Раб еще раз всмотрелся в бесстрастное лицо правителя, надеясь достучаться до слушателя, вызвать у того сочувствие или интерес. Однако герцог ничем не проявил своего любопытства.
– В общем, все закончилось очень печально, – произнес человек-дракон после паузы. – Торговцы рассердились на меня, решив, что я вовлек их в глупое предприятие, из-за которого они лишились собственных денег и прибыли. В следующем порту они подчистую ограбили меня и продали в рабство. Новые владельцы увезли меня далеко на юг и показывали там на ярмарках и базарах. А потом я им наскучил, да и здоровье мое пошатнулось – так что меня опять продали и на этот раз повезли на север. Однако наш корабль захватили пираты, и у меня снова сменились хозяева. В конце концов меня купили, чтобы под видом «человека-дракона» показывать зевакам в балагане. Каким-то образом твой канцлер узнал об этом и доставил меня сюда. И теперь я нахожусь здесь, в полном твоем распоряжении.
Герцог хранил молчание. Он не знал, что и думать: надо же, в его покоях появился человек-дракон! Сперва он хотел было подробно расспросить обо всем канцлера, но затем отверг эту идею. Теперь его вниманием полностью завладел раб, покрытый чешуей. Он говорил убедительно, этот «певец дракона». Голос его, правда, не отличался мелодичностью, однако речь была правильной, как у образованного и благородного человека. Интересно, сколько ему лет? Вполне возможно, что пленник гораздо моложе, чем кажется. Раб заговорил снова, и в словах его было столько тоски и отчаяния, что правитель Калсиды даже слегка нахмурился.
– Люди, называющие себя моими хозяевами, лгали! На самом деле я вовсе не раб. Я никогда не совершал преступлений, наказанием за которые стало бы рабство, да и не был гражданином такой страны, где практикуется подобная кара. Если вы не освободите меня, полагаясь на истинность моих речей, то хотя бы позвольте мне отправить весточку родным. Я уверен, они выкупят меня!
Человек-дракон опять закашлялся – на этот раз сильнее, и при каждом выдохе его лицо искажалось болезненной гримасой. Ему едва удалось избежать падения, а когда он вытер рот, на губах у него блестела мокрота. Это было отвратительно.
Герцог смерил пленника холодным взглядом:
– Теперь я знаю твое имя, но мне это совершенно не важно. Ты оказался здесь из-за того, что собой представляешь. Ты наполовину дракон, и это – единственное, что меня интересует. – Он прикинул, как лучше поступить дальше, и уточнил: – А давно ли ты занедужил?
– Ты ошибаешься, говоря, что я наполовину дракон. Это не так. Моя мать родом из Удачного, а моим отцом был калсидиец, Кайл Хэвен. Он был морским капитаном. Таким же мужчиной, как и ты.
Это жалкое создание посмело сжать кулаки, двигаясь вперед на коленях. Канцлер немедленно рванул поводок, который оставался у него в руках, и Старший издал невнятный крик боли. Эллик небрежно пнул его ногой, заставив завалиться на бок. Существо бешено сверкнуло на него глазами. Канцлер придавил сапогом шею закованного в цепи Старшего, и на мгновение герцог вновь увидел того воина, которым когда-то был Эллик.
– Изволь вспомнить о вежливости, иначе я сам преподам тебе урок хороших манер! – сурово произнес Эллик.
Однако герцог не знал, было ли это данью уважения к нему, или же канцлеру понадобилось заставить удивительное создание замолчать прежде, чем оно заговорит снова. Мелкая чешуя, синий окрас и даже светящиеся глаза доказывали, что перед ними не человек. Это надо же было догадаться – притвориться, будто его отец калсидиец! «Хитроумен, как дракон», – недаром существует такое присловье!
– Как давно ты занедужил? – повторил герцог свой вопрос.
– Не знаю. – Старший прекратил сопротивляться. Отвечая, он даже не поднял взгляда на герцога. – Трудно определить ход времени, находясь в темном корабельном трюме. Но я уже был болен, когда меня продали… болел, когда пираты захватили корабль. Какое-то время они боялись ко мне прикоснуться, и не только из-за моей внешности. – И раб зашелся в приступе кашля, свернувшись в клубок на полу.
