Серебристая луна освещает сквозь окно кирпичную стену напротив. Внезапно на ее светлом фоне вырастает отчетливая тень головы, срубленной беретом, и ниже – револьвера, зажатого в обеих руках. Кажется, это «магнум» сорок пятого калибра.
Я знаю, как работают копы в подобных случаях. Сейчас он ворвется в комнатку и резко поведет своим «магнумом» во все стороны, готовый выстрелить в любую секунду. Блондин будет следовать за ним, прикрывая со спины. Главное – вырубить первого, в берете. Если блондин растеряется, то совладать с ним будет раз плюнуть.
Тень на кирпичной стене неотвратимо разрастается. Из соседней комнаты доносятся вкрадчивые шаги, тихое похрустывание битого кирпича под подошвами.
Едва из дверного проема появляется рука с револьвером, я что есть силы бью по запястью обрезком трубы. Оружие летит на пол. Коп даже не успевает вскрикнуть, потому что я выскакиваю и наношу ему трубой сокрушительный удар прямо в ухо. Краем глаза замечаю блондина.
Выстрел!.. Пуля свистит в каком-то миллиметре от моего плеча и с сухим хрустом вонзается в стену за спиной. Я в один прыжок оказываюсь на расстоянии вытянутой руки от лица блондина. Апперкот в скулу отбрасывает его к стене, он судорожно направляет на меня оружие, пытается выстрелить, но не успевает. Несколько хуков в челюсть и длинный прямой в корпус отправляют копа в глубокий нокаут.
Я забираю из его руки пистолет, сую в карман, усаживаюсь рядом и жду. Проходит минут пять, прежде чем блондин приходит в себя. Я встряхиваю копа, поднимаю, прислоняю к стене и что есть силы сжимаю его шею.
– Что вы от меня хотите? – шиплю я ему в лицо.
Блондин очень испуган. Рассчитывать на помощь не приходится. Напарник лежит ничком в дверном проходе, вокруг его головы расползается темная лужица крови. Я все сильнее сжимаю шею врага, ощущая, как под рукой нервно дергается хрупкий шершавый кадык.
– Зачем вы меня преследуете?
– Отпусти, – хрипит блондин. – Я скажу.
Я чуть-чуть ослабляю хватку, однако продолжаю контролировать ситуацию.
– Ну?!..
– Мистер Джеки Донован…
– Что?.. Он приказал за мной следить? Давно? Погром в моей квартире – тоже ваших рук дело?
– Донован попросил отследить все твои контакты.
– Какие контакты? С кем? Зачем я ему понадобился?
– Я не знаю.
Короткий резаный удар в ухо заставляет блондина дернуться словно от разряда электротока. Он понимает, что я шутить не намерен, и отводит глаза.
– Ты полицейский! – вбиваю я в него слова словно гвозди. – Ты выполняешь незаконный приказ. Судья не имеет права просить тебя отслеживать контакты частного лица без соответствующей санкции. Зачем я понадобился судье?
– Его жена Алиса…
– Что?!
– Мистер Донован в чем-то подозревает жену.
– В чем именно?
– Он нам не говорил.
Я изо всех сил сжимаю горло подонка и тут же ослабляю хватку.
– Не заставляй меня тебя пытать!
– Судья подозревает Алису в убийстве своего брата Алекса. Они давно уже не ладили меж собой – все трое. Алекс исчез, и Джеки Донован приказал нам проследить за Алисой. Вас видели утром у старого теплохода на втором пирсе.
Собственно, нечто подобное я и предполагал. Я не мог лишь предвидеть, что за Алисой начнут следить сразу же, как только она уйдет из дома.
– Зачем вы полезли в Старый город?
– Мы должны были похитить тебя, допросить с пристрастием и сообщить мистеру Доновану о результатах.
– А потом отправить меня на тот свет? Да?
– Судья наверняка не оставил бы тебя в живых. Это все, что я знаю. Честно. Я все сказал. Отпусти меня, пожалуйста!
Блондин смотрит на меня с мольбой. Он очень-очень хочет жить. Я его почти обнадежил. Но оставлять в живых этих мерзавцев никак нельзя. Если они выберутся отсюда, то меня можно считать покойником.
Я наконец-то отпускаю его шею. Рука медленно скользит в карман куртки. Рифленая рукоять «магнума» удобно ложится в ладонь. Предохранитель опущен. Палец на спусковой скобе.
