Планируя очередные поездки, он уже достаточно освоился и обнаглел для того, чтобы дополнять их своими личными маршрутами. С самого начала своего пребывания в СНГ ему очень хотелось побывать в Риге.
Обосновавшись в Одессе и пустив на своем новом поле деятельности кое-какие корни, Кфир попытался осуществить свою давнюю мечту. Как уже упоминалось, в тот период ему не надо было отчитываться о времени и местонахождении. Он курировал весь юго-запад Украины, от Керчи до Львова, разъезжал в основном поездами, при полном отсутствии маломальской связи, и начальство не могло знать, где он находился и что делал в какой-либо момент. Чувство ответственности, однако, часто мешало оторваться от интенсивной работы.
Тем не менее, во время очередной «пробежки» по просторам великой страны, Кфир решил заехать в Ригу. Утром, выехав из Одессы в Херсон на «Ракете» – корабле на воздушной подушке, через несколько часов он был на месте. Проработав там весь день и переночевав, на утро он собирался отправиться автобусом в Николаев. Ему навсегда запомнилась утренняя поездка по Херсону в автобусе к автовокзалу. Сказать, что пассажиры были набиты в автобусе как сельди в бочке – это значит, ничего не сказать. Кфир даже и не попытался бы зайти в такой переполненный автобус. Местных же, которые стояли рядом на остановке, это обстоятельство нисколько не смутило, впрочем, как и тех, кто уже был в автобусе. Это невероятное «уплотнение», по-видимому, являлось нормой, и было ежедневной практикой, как бы естественной частью среды. Если бы не местная знакомая, он бы, наверное, еще долго стоял на остановке. Чтобы описать атмосферу в таком автобусе, нужно быть художником, любителем экстрима и поэтом одновременно. В этот период экстрим для него был более или менее нормальным, частым явлением. Держаться в автобусе не представлялось возможным, но и необходимости в этом не было. Непонятно, как он не потерял сумку, а точнее, как ее не унесло от него этим медленным, но мощнейшим людским течением. Из карманов тоже ничего не пропало, по-видимому, по той простой причине, что в давке такой плотности карманники теряют свой «оперативный простор».
Итак, добравшись из Херсона в Николаев, Кфир был встречен своими соратниками, с которыми провел еще один рабочий день. Как и было договорено, они заранее купили ему билет на самолет в Ригу. Естественно, он заблаговременно предупредил своего кузена, которого не видел 22 года, о своем предстоящем прибытии.
Самолет улетал в семь вечера, и где-то к шести Кфир с сотрудниками прибыл в аэропорт. Здесь их ожидал неприятный сюрприз. Оказалось, что кто-то из работников перепутал время. Другими словами, самолет не улетал в 7 вечера, а улетел в 17:00. «Поезд ушел». Не теряя времени, бросились проверить возможность полета на Москву.
Да, было очень обидно. Разработать такую комбинацию поездок, учитывая единственный в неделю рейс на Ригу из Николаева, бешеную занятость и другие факторы, было очень непросто. Кфир не знал, когда ему представится другая такая возможность.
Рейс на Москву уходил через час, и он решил обдумать ситуацию во время полета. Посадка прошла нормально, однако в самом конце оказалось, что не хватает одного места. Женщина с ребенком на руках, которая последней вошла в самолет, была в отчаянии. В ряду Кфира через проход сидел мужчина с двумя детьми, одного из которых он держал на коленях. Опытная стюардесса сразу же предложила решение. Если мужчина согласится, чтобы женщина взяла на руки его младшего ребенка, а кто-нибудь другой, (в этот момент она повернулась в сторону Кфира и очень мило ему улыбнулась) согласится держать ее ребенка во время рейса, то освободится недостающее место. Мужчина согласился, согласился и Кфир. Мать его маленького спутника на всякий случай подстелила ему на колени что-то плотное, но все обошлось, мальчик вел себя хорошо, не шумел и даже улыбался.
Прилетев в Москву, Кфир решил проверить возможность переезда ночным поездом в Ленинград. Добравшись из аэропорта на метро до Ленинградского вокзала и там получив всю информацию, он взял билет на «Красную Стрелу», которая должна была скоро уходить.
Итак, проспав несколько часов в спальном вагоне (на сей раз у него был только один билет), где-то в районе семи он был в Ленинграде или Петербурге. На вокзале в первую очередь прочитал утреннюю молитву, предварительно надев тфилин. Он делал это каждое утро уже много лет, однако в этом городе организации «Память»[10] для него это имело особое значение. Во время молитвы ему вспоминался Маяковский: «Смотрите, завидуйте…»
В Ленинграде жила сестра жены его деда – Галя. Деда и его жены к тому времени уже давно не было в живых. Кфир помнил, как тетя Галя приезжала в тот прекрасный подмосковный дом, где они с сестрой в детстве часто проводили лето. Получив ее телефон у соседей деда, ему удалось дозвониться до нее еще из Одессы. Так что она была в курсе его возможного появления.
