«При анализе второй мировой войны американские военные историки обнаружили очень интересный факт. А именно: при внезапном столкновении с силами японцев американцы, как правило, гораздо быстрее принимали решения и, как следствие, побеждали даже превосходящие силы противника. Исследовав данную закономерность, ученые пришли к выводу что средняя длина слова у американцев составляет 5,2 символа, тогда как у японцев 10,8, следовательно, на отдачу приказов уходит на 56 % меньше времени, что в коротком бою играет немаловажную роль. Ради «интереса» они проанализировали русскую речь и оказалось, что длина слова в русском языке составляет 7,2 символа на слово (в среднем), однако в критических ситуациях русскоязычный командный состав переходит на ненормативную лексику, и длина слова сокращается до 3,2 символов в слове. Это связано с тем, что некоторые словосочетания и даже фразы заменяются ОДНИМ словом. Для примера приводится фраза: «32-ой, приказываю немедленно уничтожить вражеский танк, ведущий огонь по нашим позициям». – «32-ой, е@ни по тому х@ю»»…
Я действительно была похожа на ребенка, которому надо учиться ходить и внятно говорить, но дети не умеют ругаться матом, не знают другие языки (хотя, это как повезет: я знаю одного «везучего» мальчика, который в свои пять лет и в силу необходимости общается на четырех языках), и им не мешают воспоминания не то что об успехе, любви и жизнерадостных путешествиях, а вообще никакие! Так что, конечно, я была не совсем похожа на ребенка, но, конечно, родственники относились ко мне именно как к ребенку.
Сейчас я уже умею ходить, но хорошо помню, как ужасалась на занятиях лечебной физкультурой (в течение двух лет), что мне необходимо думать, какую мышцу сейчас следует напрячь, чтобы нога оторвалась от земли и сделала шаг. А потом следующий. А потом следующий… И я все думала и думала – сами ноги почему-то не шагали…
Я очень хорошо запомнила момент, когда с иронией зафиксировала, что вижу дом и уже понимаю, что это дом, т. е. уже вижу четкие очертания. До этого все просто вертелось… Плюс ко всему я еще и поправилась килограмм на 30 за первые месяцы, проведенные, наконец, дома. Я выглядела чудовищно, но желудок однозначно помог мне отвлечься. Хотя, потом это привело к очередным экспериментам…
Другие Реальности
Это единственное, о чем я никогда не писала в дневниках – о своем восприятии действительности в самом начале восстановительного процесса. Хотя все началось еще раньше, в больнице.
Уже потом я читала множество историй людей, переживших кому и клиническую смерть – рассказы о том, как «все стало ясно», как «все перевернулось» и т. д. Я не видела ни длинного коридора, ни яркого света в его конце, ни ангелов или демонов, я не «пришла к Богу» после долгой реанимации, что часто становится итогом в похожих случаях. Я просто не помню этот месяц своей жизни, как если бы не помнила свой сон. Уже потом в постреанимационном отделении я не помнила еще один месяц в больнице, и это тоже можно назвать забытым сном – для меня, скорее, это было просто сном.
Я не знала, что лежу в больничной палате на кушетке и передвигаюсь исключительно на каталке, потому что в это время жила привычной жизнью. Я ездила с «Тату» по европейским странам, встречалась с журналистами и вообще просто продолжала привычную работу. Так, на одном из телешоу «Тату» выступали с одной из песен, и почему-то долго не появлялись в студии. Я нервничала в этой суматохе, искала солисток. Через полчаса ожиданий и поисков я предположила, что выступление отменили, и с волнением спрашивала об этом местных журналистов. «Отменили, отменили!», – ответили мне, и только после этого можно было успокоиться. Сейчас я понимаю, что эту новость об отмене шоу сообщила мне медсестра в постреанимационной палате института нейрохирургии в ответ на мои беспомощные попытки разобраться. Моя подруга даже помнит рассказ медсестры о тех моих переживаниях и вопросах.
