Лесополоса неподалеку от Кишинева, 30 апреля 1986 года, среда
Праздник удался. Удался на все сто процентов. Родители ушли с работы еще в обед, по-быстрому заскочили домой, захватили ведро с маринованным мясом и меня и поехали к окраине. У вокзала пересели на другой автобус и долгие полчаса мотылялись по Мунчештской[2]… Я еще удивился, всего-то одну улицу проехать, а такая длинная. Остановка называлась «Мунчештская, 812». Неужели бывает на одной улице столько домов? И зачем?
Но потом было весело. Шли в гору не просто так, а напевая. На остановке их ждал Леха-десантник. По жаркой погоде он снял с себя все, оставшись в одной десантной тельняшке. Леха решительно отобрал у родителей ведро, запихнул его в рюкзак, а рюкзак взвалил на плечи. На вопрос: «Не тяжело ли одному?» – буркнул: «За речкой и не такое тягали!»
Я уже знал, что «за речкой» это не за Днестром, это Леха так Афганистан называет. Леха там служил. Правда, рассказывать он про это не очень любит. Зато я много читал в газетах. Как наши школы в Афганистане открывают, электростанции строят и помогают воевать с тамошними капиталистами и их наемниками-душманами. А десантников там простые афганцы называют «шурави», что значит друг.
Шли весело. Несмотря на тяжелый рюкзак и крутоватый путь вверх по склону, Леха задал такой темп, что мне и маме иногда приходилось переходить на бег. А Лехе все трын-трава, он еще и анекдоты травил.
Когда пришли, отец отошел в сторону, кулинарить. Над шашлыком он всегда священнодействовал – дрова подбирал, тщательно сортируя, потом пережигал их на угли, сам нанизывал мясо на шампуры, сам и жарил, время от времени поворачивая, и то раздувая угли, то давая им стать тускло-багровыми… Впрочем, результат оправдывал все затраченные усилия. Мясо трещало за ушами, и все съедали по два, а то и по три шампура, даже Маринка-практикантка с маминой работы, которая все остальное время тряслась над своей фигурой и соблюдала таинственную «диету».
Впрочем, сейчас ей, похоже, не до мяса. Она сидела у костра и слушала Леху. А Леха, непонятно с чего, вдруг изменил своей обычной сдержанности. То песни пел какие-то незнакомые, про чужие горы… то байки травил. Я, само собой, присел поближе и слушал, открыв рот. У этого разговорчивого Лехи получалась какая-то странная война. Странная, но… Манящая. Горы. Чужие, странные люди. Незнакомые слова. «Духи». «Зеленка». «Мангруппа». «Вертушка». Не сразу и поймешь, что к чему, но перебивать не хотелось. Хоть было и не все понятно.
И сразу было ясно, что Леха – настоящий герой. И молчал он от скромности. А сейчас вот открылся. Эх, если б еще Маринка куда-то свалила. А то все: «Ой, Леша, спой лучше… Ну и что, что «ваши» песни закончились? Ты Высоцкого спой. Или Визбора… Знаешь? Вот!» И подпевала: «Ми-ла-я моя, сол-ныш-ко лес-но-ее…» Эх-х, ну и дура! Можно подумать, про солнышко кто другой спеть не может! А тут герой под боком, с настоящей войны. Даже американского разведчика почти поймал…
Впрочем, может, и хорошо, что Леха перешел на Визбора и Высоцкого. Потому что тут как раз меня подозвала мама и отправила встречать тетю Люду. «Видишь, рюкзак у нее тяжелый, и идти вверх трудно! Вот и встреть, помоги…» Хорош бы я был, если бы в это время Леха о войне рассказывал. А Визбора пропустить не так жалко, его песни я уже не раз слышал…
Впрочем, когда я дотащил рюкзак тети Люды к костру (та и не подумала помочь или поблагодарить, побежала вперед, прилипла к маминому уху и начала что-то жарко шептать… Опять свои любимые сплетни небось) Леха уже закончил с песнями и читал какой-то стих. Незнакомый. Про поручика, который где-то на краю земли с маленьким гарнизоном. И про его гордый ответ адмиралу: «Нет, я не подпишу твоей бумаги! Так и скажи Виктории своей…»[3]
Эти слова легли мне в самую душу. Так им! Так и надо отвечать! Пусть у них целая эскадра, пусть! А все равно – «русские не сдаются!»