Когда он позвонил с вокзала, ее не оказалось дома, но на звонок ответил ее сын, который сразу же вызвался подъехать. Юра, с которым они раньше не были знакомы, оказался невысоким плотным блондином, судя по всему, родившимся уже после того, как семья Кфира уехала из СССР. Этому молодому парню, делающему свои первые шаги в бизнесе, было очень интересно поговорить с иностранцем. Пока они добрались до их квартиры, тетя Галя была уже дома. Она приняла Кфира на кухне, занимаясь варкой супа, не пригласив в комнату. Однако перед тем как он ушел, она отлучилась и, вернувшись на кухню, протянула две фотографии – деда и бабушки – а также небольшую палехскую шкатулку, внутри которой были маленькие, не работающие настольные часы. «Это тебе на память от деда», – сказала она. Тогда стало ясно, чем объяснялось столь странное гостеприимство.
Дед был очень состоятельным человеком. Естественно, что когда деда не стало в 1971 году, мама Кфира – единственная прямая наследница – будучи в Израиле, ничего не унаследовала. У деда был уникальный вкус к антиквариату, который дополнялся поистине редкими возможностями для советского человека. К его адвокатским услугам в свое время обращались люди из разных городов. Да, тетя Галя, наверное, и не поняла, что она дала не просто какие-то поломанные часы. Однако суть, конечно, не в этом.
Вторая половина дня в Ленинграде ушла на добычу билета на ночной поезд в Ригу. С трудом удалось взять билет на место в общем вагоне. Ему первый раз пришлось ехать таким образом. Уже во время посадки он обратил внимание на бандитского вида верзилу, который, выражаясь его языком, «клеил» проводницу. Когда отъехали, часов в 12 ночи, Кфир сразу же залег на свою верхнюю полку и, положив сумку в более безопасное место между собой и стеной, попытался уснуть. Конечно, в этом пространстве с неограниченными звуками и самыми неограниченными ароматами спалось очень посредственно. Кроме всего, положение усугублялось плохим самочувствием – результатом чего-то съеденного в течение дня. Пришлось несколько раз выходить, спускаясь вниз по полкам. По пути он несколько раз беспокоил верзилу, который сидя в почему-то открытом купе проводницы, явно продвигался в своих планах. На второй или третий раз верзила посмотрел на Кфира так, как смотрит сторожевая собака, у которой хотят отобрать кость. Он понял, что лучше в следующие разы смотреть в другую сторону. В его состоянии продолжать заниматься железнодорожным альпинизмом было нежелательно, к тому же не спалось, да и светало. Он сел в коридоре на свободное место и задумчиво смотрел в окно.
Минут через 15 поезд несколько замедлил ход, и они проехали какую-то маленькую станцию. Молодые мужчина и женщина на велосипедах ждали у шлагбаума, пока пройдет поезд. Было видно, что они дачники, но не российские. Весь их вид говорил о том, что поезд уже на территории Латвии. Их спортивный, бодрый вид буквально окунул Кфира в утреннюю летнюю свежесть, которая откликнулась в памяти. Он почувствовал то, что ощущал в детстве в пионерском лагере во время зарядки. Да, детские впечатления, как бы глубоко они не хранились, всплывают с удивительной четкостью, со всеми ощущениями, красками, оттенками, запахами и волнениями. Он смотрел в окно на знакомую с детства природу и не мог оторваться, ощущая смешанные чувства. Двадцати двух лет отсутствия на этой земле, которая отвергла его, как будто и не было.
Через некоторое время въехали в город. Все было знакомо: пригород, начало городской черты, сам вокзал… Кузен, которого он все же успел предупредить о своем приезде, ждал на перроне. Кфир сразу же узнал его, несмотря на все эти годы, хотя он и показался ему гораздо меньше, чем когда-то. Кажется, как ни странно, основное чувство, которое они оба испытывали во время этой встречи на вокзале, было любопытство. Они никогда не были очень близки, да и разница по всем параметрам социального положения не способствовала этому. Интересно, что кузен первым делом сказал, что ожидал увидеть Кфира более высоким, и что на улице никогда бы его не узнал. Так как вечером Кфир собирался уехать в Москву, несмотря на все протесты, в первую очередь он купил билет на вечернюю «Латвию». Затем попросил принять душ. Во время завтрака посвятил кузена в свои планы на тот день. В первую очередь – на кладбище «Шмерли»[11], на могилу отца, потом в «Румбульский лес»[12] – там где-то бабушка с тетей, которых он не знал; а затем он хотел попытаться найти старых друзей родителей, если останется время. Кфиру повезло. За этот день он успел больше, чем надеялся. Вечером он уехал в Москву.
На следующее утро, придя в посольство, он отчитывался о проделанной работе. Вечером, наконец добравшись до «Севастопольской» гостиницы, где были постоянно забронированы номера, поужинав и приняв душ, лег в постель и к удивлению почувствовал какой-то особенный комфорт, которого никогда раньше не ощущал на этих знакомых неудобных кроватях. Прислушавшись к себе и проанализировав ситуацию, он понял, что уже не одну ночь спал в поездах, и его наконец-то не качает.
