Тем более что у самой Илзбет не было никакого другого плана. Она попыталась придумать что-нибудь на ходу. Но сейчас, когда путешествие близилось к концу, ее голова работала ничуть не лучше, чем в долгие часы, проведенные в дороге. К тому времени, как Илзбет очутилась у дверей дома сэра Саймона Иннеза, она потеряла всякую надежду придумать что-нибудь умное. Оставалось лишь истово молиться, что этот человек ее спасет.
* * *
Саймон Иннез развалился в кресле у огня, с бокалом отличного вина в руке и хмуро взирал на лежащего на его коленях кота. Было ошибкой поддаться приступу милосердия и накормить этого огромного черно-белого котяру. Кот съел угощение и преспокойно вошел в дом. Иннез поглядел на своего пса. Зубастый лежал у его ног, и его нос украшала свежая царапина. Кто бы мог подумать, что огромный злой пес трусливо отступит перед бездомным котом, который безнаказанно лупит его лапой по носу!
Вздохнув, Иннез осторожно погладил кота, и тот глухо, раскатисто заурчал. По крайней мере это было приятней, чем слушать его храп. Да и выглядел зверь после того, как им собственноручно занялась Старая Бега, гораздо лучше. С видом оскорбленного достоинства кот перенес мытье и расчесывание, после чего ему втерли в шерсть какое-то масло, чтобы истребить блох.
– Разумеется, стоило смириться с этой маленькой неприятностью ради того, чтобы устроиться перед огнем, предварительно набив брюхо курицей, – медленно произнес Иннез, делая новый глоток вина. – Просто не верится, что я разрешил тебе лежать на моих коленях. Мужчины не жалуют кошек, знаешь ли. – Кот повернул голову, чтобы Саймону было удобнее чесать его за потрепанным ухом.
«Я веду себя, как старик», – сердито подумал он. Хотя ему вот-вот должно было исполниться только тридцать. Если подумать, тридцать – не так уж и много, невзирая на тот факт, что слишком много людей вообще не доживает до этого возраста. И уж точно тридцать – слишком мало, чтобы в одиночестве коротать вечера у огня, беседуя с котом и собакой. Несколько месяцев Иннез ничего другого не делал. Появление кота было единственным событием в его тихой с некоторых пор жизни. Саймон поморщился: он становится затворником.
Пора бы завести жену, подумал он, чувствуя, как от болезненной тоски сжимается сердце. Бывают верные женщины. Браки иногда заключаются на небесах. Он видел такие союзы и таких женщин совсем недавно, когда занимался делами Мюрреев. Одна часть его души, все еще уязвленная событиями прошлого, хотела бы оспорить этот факт, содрогаясь при одной мысли о женитьбе, но он сказал себе, что давно пора преодолеть страх. Если уж Торманд Мюррей, который успел соблазнить половину женского населения Шотландии, сумел найти такую жену, как Морэн – любящую, преданную женщину, наделенную и смелой душой, и острым умом, и редким даром видений, можно было надеяться, что и для него, Саймона, найдется где-нибудь такая же. Даже Джеймс Друммонд, приемный сын Мюрреев, которого обвинили в убийстве своей первой жены, нашел добрую женщину.
– Так отчего же я сижу тут, глажу драного кота, вместо того чтобы ласкать обольстительную женушку? – пробормотал он.
Кот немедленно запустил когти в ногу Саймона, словно возмущаясь нелестным эпитетом «драный».
Саймон подавил желание сбросить кота с колен. Он бы ни за что не признался вслух, но исходящее от зверя тепло, его мягкая шерсть и урчание странным образом успокаивали. Наверное, поэтому многие женщины так благоволят к кошкам, несмотря на все суеверия, связанные с этими созданиями.
Саймон как раз размышлял, не сдаться ли на милость судьбы и не придумать коту имя, когда в дверь постучали. В комнату вошел камердинер Макбин. Опять он не дождался, когда ему разрешат войти! Немало времени ушло на то, чтобы научить его хотя бы стучать в дверь.
– Как я посмотрю, этот мерзкий кот все еще здесь, – сказал Макбин, глядя на кота. – Прикажете выкинуть его вон?
– Думаю, он снова проберется в дом, – ответил Саймон.
