам.
В самолёте не было свободных кресел. Кроме одного. Это место оказалось рядом с Максом. Везение невероятное. Макс ещё в Питере нервничал, мучаясь вопросом: как удастся перенести восьмичасовой прыжок через океан с его не вполне ещё здоровой спиной?..
* * *
Летом Макс всё же решился ставить дом, точнее, избу. Настоящую, деревенскую. Из круглых, грубо отёсанных бревен. В три окна по фасаду.
Сруб у него был. Рубили с братьями ещё в девяностом. Руководил всем отец. Три июльских недели с утра они махали топорами, а по вечерам устраивались в саду. И сидели вокруг мангала с горящими углями. И жарили шашлык из свиной шеи или куриных окорочков. И запивали пивом или красным вином.
И говорили. И не могли наговориться. Как не могут наговориться родные, близкие люди, что живут в разных городах и так редко собираются вместе.
Хорошее было время.
Так они больше никогда не соберутся. Всей семьёй: три брата, отец и мать.
Потом Макс этот сруб раскатал, сложил в саду в два ряда и хранил, прикрытый кусками рубероида. Восемь лет хранил. Не однажды было желание продать сруб – чтобы глаза не мозолил.
Не продал. Жаль было отдавать в чужие руки. И стыдно. Перед братьями. Перед собой, наконец.
И вот решился поставить. Вызвал на подмогу кавказца. Звали его Георгий. Из беженцев. Их теперь немало в дачном посёлке. Ребята в большинстве очень даже приличные – не пьянствуют, ведут себя тихо и незаметно. И держатся особняком. И все как один при деле. Кто чем занимаются – торгуют, шьют, порют, плотничают, водят машины. Для местных мужиков – что-то вроде живого укора.
Георгий должен был появиться с утра, в пятницу, но позвонил, что у младшего сынишки внезапно подскочила температура и они вызвали «скорую».
Макс до этого звонка уже был одет во всё рабочее. Настроился. Даша пыталась его отговаривать. Но отговаривать Макса, когда он что-то решил, дело обыкновенно пустое и бесполезное.
– Забываешь, что тебе скоро полтинник, – махнула рукой Даша.
– Достаточно, что ты это помнишь, – ответил Макс.
И отправился в сад.
К вечеру выставил на фундаментные столбы два первых ряда. На самом что ни на есть пердячем пару. Лучше не скажешь. Венцы, как и положено, были сработаны из самых толстых кругляков. Вес у них был такой, что у Макса, когда ворочал и укладывал брёвна, жилы звенели, будто струны, а пот капал с носа, точно с мартовской сосульки.
Только на следующее утро он почувствовал в спине неладное. Что-то вроде глухого нытья. Но появился Георгий, и Макс напрочь забыл о всяких ощущениях.
Они подняли сруб за два выходных. Всё это время неприятности в спине лишь усиливались. Закончилось тем, что в пояснице появилась настоящая боль, похожая на зубную.
С этой болью он пережил осень и зиму. Знакомый тренер принёс пару книжек о том, что за проблемы бывают у человека с межпозвоночными дисками. В этих книжках чёрным по белому говорилось, что самое распространённое – это спинномозговая грыжа. Что лучше всего с ней бороться хирургическими методами. Что методы эти известные. Иногда, правда, бывает так, что больной после операции навсегда остаётся сиамским близнецом с инвалидной коляской…
Макс решил бороться за здоровую спину без помощи хирургов. Для начала решил собрать информацию. Оповестил знакомых. Оказалось, что для многих проблемы со спиной – буквально родные. Так что Макса забросали советами и рецептами. Оставалось только перепробовать те, что выглядели приемлемыми. И выбрать те, что действительно помогают.
Помогала гимнастика. Много гимнастики. Через боль. Всегда через боль. Особенно помогало, когда Макс выходил в сад, цеплялся руками за толстую ветку яблони и висел. И заставлял позвоночник, махая ногами, скручиваться. И раскручиваться.
И парная помогала. Хотя боли случались такие, что Макс не мог дойти до общественной поселковой бани (это метров семьсот-восемьсот) без остановок. Боль не давала идти, и каждые метров сто-сто пятьдесят Макс приседал. И так, сидя на корточках, пережидал боль.