Глава 10
Как становятся интриганами
В посольстве Кфир получил массу литературы в ящиках для своего региона. На вокзал он приехал в сопровождении грузовика, под руководством некого самоуверенного молодого человека. За считанные минуты до отхода поезда его команда начала заносить ящики в тамбур, что вызвало бурный протест со стороны проводника, сопровождающего свое возмущение самыми сочными одесскими эпитетами. Кфир бы еще долго наслаждался этой сценой, но поезд должен был вот-вот тронуться, а проводник с молодым человеком буквально столкнулись лбами. Ему удалось разрядить обстановку, сказав проводнику:
– У вас уникальный одесский диалект. Такого сейчас уже не услышишь, – и мягко взяв его за локоть, добавил, – Я не сомневаюсь, что мы с вами сможем договориться…
Проводник сразу же смягчился и ответил:
– Это у мене? Да, что ви. Вот у моей мами был настоящий одесский разговор! – В это время поезд тронулся, и бригада забрасывала последние ящики уже на ходу. Позже Кфир их затолкал к себе в купе и забил его так, что ему пришлось спать на верхней полке. Благо в Одессе его встречали.
На очередной встрече с Семеновским Кфиру стало известно, что через несколько дней должен состояться телефонный разговор между замами мэров Одессы и Хайфы на тему приезда одесской делегации. В те, можно сказать, исторические времена, не всегда удавалось дозвониться по городскому телефону, не говоря уже о междугороднем. По рассказам местных жителей, база телефонной связи устанавливалась еще до революции бельгийцами, и с тех пор не особенно изменилась. Семеновский сказал, что в разговоре с начальницей отдела культуры он предложил, чтобы Кфир присутствовал в качестве переводчика, на что та ответила, что у них уже есть свой человек. По различным причинам Семеновскому было лучше использовать Кфира, поэтому он сказал ему, где и когда быть на всякий случай.
Естественно, что когда Кфир услышал о наличии переводчика, то сразу же подумал о Шае. Шай проталкивал тему контактов с хайфской мэрией с самого начала, так что его присутствие и использование в качестве переводчика во время разговора было само собой разумеющимся. Связь с Хайфой была назначена в среду на 11 часов утра. На 10 часов уже был назначен координационный совет общины, на котором Шай и Кфир должны были присутствовать. Совет проходил в новом офисе Арта, в 5-ти минутах ходьбы от мэрии.
Во время совета Шай вел себя более нервно, чем обычно, выкрикивал, что это просто трата времени, часто смотрел на часы. Нужно было его как-то задержать. Кфир передал записку Саше, сидящему рядом, чтобы он сделал что-нибудь для этого. Когда Шай в очередной раз произнес свою реплику, Саша разразился гневной речью. Кроме общей критики его деструктивного поведения он в заключении проорал: «Если ты еще раз посмотришь на часы, я с тобой на совете больше заседать не буду!» Это сулило развал совета, чего никто себе позволить не мог. Шай притих. Через 5 минут Кфир вышел «в туалет» и пошел в мэрию.
Семеновский нервно вышагивал в одном из коридоров мэрии около двери кабинета, у которого они договорились встретиться. Когда они зашли внутрь, директор отдела по культурным связям бросила на Кфира неодобрительный взгляд, но ничего не сказала. Связь уже была заказана, ждали звонка. Как только раздался звонок, переводчик, а им оказался сотрудник мэрии, который с грехом пополам изъяснялся на английском, поднял трубку. С его стороны послышались самые обыденные фразы, произнесенные с невообразимо тяжелым русским акцентом. Этот ограниченный запас слов, сформулированных в короткие, грамматически неправильные предложения, можно было понять лишь при знании русского языка. Недоумение на лице переводчика, который растерянно показывал, что ничего не понимает, привело к тому, что все молча повернулись в сторону Кфира.
Взяв трубку, Кфир услышал поток французской речи с сильным марокканским акцентом, который он немедленно остановил обращением на иврите. Оказалось, что Проспер – вице-мэр – не знал ни слова по-английски. Короче говоря, кончилось тем, что все детали, касающиеся поездки делегации, прошли через Кфира в самом официальном порядке.
Интересно, что глава отдела по культурным связям, плохо скрывавшая свое недовольство ролью Кфира в ходе переговоров, сказала Семеновскому: «Вот этот молодой человек, он вроде бы культуру представляет, а между тем не производит такого впечатления». Это был на редкость суковидный, ведьмообразный представитель женского рода. Непонятно, на чем основывалось мнение этой дамы, возглавляющей отдел по культурным связям и не говорящей ни на одном иностранном языке.
До отъезда делегации было еще месяца полтора. Кфиру полагался отпуск уже более месяца назад, но он никак не мог вырваться. Все время что-то мешало: то какой-нибудь съезд, то встреча, то еще что-нибудь. На этот раз ему надлежало встретить во Львове советника главы правительства по делам Восточно-Европейского Еврейства, заблаговременно проверив, все ли готово к его приезду, а также сопровождать его.