Выстрел звучит куда громче, чем я ожидаю. Блондин вскрикивает и отлетает к стене. Для надежности я стреляю ему в голову. На кирпичной кладке позади копа мгновенно расцветает клякса из крови и мозга.
Я склоняюсь над типом в берете и вижу, что он мертв. Удар обрезком трубы раздробил ему заднюю часть черепа.
Трупы можно не прятать – в ближайшее время их все равно не найдут. Да и вряд ли кто-нибудь будет искать вообще. Копы не сунутся в Старый город даже под прикрытием полицейского спецназа. Смерть коллег они наверняка спишут на проституток. Мол, покойники нарушили неписаное правило, влезли на чужую территорию.
Уже не таясь, я спускаюсь к своей машине, при этом не испытываю никаких угрызений совести. Мне совершенно не жаль убитых подонков. Над ними наверняка есть кому плакать. А вот надо мной рыдать будет некому.
Я усаживаюсь за руль, и тут в кармане звонит телефон. Номер Алисы.
– Алло…
Мне звонит какая-то девочка и просит, чтобы я срочно подъехал в южный пригород. Мол, так хочет мама.
– Твоя мама – Алиса Донован?
– Да.
– Почему звонишь ты, а не она?
– Я не могу рассказать обо всем по телефону.
– Что-то стряслось?
– Вы все узнаете на месте. Мы ждем. Второй коттедж слева от главной дороги, белый дом под черепичной крышей. Я встречу.
Моя первая мысль – это подстава. Джеки Донован вполне мог запугать дочь, заставить ее позвонить мне с мобильника матери и назвать адрес, по которому меня будет ждать с дюжину головорезов. О дальнейшем лучше не думать.
Однако голос девочки вроде бы прозвучал искренне. Она действительно чем-то испугана. Проверять ее слова нет ни времени, ни возможности. Да и какого черта?! Ведь даже в городе пороков хочется хоть кому-нибудь верить!
8
Утопив педаль газа в пол, я мчусь по ночному Старому городу. На такой скорости я доберусь до назначенного места минут за пятнадцать-двадцать. Этого времени вполне достаточно, чтобы обдумать свои дальнейшие действия. Но размышлять нечего. Если звонок дочери Алисы подстава, то действовать придется по обстоятельствам, полагаться на быстроту реакции и силу.
На обочинах мелькают тусклые огни фонарей, похожие на уставших светлячков. На улицах ни души. Тихо. Моросит мелкий противный дождь. Колеса с шумом рассекают лужи, рассыпая по сторонам сверкающие брызги.
Южный пригород – район относительно спокойный, насколько это вообще возможно в городе пороков. Конечно, до Бельвю, единственного приличного островка безопасности, ему далеко. Но здесь у тебя все-таки есть шансы уцелеть, не быть убитым ради праздного любопытства. Ради того, чтобы понаблюдать, как стекленеет твой взгляд.
Погруженные в полумрак трущобы и сверкающие карусели Старого города закончились. Здания, ветхие и крошащиеся, словно зубы героинщика, остались позади. Еще одна затяжка сигаретой, и они растворяются во мраке.
Я смотрю в зеркальце заднего вида – позади лишь пятна мерцающего неона и блеск асфальта, омытого дождем. В южном пригороде я был всего раза два или три. Но фотографическая память творит чудеса. Вот нужный поворот налево, поодаль виден второй коттедж. Я резко торможу на перекрестке, не доезжая пары сотен метров. Предосторожность не помешает. Особенно если твоя жизнь не стоит ни гроша.
Я глушу мотор и минуту сижу в полной тишине, оценивая обстановку. Хвоста за мной нет. На пустынной дороге трудно было бы остаться незаметным. Опытным взглядом осматриваю периметр – все чисто. Вдоль дороги тянется ряд аккуратных коттеджей с ровным пунктиром деревьев у обочины и лужайками перед фасадами. В голливудских фильмах в таких домах обычно проживают люди с достатком. Небольшим, но позволяющим считать себя достигшими хоть чего-то в жизни.
Я выхожу из машины, не спеша приближаюсь к забору, окружающему второй коттедж, стараюсь держаться в тени пышных крон. В отличие от Старого города здешний муниципалитет не скупится на освещение. Да и подростковые банды сюда особо не суются. Это территория мафии, ее вотчина.