Зато в парной боль почти исчезала. Макс ходил в баню в такие дни и часы, когда там было поменьше народу. Это позволяло прямо в парной делать самые разные упражнения – приседать, сгибаться-разгибаться и прочие.
Еще помогала ходьба. Причём не просто ходьба, а быстрая, похожая на спортивную. Только вихляние бедрами надо утрировать.
Так к весне Макс начал чувствовать, что спина идёт на поправку.
Летом уже вовсю играл в теннис. Даже участвовал в любительском теннисном турнире в парке Победы.
Но всё равно, когда взял билеты до Нью-Йорка, то не мог не думать о том, как удастся высидеть в самолётном кресле столько часов.
И тут такое везение…
* * *
Набрали высоту. Принесли ужин. Макс слегка перекусил, но при этом выпил грамм триста виски, неразбавленного. Это немало подивило соседей и чёрную грудастую стюардессу. Сверкая перламутровой улыбкой и на редкость живыми чёрными глазищами, она не удержалась и спросила, разумеется, по-английски, не русский ли он случайно.
– Yes, of course, – с пьяненькой улыбкой ответил Макс. После чего попросил стюардессу принести одеяло.
Макс, на зависть другим пассажирам, откинул у свободного кресла подлокотник и улегся калачиком.
Под одеялом Максу стало так хорошо, что он, сам того не желая, пустил «шептуна» и начал подрёмывать.
Сквозь дрёму и мелодичное жужжание моторов лениво перебирал картинки с впечатлениями минувшего дня. Как прилетел в Амстердам. Как добрался до Central Station.
Было пасмурно. Накрапывал редкий дождик. На улице Rokin Small Макс выпил кружку пивка.
Начало темнеть. Макс пошёл по улице Ramrak. В бюро для туристов ему объяснили, что уже поздно и лучше устраиваться на ночлег самостоятельно.
С площади, где высился филиал музея мадам Тюссо, свернул в узкую улочку. Шёл себе, шёл и почувствовал, что далеко может зайти и всё не туда.
Кругом в уличных кафешках сидели типы и типчики с лицами всех рас и национальностей. Иные были явно неопределённого пола и сексуальной ориентации. И почти все в открытую покуривали травку, шумно затягиваясь и передавая «косячок» соседу по столику. Откидывались на спинку кресла, запрокидывали голову и закатывали мутнеющие от блаженства глаза с расширенными зрачками.
Макс развернулся и пошёл обратно. Прошёл метров сто, пока не наткнулся на гостиничку Doria.
Поднялся в reception. Молодая, симпатичная и по-доброму улыбающаяся девушка лет двадцати оглядела Макса профессиональным взглядом и предложила номер за шестьдесят долларов.
– Could you show me? – спросил Макс.
– With pleasure, – ответила дамочка.
Номер оказался каморкой метров в восемь-десять. Но с телефоном, телевизором, душем и клозетом. Чистенько и даже уютно. Макс, не раздумывая, согласился.
В этой каморке в центре Амстердама ему приснился сон. От этого сна Макс не мог отряхнуться всё утро. Будто летели они с Дашей над океаном. И вдруг самолёт начал падать. Они с Дашей в ужасе обнялись, и Макс выдохнул сакраментальную фразу: «Вот, Дашенька, и пиздец нашему счастью!..»
Из дневниковых записей Макса
…Утром позвонил Докучаев. Длинно и сладко расхваливал моё теннисное учебное пособие для начинающих. Удивлялся, как это мне удалось написать то, что не удалось в этом «великом теннисном городе» никому. Было понятно, что говорилось всё это неспроста.
Не ошибся. Докучаев попросил уговорить Важенина, чтобы финалы нашего турнира прошли на кортах его, Докучаева, клуба. Договорились, что я с Важениным появлюсь в клубе ближе к вечеру.
…Сыграли пару. Я с Важениным против Докучаева и Орлова, их старшего тренера. Первый сет был за нами, второй – за ними. Третий сет мы получили в «подарок».
После душа нас ожидал стол, накрытый в клубном ресторанчике.