И тут сбоку диссонансом вполз противный шепот тети Люды. Разобрать удавалось не все, только обрывки: «Да, говорят, в Чернобыле реактор взорвался… Да, «Голос Америки» сказал… Ну да, хуже атомной бомбы… Говорят, шведы панику подняли… Нет, наши-то молчат… А американцы говорят, что радиация такая, что ночью над Киевом аж небо светится…». Тут я даже отвлекся от Лехи. Про Чернобыльскую АЭС мне рассказывали, там однокурсник отца работал. Передовая станция, на ней всегда эксперименты ставили. Надежная, наверное. Что ж она врет-то? Ну, сейчас мама ей… Мама моих ожиданий не подвела. Твердым голосом прервала сплетницу, и сказала: «Постой, Люда, это сейчас не главное!» И отошла к папе. А что? И правильно! Папа-то про станцию куда больше знает. И уж точно объяснит врушке, кого надо слушать, а кого не стоит. Впрочем, папа, судя по реакции, не очень-то хотел ради какой-то балаболки отрываться от шашлыка, который как раз «дозревал»… «А что? – рассудил я про себя, – тоже верно! Сплетни и глупости эта тетя Люда каждую неделю приносит. А шашлык – он раз-другой в год случается. И портить его не следует.
Кажется, маме это не понравилось. Она начала, что случалось редко, что-то выговаривать папе злым, даже отсюда слышно, голосом. Послушав пару минут, папа сдался. Подозвал Бориса Львовича, второго заядлого «шашлычника» компании, и буквально навязал тому готовку. Потом отошел к остальным взрослым. Хм, странно… Не собрание же против «злостной антисоветчицы» папа устроить собрался?
А дальше было совсем странно. Разговор у взрослых был, сразу видно, коротким. И обескураживающим для всех. А затем родители, наскоро со всеми попрощавшись и так и не попробовав шашлык, поволокли меня обратно домой. Впрочем, домой мы поехали с мамой, папа отстал. А мама по приезде домой начала срочно обзванивать свое начальство и нашего завуча.
Затем были короткие, нелепые, суматошные сборы. И уже через час мы ехали в аэропорт. Каким-то чудом папа достал три билета до Москвы. Из Москвы на поезде уехали к бабушке в Карелию. В голове у меня все просто звенело от непонимания. Зачем? Куда бежим? Была бы радиация, так объявили бы! Неужели они поверили этой врушке? И «Голосу Америки»? Да там же враги, неужели неясно! Леха против них в Афгане воевал, шпиона ихнего ловил…
Впрочем… Дней через пять после приезда все лениво, нехотя, заговорили про аварию. Мол, да, была. Был пожар. И четвертый энергоблок отключен. Погибло два человека. И это «грузило» меня еще сильнее. Неужели «два человека погибло» – стоило того, чтобы панически, нелепо как-то бежать через всю страну?
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Надо сказать, что именно это был первый случай, когда я понял, что не всегда наша страна права. И не всегда американцы врут. Вернувшись домой, я узнал, что Леху услали на «ликвидацию последствий аварии». И слова новые появились. «Ликвидатор» и «сталкер». Ликвидатор – так всех, призванных в Чернобыль называли. А сталкер – это вроде как у Стругацких, только Зона – в Чернобыле. Леха, вернувшись, долго этих самых сталкеров материл. Ему их там пришлось гонять от поселка. И радиацию, ими вынесенную, замерять. Вообще, про горы у него не слышно стало. Зато появились про мутантов. Про двухголовых зайцев и лопухи выше человеческого роста. А еще он часто стал пить. А в декабре 1986 он неожиданно слег. Рак. От Чернобыля. И уже в следующем марте мы его хоронили. Маринка все плакала. Тихо так, жалобно… Когда вернулись с кладбища, отец, что бывало редко, напился. Да и мама выпила. А я… Я достал радио и настроил «Голос Америки».