Макбин фыркнул.
– Старухе не стоило тратить на него еду и воду. До чего потрепанный кот – хуже старого одеяла моей тетушки. И шрамов больше, чем у нее.
Саймон прикусил язык – так и рвался вопрос о том, откуда взялись шрамы у старой тетки Макбина. Излишнее любопытство было его главным и непреходящим грехом. Страсть, которую он питал к разоблачению тайн и нагромождению лжи, плохо сочеталась с возможностью заводить и сохранять друзей, хотя это его не особенно печалило. Саймон признавал также, что у него самого есть тайны, которые он предпочел бы видеть погребенными глубоко в прошлом. Старая Бега знала об этих тайнах, потому что приехала с ним из дома, где он провел детство, и свято хранила их, несмотря на то что обожала посплетничать.
– Какой толк от кота, если он сыт и счастлив, спрашиваю я вас? – продолжал Макбин, очевидно, не дожидаясь ответа. – Единственный смысл кошачьего существования – ловить мышей. А этот зверь не станет ловить мышей, если старуха будет и дальше набивать ему брюхо.
– Макбин, – перебил слугу Саймон, прежде чем тот успел заговорить вновь. – Ты явился сюда лишь затем, чтобы рассуждать о кошках?
– Нет. У меня письмо от короля.
– Так и подозревал, что должно быть что-то поважнее, чем обсуждение достоинств бездомного кота, – сообщил Саймон, принимая от Макбина письмо.
– Но король не пытается у нас поселиться, так ведь? И у него нету блох.
– Я не был бы так в этом уверен. Да и у кота их больше нет, благодаря стараниям Старой Беги.
– Нахватает снова.
Но Саймон не обращал на него внимания, и Макбин затеял игру в гляделки с котом. В письме содержались поразительные известия, настолько плохие, что Саймон залпом осушил бокал и протянул Макбину, чтобы тот налил еще. Убит один из людей короля! Хуже того, этот человек оказался его двоюродным братом, которого к тому же король любил. Юный Йен Огилви прибыл к ним, потому что в округе ходили слухи об измене, о том, что против его коронованного кузена и благодетеля плетется заговор. Клан Армстронгов, на который возлагалась ответственность за содеянное, Саймону был незнаком, но его знали все, и представители его имели репутацию отъявленных воров. У Саймона в жилах застыла кровь: эта ветвь Армстронгов через брак породнилась с Мюрреями. Если Мюрреи еще не пустились в бега, чтобы где-нибудь отсидеться, им, возможно, очень скоро придется это сделать.
– Плохие новости? – поинтересовался Макбин.
– Ничего хорошего. Убийство, предательство, обвинения, которые, кстати, уже бросили тень на Мюрреев. – Саймон побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – В деле замешаны Армстронги, а они приходятся родней Мюрреям. Слишком тесная связь, и король хочет узнать, не затевают ли и Мюрреи заговор против него.
– Королю и его советникам вечно мерещатся заговоры.
– Ты прав, но на сей раз подозрения небеспочвенны. Сэр Йен Огилви был уверен, что заговор есть, и прибыл сюда, чтобы узнать ответы на некоторые вопросы. Вместо этого получил кинжал в сердце, кинжал Армстронгов.
Макбин нахмурился и покачал головой:
– Нет. Не могу себе представить, чтобы этот клан надумал заниматься заговорами и подобной чепухой. Никакие королевские законы им не указ, кто бы ни сидел на троне. Зачем утруждать себя заговорами против человека, которому они все равно не подчиняются? Вот если бы вы сказали, что они угнали королевское стадо! Тогда бы я не усомнился. Но измена, интриги? Нет и нет.
– И я того же мнения. Кроме того, сэр Кормак Армстронг, кажется, старается обелить свою репутацию, поднявшись выше вороватых родичей.
– Король просит вас выследить убийцу?
– Да, это, а еще найти, кто, кроме Армстронгов, интригует против него. Вот если бы король пожелал, чтобы я нашел истинного преступника! Но он не задается подобным вопросом, из чего я заключил, что он и в самом деле решил, что виновны Армстронги из Эйгбаллы. Вот что меня тревожит.