Эти «реальности» можно сравнить со снами. Я не летала и не видела «шестикрылых чудовищ» – я жила в привычном мире и даже ходила на работу. И свою нынешнюю реальность я могу представлять или считать сном точно так же.
После палат и санаториев я смогла жить дома, где снова видела все иначе. Это не обязательно было ночью и во сне – я не всегда фиксировала, как выпадаю из этой реальности. Я легко попадала в прошлое и заново проживала некоторые дни. Я видела многие эпизоды того времени – причем не всегда со своей точки зрения. Иногда я переживала прошедшие дни, будучи другими участниками событий. Так я видела те же эпизоды их глазами – и так сразу становились понятными их логика и их поступки.
В каждой реальности были маленькие различия. Например, в одной из таких «реальностей»-снов я видела, как моя сестра огорчилась, потеряв свою куртку. Потом я с удивлением обнаружила эту куртку у себя дома и поняла, что «в моей-то реальности эта куртка есть». Я уже начала сочувствовать ее потере, когда опомнилась: «А, это же было в твоей реальности!». Я часто повторяла эту фразу.
Выбор реальности с помощью врачей
Реальностей было много, а я не могла толком разобраться ни в одной, даже в своей собственной. Ну, действительно, что после этого можно подумать?! Я склонялась к мысли, что «времени нет». Я и раньше понимала, что иногда времени не существует (например, мы видим длинные сны за несколько минут или время исчезает в моменты оргазма), но это стало последней каплей. Каждую ночь и каждый день я оказывалась в разных эпизодах своей жизни, иногда в жизнях своих знакомых… Интернета у меня тогда не было, соответственно, его развлечений или поддержки тоже. При этом я еще и успевала жить в нашем привычном мире и ходить к логопедам…
Все это может показаться «невероятными снами» и «безумными видениями», но я там жила и все это чувствовала – а с этим-то как быть?! Я отчаялась что-то понять. Все это было похоже на сны, фантастически реальные и необъяснимые. Эти вопросы я решила задать психологу во время планового визита. Тогда я не производила впечатления здорового человека, медленно и тихо хрипела в разговорах, поэтому сначала нужна была «разведка».
Я очень вкратце сообщила врачу о своих переживаниях, готовая обсуждать все детали и задавать свои тысячу вопросов уже после. Но по реакции психолога сразу поняла, что выгляжу и говорю, как душевнобольная. С очень внимательным и заботливым лицом психолог спросил, часто ли меня «это беспокоит», после чего я прекратила свои рассказы и постаралась забыть об этом навсегда. Потому что очень хотела быть нормальной! Вскоре прекратились и «видения», и я больше не отвлекалась – стала просто учиться ходить и говорить.
ОК, я поняла, что «времени нет», но мы так точно его отсчитываем и так часто смотрим на часы, согласуя с ними абсолютно все, что, конечно, оно есть! И следующие несколько лет занял восстановительный процесс…
Все длинные диагнозы и сложные лечебные процессы выражались так
Первые полгода я с трудом держала равновесие и с трудом могла стоять и ходить – одна на улицу я не выходила и, конечно, большое спасибо всем, кто составлял мне компанию и кого можно было держать за руку! Конечно, каждая девушка часто думает о предложении ей руки и сердца от мужчины – так вот, рука это тоже очень важно!
Особенно утомительной была лечебная физкультура. Казалось бы, все просто: нужно просто правильно двигать руками и ногами при ходьбе! Но нужно было вспомнить и «автоматизировать» эти правила… Плюс тренировать каждую мышцу, чтобы эти правила выполнять: вот это было непросто!
Потом я научилась ходить и еще около двух лет прихрамывала – не потому, что у меня болели ноги, а потому, что была нарушена координация, и многие движения при ходьбе я делала «не по порядку». Если я нервничала, то вообще забывала всякий порядок движений – очень многое зависело от эмоционального состояния! А нервничала я почти всегда…
Ну, плюс к этому у меня не было голоса (и он восстанавливался особенно медленно), и было много шрамов. Мимика восстанавливалась тоже долго, и первый год я с трудом выговаривала слова, а улыбалась примерно раз в месяц (грустнее было то, что я не видела поводов…).