– Он плохо выглядит: кожа да кости, – заметил герцог.
– Вроде бы для Старших это нормально, – осторожно предположил Эллик. – Насколько я знаю, они все такие. В старинных свитках есть несколько изображений, на которых они выглядят именно так. Высокие, худые и покрытые чешуей.
– У него жар?
– Возможно, температура у него и выше, чем у обычного человека, но это, опять же, может быть характерным свойством подобных существ.
– Я болен! – опять объявило создание с новой решимостью. – Почему ты спрашиваешь его, а не меня? Я похудел, не могу делать глубокие вдохи, я горю в лихорадке. Позволь мне послать весть тем, кто будет готов заплатить за меня выкуп! Проси все, что пожелаешь, я ручаюсь, что ты получишь это.
– Я не ем мясо больных животных, – холодно проговорил герцог, устремляя взгляд на Эллика. – И я недоволен тем, что столь жалкое создание испускает тут предо мною болезненные миазмы. Полагаю, у тебя были благие намерения, канцлер, но это не соответствует твоей части нашего договора.
– Да, о мой великолепный повелитель. – Канцлер признал свою вину и вынужден был согласиться, но в его голосе появились едва заметные жесткие нотки. – Я прошу прощения за то, что навязал тебе его присутствие. Я немедленно удалю человека-дракона с ваших глаз.
– Нет, погоди.
Герцог тщательно прикидывал, что ему следует предпринять. Крошечный кусочек плоти, который Эллик дал съесть ему несколько недель назад, подействовал благотворно. В течение почти двух дней после этого герцог нормально переваривал пищу и даже мог вставать и делать самостоятельно несколько шагов. Потом ощущение здоровья ушло, а слабость вернулась. Плоть человека-дракона полностью не исцелила его, однако придала силы на некоторое время. Правитель Калсиды прищурился, размышляя. Это создание определенно имеет ценность, а разочаровать Эллика именно теперь значило бы совершить серьезную ошибку. Следует принять Старшего как подарок, дать канцлеру почувствовать, что он сохраняет расположение своего повелителя. Герцог сознавал, что именно Эллик сейчас является опорой трона. Однако нельзя предоставлять канцлеру слишком большую власть и уж тем более отдавать ему в жены свою дочь. Ведь стоит Эллику обрюхатить Кассим – и тесть станет ему не нужен.
Герцог обдумывал все возможности не торопясь. Он не обращал внимания на то, что гвардейцы изнывают от жары, а лицо Эллика потемнело от стыда… и, возможно, от гнева. Он смотрел на Старшего. Если съесть мясо больного животного, есть риск заболеть самому. Однако это существо можно вылечить – и тогда оно снова станет полезным. Жизненные силы Старшего казались немалыми; возможно, его удастся полностью исцелить.
Заботу о пленнике следует поручить Кассим. Она по праву считается весьма искусной целительницей – и к тому же это поможет держать Эллика в подвешенном состоянии. Сейчас его дочь надежно заперта, и ей не позволяют ни с кем общаться. Она ежедневно шлет отцу послания, спрашивая, чем заслужила подобное обращение. Герцог ни на одно из них не ответил. Пусть остается в неведении: тогда эта коварная женщина ничего не сможет предпринять против него. Старшего непременно надо изолировать, чтобы защитить и сохранить только для собственного употребления. Герцог не собирался показывать его своим лекарям. Этим неумехам не удалось вылечить своего повелителя, и здесь от них наверняка толку тоже не будет! Да к тому же они способны отравить человека-дракона из чистой зависти: просто потому, что канцлер смог предоставить правителю то, чего не сумели дать они сами.