Но прежде чем Макбин успел выразить свое недовольство тем, что хозяину предстоит заняться расследованием заговора против короля, раздался стук в парадную дверь. Макбин торопливо удалился, чтобы взглянуть, кто пришел. Видя раздражение слуги, Саймон усмехнулся, а затем продолжил изучать письмо, которое все еще держал в руке.
Ему придется исполнить приказ короля, но душа не лежала к этому делу, хотя совсем недавно он страстно мечтал, чтобы подвернулась какая-нибудь загадка, требующая его участия. На сей раз предстояло не просто докопаться до истины – нужно было защитить друзей. Саймон сомневался, что семья Кормака Армстронга может быть причастна к убийству, но это не значило, что среди Армстронгов не нашелся кто-нибудь, решивший затеять опасную игру. Он выдернет больной зуб, но это может стоить ему потери тех немногих друзей, которые у него были.
Возвращение Макбина отвлекло Саймона от мрачных раздумий. Он взглянул на слугу:
– И кто же там, в дверях? Еще одно письмо?
– Нет. Там монашка с двумя малышами, – ответил Макбин таким тоном, словно возвещал о прибытии самой смерти собственной персоной.
– Монахиня?
– Именно, и она говорит, что должна с вами побеседовать. Неужели вы спутались с какой-то женщиной и не сказали старухе? Наша карга не обрадуется, если так.
– Нет, ни с кем я не путался. А случись такое, Бега бы уже знала. Может, монахиня хочет, чтобы я помог найти людей, желающих взять к себе детей. Проведи ее сюда, Макбин, да принеси нам чего-нибудь поесть и выпить.
Как только Макбин с ворчанием удалился, Саймон согнал с колен кота и поднялся из кресла. Покашливание Макбина заставило его обернуться.
– Сэр Саймон Иннез? – спросила монашка.
– Да, – ответил он, кланяясь. – Чем могу служить, сестра?
– Мне нужна ваша помощь. Я должна узнать правду.
Саймон посмотрел на детей, цеплявшихся за юбку монашки. Вид у них был голодный, а одежда давно превратилась в лохмотья. Их лица были ему не знакомы.
– Вы ищете родственников этих детей?
– Нет. Они уже сказали мне, что у них никого нет, кроме одного человека, которому следовало бы заботиться о них, но именно он выгнал их из дому. Когда-нибудь я постараюсь, чтобы он получил за это сполна, но сейчас помощь нужна мне самой, ибо я в беде, как и моя семья.
– Но кто же вы?
– Мое имя Илзбет Армстронг. Я дочь сэра Кормака Армстронга из Эйгбаллы и Элспет Мюррей.
Глава 3
Первой связной мыслью Саймона было то, как он рад, что эта девушка не монахиня. Впрочем, какая разница, если она с ног до головы в монашеском облачении, поэтому он выбросил эту мысль из головы. Это оказалось делом не столь легким, как должно бы, потому что он успел заглянуть в ее огромные ярко-синие глаза. Ее глазами смотрела сама невинность; но он не знал, можно ли доверять этой невинности. В выражении ее лица ясно читались и испуг, и решимость.
– Кажется, я как раз читал про вас, – сообщил он и показал ей письмо от короля. Легко было узнать королевскую печать.
На какой-то миг он испугался, что она сейчас упадет без чувств, поскольку ее лицо внезапно лишилось красок. Саймон сделал шаг к ней и застыл в нерешительности. Она не покачнулась, но, напротив, решительно расправила плечи и вздернула подбородок. Румянец постепенно вернулся на ее нежные щеки, а прекрасные глаза гневно сверкнули. Но что было причиной ее злости? То, что ее оболгали, или тот факт, что он уже предупрежден о ее злодеянии? В том, что касалось женщин, Саймону всегда хотелось верить собственным суждениям. Однажды он доверился чужим рекомендациям и жестоко за это поплатился. Теперь, чтобы завоевать его доверие, требовалось гораздо больше, чем пара прекрасных глаз или полных, соблазнительных губ.
– Это ваши дети? – поинтересовался он, кивнув в сторону малышей. Впрочем, подумал он, она слишком молода, чтобы быть матерью мальчика.
– Теперь – да, – ответила она. – Рейд и Элен. Вы желаете выслушать мою историю или сразу потащите к королю?