Хуже всего был рассеянный и потухший взгляд – носить очки я догадалась только через два года. Зато у меня было много фотографий и видеозаписей, где я хорошо выгляжу и улыбаюсь (многие врачи даже настойчиво рекомендовали просматривать эти архивные программы MTV) – я их не смотрела, и вообще старалась не думать об этом.
Конечно, больше всего мне помогла поддержка родных. Родные люди – те, кого ты чувствуешь родными, с кем понимаешь друг друга без слов. Я не стеснялась своего ужасного состояния и не старалась привычно произвести «выгодное» впечатление – у нас было общее понимание происходящего и общие цели! Родные люди не сочувствуют или, хуже того, не жалеют – они всегда помогают, без условий и в любой ситуации. И это лучшая психологическая поддержка! Однако очень важно понимать, что для такой бескорыстной и идеальной помощи сначала нужны и собственные действия и намерения. Иначе, чему помогать?!
Дневники
После возвращения домой из реанимации и санатория, через четыре месяца после аварии я стала вести дневник. Эта прекрасная идея принадлежала психологу, и, конечно, она стоила даже долгих часов приемов в кабинетах с прохождением разных научных психологических тестов! Те стандартные вопросы о моем посткоматозном состоянии и мироощущении я уже не помню, а все особенные истории, и грустные и веселые, остались в дневнике.
Я не прекращала вести дневники или просто что-то сочинять почти никогда. Это всегда было удовольствием, но со временем стало совсем легко, а после работы в прессе еще и «профессионально». Кроме того, ведение дневника однозначно подразумевает «работу мысли» и «мозговую активность», а именно эти усилия были очень нужны для моего восстановления после такой аварии.
Психолог разумно предложил записывать режим дня и расписание занятий, но я с детства уже привыкла записывать все, что можно, нужно или полезно запомнить. Я сделала «все по-своему», но после тех рекомендаций записывать режим у меня осталась привычка всегда фиксировать, в какое время я просыпаюсь и начинаю новый день своей жизни. Со временем выяснилось, что так гораздо проще «оптимизировать» свой распорядок дня, и что «чем раньше – тем лучше!».
Я описывала каждый прожитый день в течение периода восстановления – чтобы лучше запоминать происходящее и чтобы «не терять связи с реальностью». Разумеется, я публикую не все 400 страниц…
И все-таки основная характеристика этих записей в том, что они были сделаны именно в те дни (дни реабилитационного процесса)! И когда я писала дневник, я действительно не «потягивала коктейли», а училась ходить. И да – я была ужасно несчастна и совсем не красива, но дневника можно было не стесняться, и в нем все события и впечатления описаны честно. А потом моя жизнь стала совершенно другой – счастливой: конечно, это произошло не за один день, но обо всех моих действиях, которые к такому финалу привели, я рассказывала каждый вечер в дневнике – я вела его целых три года.
Через полгода после реанимации я смогла не только печатать и редактировать «в Ворде», но и писать ручкой на бумажке (потому что перестали трястись руки). И тогда я узнала удивительную вещь: мой почерк остался прежним, он совершенно не изменился! Это было очень обнадеживающе: возможно походка и голос тоже станут такими, как раньше. Но врачи все еще не могли гарантировать, что будут хоть какие-то…
Даже я сама, читая сейчас свои дневники, вижу, как стремительно менялись настроения, и как они целиком меняли окружающий мир! Мир-то, как мы привыкли считать, оставался все время прежним, и формула E = mс
2
События на первом этапе восстановительного процесса можно назвать однообразными – бесконечные приемы врачей и упражнения. Я не описывала их как захватывающие приключения – я старалась вернуться в этот мир и просто все фиксировала для восстановления памяти и ориентации. Так значительно лучше видно, как сильно менялась жизнь, и чего это стоило. Совсем не сразу я стала воспринимать все, как раньше – и в этом очень помогали (хотя иногда и ошибалась) врачи. Это и называется «реабилитационный процесс», и особенно полезно будет прочитать этот дневник тем, кому такой процесс предстоит. В мое выздоровление тоже не все и не всегда верили…
Но уже тогда я почему-то знала, что восстановлюсь, и что даже, скорее всего, опубликую эти записи – и старалась сделать свою жизнь и дневники веселее…
Когда я редактировала эту книгу, дневник я оставила без изменений – редко добавляла только короткие поясняющие описания, удаляла лишние эпизоды, матерную лексику (да и то не всю) и даже сделала три комментария.