Властитель Калсиды удовлетворенно кивнул собственным мыслям: картина складывалась. Он был чрезвычайно доволен своим планом. Итак, Старшего будет выхаживать Кассим. Герцог даст ей знать, что если она его исцелит, то сможет получить свободу. А если ее подопечный умрет… что ж, он предоставит дочери самой воображать последствия такой неудачи. Пока же он не станет пить кровь этого создания. А если Старшего не удастся оздоровить настолько, чтобы он стал источником пищи, тогда останется возможность обменять его на то, что необходимо. Человек-дракон дал понять, что сородичи ценят его. Герцог откинулся на троне, но обнаружил, что его выпирающим костям удобнее не стало, и снова ссутулился. И все это время сбитое с ног жалкое создание строптиво взирало на него, а Эллик внутренне кипел, с трудом сохраняя внешнее спокойствие.
«Ну что же, довольно колебаний. Решение принято, и теперь надо действовать».
– Позвать сюда начальника тюрьмы, – приказал герцог. Гвардейцы дернулись было выполнять распоряжение, но он поднял палец и дал понять, что это будет поручено Эллику. – Когда он придет, я поговорю с ним и объясню, чтобы этого Старшего держали вместе со второй моей особой узницей и обращались с ним так же мягко. Думаю, что со временем человек-дракон восстановит свое здоровье и будет очень полезен. Ты, мой достойный канцлер, сможешь сопроводить раба и удостовериться в том, что его разместят в тепле, со всеми удобствами и будут кормить хорошей едой.
Он подождал мгновение, предоставив Эллику возможность испугаться того, что повелитель просто заберет экзотический подарок и ничем его не вознаградит. Заметив, что в душе канцлера начинают разгораться искры гнева, он заговорил снова:
– И я объявлю начальнику тюрьмы, что ты имеешь право навещать обоих заключенных, когда пожелаешь. Кажется разумным даровать тебе некую привилегию. Доступ к тому, что со временем станет твоим. Как ты считаешь, канцлер: это справедливо?
Эллик встретился с герцогом взглядом, и постепенно в глазах его появилось понимание.
– Это более чем справедливо, о блистательный. Я немедленно приведу сюда начальника тюрьмы. – Он дернул было за цепь своего пленника, но герцог покачал головой.
– Оставь человека-дракона здесь, пока будешь ходить за тюремщиком. Тут охрана, – думаю, мне нечего бояться со стороны этого скелета.
По лицу канцлера промелькнула тень беспокойства, но он только глубоко поклонился и, медленно пятясь, покинул помещение. Герцог продолжил рассматривать свою добычу. Судя по виду Старшего, над ним особо не измывались. Наверное, он немного оголодал, а блекнущие синяки свидетельствовали о побоях. Однако никаких признаков гноящихся ран не заметно.
– Чем ты питаешься, существо? – поинтересовался он.
Старший встретился с ним взглядом:
– Я человек, несмотря на свою внешность. Я ем то же, что и ты. Хлеб, мясо, фрукты, овощи. Пью горячий чай. Не откажусь от хорошего вина. В общем, буду рад любой чистой еде.
Герцог заметил, что в голосе человека-дракона послышалось некоторое облегчение. Он понял, что с ним будут хорошо обращаться и дадут ему время выздороветь. Ни к чему вкладывать ему в голову какие-то другие мысли.
– Если мне дадут бумагу и чернила, – произнесло существо, – я составлю письмо своим родным. Они непременно меня выкупят.
– А твой дракон? Ты ведь, кажется, говорил, что воспевал драконицу? Что она может дать за твое благополучное возвращение?
Старший улыбнулся, но улыбка у него получилась несколько кривая.
– Трудно сказать. Возможно, вообще ничего. Поступки Тинтальи по человеческим меркам предсказать нельзя. В любой день и час ее отношение ко мне может измениться. Думаю, ты заслужишь ее расположение, если я благополучно вернусь туда, где она рано или поздно сможет меня найти.
– Значит, тебе неизвестно, где сейчас твоя Тинталья?
Герцог решил, что это сильно уменьшает возможность использовать Сельдена в качестве приманки, чтобы завлечь дракона туда, где его можно будет убить и разделать на куски. Если только раб вообще говорит правду. Драконы ведь славятся своей лживостью.