Люди с деньгами – отличный материал для обложения данью. Мир и спокойствие в городе – не просто слова. За них нужно платить точно так же, как за воду, газ или электричество.
Я оглядываюсь по сторонам, хватаюсь за верхний край забора, подтягиваюсь и бесшумно приземляюсь по ту сторону. Надо мной возвышается двухэтажное здание. Газон перед ним расчерчен ровными ломтями теней от проходящих рядом электропроводов и высоких деревьев. Крыльцо освещено одинокой лампой. В доме горят лишь окна второго этажа. Дверь приоткрыта.
Я нащупываю за поясом рукоять пистолета. Палец на предохранителе. Тело напряжено, адреналин впрыскивается в кровь. Словно дикий зверь, я пытаюсь уловить малейшее движение, любой шорох поблизости. Если это ловушка Джеки Донована, то замаскирована она искусно. Я в несколько прыжков пересекаю расстояние от забора до дома, проскальзываю внутрь.
На первом этаже ни души. Я стою в просторном холле. Вверх ведет широкая деревянная лестница, оттуда брезжит мягкий свет. Слышен приглушенный женский голос. Это она, Алиса. Я узнал бы ее тембр среди миллиона других.
Медленно поднимаюсь. Одна из ступеней предательски скрипит. Будь здесь засада, я как пить дать уже лежал бы на полу с простреленным животом, корчась от боли. Я поднимаюсь на второй этаж, оказываюсь в узком коридоре. Из-за приоткрытой двери в его конце пробивается полоса света. Я подхожу, прислоняюсь к стене и резко открываю дверь.
– Фил, это ты? Я знала, что так и будет. Все в порядке, расслабься.
Я вытираю капли пота со лба. Мои опасения оказались ложными. Наконец-то я вижу перед собой ту женщину, которая совсем недавно казалась мне лишь сном. Алиса лежит на широкой кровати, укрытая одеялом. Лампа на ночном столике горит матовым приглушенным светом. Длинные тени, похожие на мазки черной краски, лежат на полу.
– Это хорошо, что все в порядке. Вот только зачем я оказался срочно нужен?
Мой вопрос остается без ответа. Женщины любят выдерживать паузу.
Рядом с кроватью в кресле сидит девушка. Видимо, это и есть ее дочь. Она совсем еще молода. Цветок, только-только начинающий распускать лепестки. Смугловатая кожа с детским пушком на щеках. Голубые глаза смотрят на меня с невинной чистотой, но во взгляде читается опыт и внутренняя зрелость. Она уже знает все, что положено взрослой женщине. Жизнь в городе пороков быстро делает людей взрослыми, избавляет их от лишних иллюзий.
– Это твоя дочь?
– Да. Знакомься, ее зовут Саманта.
Девушка, не произнося ни слова, делает легкий кивок, с нескрываемым любопытством осматривает меня с головы до ног так, будто собирается снять на ночь, оценивает, подхожу я ей или нет. Она сидит у самого ночника, отчего рассмотреть ее внимательно не составляет труда.
Саманте лет семнадцать, может, чуть больше, но выглядит она немного старше из-за яркого макияжа. Стройная гибкая фигура, узкие ладони с длинными пальцами пианистки. Густые черные ресницы, бросающие тень на слегка выступающие скулы. На щеках у нее едва заметные ямочки. Пухлые губы с блестящей яркой помадой, выдающие ее желание выглядеть взрослой и раскованной. Но при всем этом выражение лица серьезно и сосредоточенно.
Я смотрю на Саманту, не в силах оторваться от этой притягательной красоты. Мужчины слетаются на таких очаровашек, как мухи на мед. Приглашают их в рестораны, покупают дорогие подарки, делают непристойные предложения, страстно целуют и обнимают. А девушки продолжают вести свою коварную игру. Бросают томные взгляды, скромно опускают глаза. Улыбаются обворожительно, робко, в то же время призывно и сбегают в конце вечера, не оставив ни адреса, ни телефона.
Саманта таинственна и проста так же, как сама природа. В ней угадывается божественность Алисы. Королева-мать, принцесса-дочь. Черт возьми, все-таки на моем пути продолжают попадаться шикарные представительницы женского пола. Не каждый может похвастаться таким хоть раз в жизни, а мне вот повезло.