Выпили коньяку, привезенного Докучаевым из Грузии. Закусили. Прикинули, что к чему. Договорились, как будем делить славу. Ударили по рукам.
За ужином поймал на себе любопытный взгляд молодой особы лет тридцати. Находилась за стойкой бара и курила длинную сигарету. Стройная шатенка с подёрнутыми лёгким недоумением глазами. Производила впечатление женщины, что пребывает в дурном сне и никак не может проснуться.
Подхожу к стойке. Покупаю шоколадку «Тройка». Дарю барменше.
– Спасибо, – смущённо. – Но это не совсем то, что я хотела бы получить от вас в подарок…
– Не понял, – говорю, потому что действительно не понял.
– Подарите «Желанную». Я столько о ней слышала…
Тут несколько удивлённым, похоже, выглядел я.
Сходил за книгой, которая лежала на дне спортивного баула. Достал авторучку, открыл обложку и, вопросительно глядя на молодую особу, приготовился сымпровизировать автограф.
– Меня зовут Даша…
Пятница, 27 августа 1999 года. Нью-Йорк
Подлетали к Нью-Йорку. Темнокожая стюардесса помогла Максу заполнить въездную декларацию.
Сели в JFK. Это аэропорт имени Джона Фитцджеральда Кеннеди. Багаж пришлось ждать минут сорок. Чёрный таможенник спросил только одно: как долго Макс собирается быть в Штатах?
– Three weeks, – довольно уверенно.
Таможенник посмотрел Максу в глаза, потом ещё раз – на красную обложку заграничного паспорта с советским ещё гербом, хмыкнул и резким ударом проштамповал визу. Макс же, прежде чем сунуть паспорт в поясную сумку, внимательно рассмотрел визу и с удовлетворением осознал, что на благословенной земле Америки он вполне законно может пребывать шесть месяцев кряду.
Было поздно, что-то около часа, и Макс решил остаться на ночь в порту. Устроился в мягком кресле в окружении таких же, как он, пассажиров. Хотел вздремнуть, но не вышло. Помешал соотечественник. Точнее, бывший соотечественник, а ныне гражданин Украины – небритый дядечка лет сорока с взъерошенными редкими кудрями и взглядом человека, охваченного нешуточной паникой.
Звали его Эдиком. Прилетел из Варшавы, с опозданием на сутки. По-английски – ни слова. Его никто не мог понять, хотя он пытался поставить на уши все справочные службы.
А лететь ему надо было в Детройт. Поскольку Макс скоренько выяснил, что до утра рейсов в Детройт быть не может, он предложил Эдику не дёргаться. Они ушли в бар и коротали ночь с баночным пивом, чипсами и разговорами ни о чём.
Утром Макс помог бывшему соотечественнику разобраться с билетами. Когда у Эдика на руках был билет, Макс ему наказал не отлучаться от стойки регистрации дальше туалета.
Утро над JFK выдалось тёплое и солнечное. В начале девятого Макс отправился на «подземке» до World Trade Center (знаменитые «Близнецы», их не стало одиннадцатого сентября две тысячи первого). Под землёй же пересел на Path-train и направился до Jersey-city.
Наверху довольно легко нашел 65, Tonnele Avenue. Правда, там вместо искомого Mayflawer Hotel теперь находился Best inn. Suits. На reception Максу неспешно и толково объяснили, что теперь здесь нет комнат дешевле полутора сотен баксов за ночь.
Максу всё это очень даже не понравилось. Мало того, он был слегка ошарашен, когда прикинул, что двадцать ночевок в Best inn. Suits обойдутся без малого в три тысячи американских долларов. Таких денег на гостиницу у него не было. Тем более что округа выглядела так себе – загород он и есть загород. Далеко не то место, где проживают исключительно вежливые и добропорядочные американские буржуа. Проще сказать, впечатление такое, что по ночам в таком районе лучше не появляться.
Макс пошёл до ближайшего магазина. Купил телефонную карту. На станции Gornal square торговец сувенирами, чёрный и пожилой, минут двадцать помогал Максу позвонить по купленной карте. И ни фига. Смахивая со лба капли пота, пожилой афроамериканец сказал, чтобы Макс отправился в магазин и вернул карту.