– Оказавшись в плену, я был далеко от тех мест, где мог бы рассчитывать на встречу с ней. Возможно, она решила, что я ее покинул. Как бы то ни было, я не видел Тинталью уже несколько лет.
Не самое радостное известие.
– Но ты же родом из Дождевых чащоб? А там ведь много драконов, верно?
Существо растеряло свою решимость и, поколебавшись, ответило:
– Когда драконы вышли из коконов, слухи об этом распространились повсюду. Но я давно не был дома, а потому не могу с уверенностью говорить о том, как там все обстоит сейчас.
Уж не почуял ли этот хитрец возможность заключить выгодную сделку? Ладно, пусть думает что угодно. Но человек-дракон ни в коем случае не должен знать, от чего зависит жизнь его повелителя. За дверью послышались шаги: наверняка это Эллик возвращается вместе с начальником тюрьмы.
И герцог спокойно кивнул созданию:
– Прощай пока, Старший. Хорошенько ешь, отдыхай и набирайся сил. Позднее мы, возможно, еще поговорим. – Он отвел от него взгляд и велел стражникам: – Охрана! Несите меня в Укромный сад! Когда я там окажусь, меня должно ждать горячее вино с пряностями.
Ближе к полудню Тинталья ощутила, что воздух пахнет древесным дымом. Ветер принес запах издалека, но тем не менее это подняло ей настроение. Трехог уже недалеко, а вечер наступит еще не скоро. Мысль о предстоящей встрече со своими Старшими радовала драконицу. Сильнее заработав крыльями, она постаралась не обращать внимания на боль: теперь, когда цель была уже близка, терпеть ее стало легче. Тинталья призовет Малту и Рэйна, и они займутся ее раной, ловкие руки Старших наверняка сумеют найти наконечник стрелы и извлечь его. Ну а потом ей сделают какую-нибудь припарку и немного почистят чешую. Драконица издала тихий горловой стон. Сельден всегда ухаживал за ней лучше, чем остальные двое. Этот маленький певец был ей предан. Тинталья не знала, жив ли он еще и сильно ли состарился. Трудно было понять, насколько быстро стареют люди. Минует всего лишь несколько сезонов, и они вдруг оказываются дряхлыми. Потом пройдет еще немного времени – и они мертвы. Интересно, какими стали Малта и Рэйн?
Бесполезно гадать. Скоро она их увидит. Если ее Старшие слишком стары, чтобы ей помочь, она воспользуется драконьими чарами, чтобы залучить на службу новых людей.
Когда солнце начало опускаться к реке, ощущения Тинтальи обострились. Ветер принес больше запахов дыма и человеческого жилья. Чуткий слух уловил слабые постукивания, перемежающиеся треском: то были звуки нескончаемого переделывания мира. Топоры врезались в дерево, а молотки забивали гвозди. Люди никогда не могут принять вселенную такой, какая она есть. Они постоянно все ломают, а потом прозябают среди руин и развалин.
На реке раскачивающиеся от ветра суденышки боролись с течением. Когда тень Тинтальи накрыла их, люди принялись запрокидывать головы, что-то кричать и указывать пальцами на драконицу. Но она не обратила на это никакого внимания. Впереди виднелись плавучие причалы, которые использовали жители построенного на деревьях города. Тинталья пронеслась над ними, недовольная тем, насколько маленькими эти самые причалы выглядят. Ей уже приходилось на них садиться, когда она только вышла из кокона. Конечно, доски трескались и ломались, да и несколько судов тогда здорово пострадали. Но можно ли винить в этом Тинталью? Разумеется, нет: если люди хотят, чтобы к ним в гости прилетали драконы, им следует строить более надежные сооружения.
Тинталья взвыла от боли, когда ей пришлось скосить крылья, чтобы описать круг. Драконица понимала, что, куда бы она ни села – на сушу или на воду, – ей все равно предстоит испытать боль. Значит, она выберет пристань. Тинталья расправила крылья и замахала ими, опуская когтистые лапы на деревянный настил. Люди тотчас разбежались в разные стороны.