Так и следовало бы поступить, подумал Саймон. По-хорошему, ее нужно было бы надежно запереть в тюремной камере, пока он будет расследовать дело. Но здравый смысл подсказывал, что сначала он должен выслушать ее историю, а уж потом сажать под замок. Чутье подсказывало, что она лишь пешка в чьей-то смертельной игре. Будь на ее месте мужчина, Саймон обязательно доверился бы интуиции. Впрочем, этих соображений было вполне достаточно, чтобы усомниться, стоит ли отдавать ее людям короля, которые наверняка обойдутся с ней жестоко. После череды предательств король, вероятно, пожелает ее смерти, и она не доживет до того момента, когда будет доказана ее невиновность. Мало того, что он даром потратит время на расследование, так еще и допустит напрасную казнь.
– Садитесь, – сказал Саймон. – Я выслушаю все, что вы сочтете нужным мне сообщить, и уж тогда решу.
Илзбет рассматривала мужчину, в доме которого оказалась по воле судьбы. Он был высок, шести футов или даже выше ростом, и худой, даже слишком худой. Но в его физической силе этого стройного тела она ни на миг не усомнилась. У него было такое лицо, что сразу становилось ясно – пощады не жди. Резкие черты от высоких скул до твердой линии подбородка. Даже нос срезан под острым углом, слишком крупный для лица. Густые черные волосы, стянутые в хвост, похоже, были слишком длинными. Прямые черные брови и длинные темные ресницы нисколько не смягчали холодную сталь серых глаз. Единственная мягкая линия в лице прослеживалась в некоторой полноте нижней губы. И уж конечно, никакого намека на мягкость не было в его низком голосе и ледяном тоне.
Было в этом человеке нечто такое, отчего кровь забурлила в жилах Илзбет. Она начала подозревать, что мать и кузины не были уж такими странными, когда рассказывали, как чувствовали себя, когда встретили предназначенного им мужчину, как колотились их сердца и кипела кровь. Илзбет была готова мурлыкать от удовольствия, разглядывая этого сурового мужчину, от которого теперь зависела ее жизнь.
Стряхнув наваждение, она подтолкнула детей к кушетке возле камина. Села сама, и дети прижались к ней. Саймон сел в кресло, расположившись так, чтобы видеть ее лицо. Она поймала себя на мысли, что зачарована грацией его неспешных движений, и в душе укорила себя за это. Совсем неподходящее время для того, чтобы наивно восхищаться мужчиной, особенно после того, как другой мужчина всего несколько дней назад жестоко предал ее. С другой стороны, ее восхищение еще раз доказывало, что она не любила Уолтера; эта мысль ее немного утешила.
– Но ваше признание может немного подождать, – сказал Саймон, когда в комнату вошли Макбин и Старая Бега с подносами еды и питья.
Илзбет сверкнула глазами, услышав слово «признание», однако ее вниманием тут же завладела женщина, которую сэр Саймон представил как Старую Бегу. Полная и седовласая, она, казалось, нисколько не робела в присутствии грозного хозяина. Служанка принялась хлопотать вокруг детей. Худой, как жердь, слуга по имени Макбин только хмурился, глядя на них.
– Ох, да вы только посмотрите на этих милых крошек, – ворковала Старая Бега. – Их нужно вымыть и переодеть в чистое. – Она подхватила Элен на руки. – Пойдемте-ка со мной, вы оба, и будем мыться прямо сейчас. Потом вернетесь сюда и как следует поедите.
– Но, – начала Илзбет, совсем не уверенная, что хочет остаться наедине с сэром Саймоном.
– Вы только не сердитесь, – сказала на ходу Старая Бега. – Я приведу их назад сразу же, как они сменят свои лохмотья на чистую одежду. Идем, Макбин!
– Идем, Макбин, – проворчал слуга, направляясь вслед за женщиной. – Принеси то, сделай это! Ты только не сердись, старая, но я не подряжался на тебя работать.
Дверь за ними плотно затворилась. Илзбет с тоской посмотрела на закрывшуюся за ними дверь и подумала: вот бы выскочить в коридор, следом за этой доброй женщиной! Потом перевела подозрительный взгляд на Саймона. Вряд ли у него было время спланировать их уход, однако отсутствие в комнате детей было ему очень на руку.