Я нащупываю на стене слева от двери выключатель. Раздается щелчок. Яркий электрический свет заливает комнату.
– Нет, не нужно! Выключи! – Алиса резким движением натягивает одеяло на голову.
Но я успеваю заметить ссадины на ее лице, в один прыжок оказываюсь у края кровати, осторожно отбираю у обессилевшей женщины одеяло и осматриваю ее. Синяки на шее, руках и ногах. Похоже, ей крепко досталось.
Во мне поднимается волна возмущения и ненависти, прямо как на ринге. Будь сейчас рядом тот ублюдок, который сотворил такое с моей женщиной, я голыми руками разорвал бы его пополам.
Я сжимаю кулаки и рычу, еле сдерживая себя:
– Кто с тобой такое сделал? Просто назови имя этого негодяя! Я вышибу из него все дерьмо! – Гнев переполняет меня до краев.
Ненавижу, когда бьют женщин. Тот, кто пользуется их беспомощностью, – мразь, достойная самого жестокого наказания. Алиса снова натягивает одеяло до самых глаз и тяжело вздыхает. Даже сейчас, избитая и униженная, она невыразимо прекрасна. Я тону в ее глубоких, полных грусти и боли глазах.
– Это все сукин сын Джеки! Его рук дело. Не думала, что он на такое способен. На меня никогда и никто не смел поднимать руку. Да, я знала, что он подонок, но не подозревала, что Джеки Донован способен так низко поступить со мной. Я его законная жена, он еще очень о многом пожалеет. – Алиса сердито бьет кулачком о край кровати, по ее щеке медленно катится крупная слеза.
Я хватаю женщину в объятия, глажу ее по голове, пытаясь успокоить.
Она вскрикивает от боли, но когда я ослабляю хватку, говорит мне в ухо:
– Держи меня крепко, Фил. Всегда.
По моим венам проносится электрический разряд, и я страстно впиваюсь в эти губы, способные проклинать и дарить высшее в мире наслаждение. Спустя мучительно долгое мгновение мы останавливаемся, чтобы отдышаться. Алиса без сил опускается на кровать.
Я присаживаюсь рядом, беру ее за руку. Взгляд мой падает на лицо девушки. Ее щеки заливает жаркий румянец, синие глаза возбужденно горят. Внезапно она вскакивает со стула и поворачивается лицом к окну.
– Я ненавижу своего отца! Не-на-ви-жу! – с жаром и отвращением по слогам роняет дочь.
– Саманта, дорогая… – лепечет обескураженная Алиса.
– Ты удивлена, что он тебя ударил?! Я долго скрывала, но больше не буду молчать. Этот кусок дерьма несколько месяцев назад начал ко мне грязно приставать!
– Что ты говоришь?! – Признание дочери застало Алису врасплох.
Она с испугом смотрит на нее и спрашивает:
– Почему ты сразу мне не сказала?
Саманта поворачивается к нам. Ее бьет нервная дрожь, злость, обида, жалость к себе и матери. Но она не дает выхода эмоциям, опускает голову, отворачивается к окну. Ей хочется быть сильной. Вся в мать!
Меня разрывает на части от желания отомстить Джеки Доновану. Я готов сейчас же сорваться с места, найти этого урода и забить до смерти. Двух ударов, думаю, хватило бы.
– Не нужно спешить, Фил, – говорит Алиса, словно читая мои мысли. – Я тебе еще не все сказала. Нас видели вместе на пирсе, у теплохода. Джеки подослал своих людей следить за мной, как только я хлопнула дверью и ушла от него. Глупо все вышло. – В ее голосе слышна досада. – Теперь он подозревает меня в измене. Его самолюбие задето.
– Шансов, что все это закончится хорошо, изначально было мало. Рано или поздно он узнал бы о нас.
– Фил, это тоже еще не все. Муж вдобавок к этому подозревает, что я каким-то образом причастна к таинственному исчезновению Алекса. Я, конечно, сочинила на ходу, что мы после «Глубокой глотки» разъехались по домам. Но он так посмотрел, что у меня холодок по шее пробежал. Я боюсь Джеки. Если правда всплывет на поверхность, нам обоим конец.
– Не стоит драматизировать ситуацию. На любое действие существует ответ. – Я пытаюсь ее успокоить, но и сам понимаю, что наши жизни теперь в смертельной опасности.