Дневник
Октябрь 2003 – февраль 2004
«И вроде «все живые», все снова хорошо и все как раньше – я, Семенов, наша квартира и типа любовь, но я как будто дух – не могу ходить и говорить… И даже не дух, потому что летать я тоже не летаю, меня все замечают, подбадривают, заботятся обо мне, в конце концов…»
7 ноября 2003
2003
20 октября
с 12 до 15 – Бурденко
15.30 – приезд домой
16.00 – обед
17.00 – дом. задание
18.30–19.30 – прогулка
20.00 – ужин
22.00 – сон
Подъем был быстрым и безболезненным. В Бурденко были занятия с логопедом, компьютером, нейропсихологом и ЛФК. Устала.
Приходил папа. Обсуждали врачей и здоровье.
25 октября
10.00 – подъем
10.30 – завтрак
12.00 – Бурденко, психолог
13.00 – обратно
14.00 – обед, таблетки
19.00 – ужин, таблетки
Пошли в Бурденко. Я узнала много нового от психолога.
Звонила Валя: сказала, что решили навещать.
Папа придумал режим. Пора спать. В 9. Весь день ела шоколадки.
31 октября
12.00 – Бурденко
14.00 – из Бурденко
18.00 – ужин и таблетки
Утром поехали в Бурденко. Занимались компьютерами и у логопеда. Всего два часа занятий, а целый час езды из дома и обратно столько же. В квартире ела, смотрела телевизор, говорила по телефону.
4 ноября, вторник
День был задуман как выходной в Бурденко. Кем?! Потом появились какие-то занятия и во вторник.
У психолога выяснилось, что я еще и сближаю семью. Наверное, очень похвально.
С папой мы приехали домой, купив по дороге бананов. Сюда должна была приехать и Дуня, пока не выяснилось, что она заболела. Короче, оставалось только решить, как лечь спать.
Можно было написать дневник на компьютере, можно узнать новости по телефону письменно, можно просто есть. Было решено ограничиться ванной, которая была в каждом варианте.
5 ноября, среда
Это был обычный день, полный занятий.
Дома я пару часов обедала. Почему-то стала тратить много времени на это. Понятно, что обед включает в себя и просмотр телевизора, и переписку по телефону, но, скорее всего, просто катастрофически нечего делать. Потом наступил вечер, и пришел папа говорить, что я ничего не делаю. Я скоро разучу, но вряд ли соглашусь. После всего этого было решено идти спать: ведь был уже десятый час вечера…
6 ноября, четверг
Утро началось обычно. Потому что в 9:00. Потом приехала Дуня и забрала меня гулять к Центральному Дому Художника. Мы там честно дышали свежим воздухом и смотрели скульптуры. Там, кажется, изображен Холокост, что очень оптимистично… Потом поехали в китайский ресторан, оттуда домой, куда приехал и папа. Дуня приготовила еду и вкусный фруктовый салат. Все поужинали, потом время вышло.
7 ноября, пятница
Встать и позавтракать мне еще удалось, открыть дверь маникюрше с пятого раза (потому что она перепутала подъезды) тоже, а вот дождаться Валю и Дуню – нет. Вечером я получила от Вали сообщение, что они уехали в Турцию, в Анталию. Нашли, в общем, куда поехать. Но некоторым, я уверена, там очень нравится.