Кишинев, Молдавская ССР, 12 апреля 1988 года, вторник
– Юрка, догоняй, давай! – заорал Серега и побежал через перекресток, не оглядываясь. Приятель догонит, куда денется… А вот мест в видеосалоне может и не хватить. До сеанса всего 15 минут. И пофиг, что день рабочий, а времени только пять. Все равно на такое чудо народ набивается. Даже рубля за вход не жалеют. Эх…
Впрочем, мы давно решили, что День космонавтики отметят именно первым походом в «видик». Слово чудное, но прижилось быстро. А сегодня в пять как раз и фильм космический. «Звездные войны». Про будущее, конечно.
Завидев впереди группку студентов, человек в десять-двенадцать, Серега побежал сломя голову. Если этих не обогнать, мест может и не остаться. Уф-ф-ф успел…
– Мне два! – выкрикнул он, протягивая дядьке на входе два «олимпийских» рубля. Взял из коллекции. Все равно серьезно собирать не выходило, а так – на нужное дело уйдут.
Я появился минут через пять. Принеся в качестве извинения пару эскимо и шоколадок «Аленка». И то верно. Поесть не успели, и желудок начало сводить.
Тут свет погас, и из динамиков донеслись хриплое рычание льва и гнусавый до невозможности голос произнес:
– Киностудия «Метро-Голдвин-Майер» представляет…
Это был бонус. Если зал набивался заранее, фильм все равно начинали по графику. Но зрителей могли развлечь, показав пять-семь минут диснеевских мультиков. Пока шли мультики, Серега торопливо жевал мороженое. Говорят, потом, во время фильма, можно и забыть…
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…видеосалоны, появившиеся у нас с весны 1988 года, резко «приблизили» загадочную Америку для многих советских людей. Даже те, кто считал их врагами, все равно бегали посмотреть забавные мультики про кота Тома и мышонка Джерри, романтичную фантастическую комедию «Короткое замыкание», или брутального Шварценеггера. Другие ломились на «Звездные войны», «Полицейскую академию» или на трюки Брюса Ли и Джеки Чана. Видеосалоны захватывали. Но стоили они недешево, и мне пришлось искать способы зарабатывать.
Я смотрел и смотрел их… Теряясь в мире голливудских фантазий. И выпадая порой из мира реального. Поневоле сравнивал их с нашими «боевиками». И закрадывалась мысль: «А наши-то только муть всякую гнать способны».
Кишинев, Молдавская ССР, 17 июля 1989 года, понедельник
Серега воровато огляделся по сторонам. Нет, показалось. За те две-три минуты, что он загляделся на работу Юрки Воронцова, никто не появился. И это хорошо, потому что иначе у любого, даже самого невнимательного, прохожего действия мальчишек вызвали бы вопросы. Нет, ну, в самом деле, кто поверит, что они возятся с этим железным ящиком не просто так, не имея в виду ничего плохого? Идея была его, Сереги. Они на днях фильм про Бони и Клайда посмотрели, ну и захотелось ему поиграть в американских гангстеров, взрывающих сейф. Сам же и нашел этот железный ящик на пустыре. Не сейф, конечно, замка не было… Для красоты и форсу они навесили амбарный замок, который Серега нашел у бабушки в сарае. Внутрь положили кучу резаной бумаги с надписями «100$», все в пачках, перетянутых резинками для бигуди. Юрка настоял. Сказал, что хочет проверить, останутся ли бумажки после взрыва целы или пострадают от взрыва.
Юрка он такой. Свой парень, конечно, но какой-то не от мира сего. Даже и играть не хотел. Пока Серега не произнес волшебное слово «американских». Все! Дальше Юрка и загорелся. На Америке у него «пунктик» с недавних пор. Но и играет он как-то… Не как все. По поведению – классический «очкарик-зубрилка». И игру в эксперимент превратит! Экспериментатор, маму его… звать по имени-отчеству. А как в футбол погонять или там, на соседний район идти, мстить за то, что они Сашку Рыжего побили, так нет. «Не пойду! – сказал, – глупо это! Пусть Сашка тех пацанов найдет, мы их потом подловим и отомстим именно обидчикам, а не первым встречным с района…» У-у-у, умник! И ведь не объяснишь ему, что мстить надо именно так, всем. Чтобы по всему городу потом закаялись пацанов со Старой Почты трогать!
Тут Серега спохватился и снова огляделся по сторонам. Никого не было. И ведь самого Юрку тогда чуть не побили за такие слова. Хорошо, Серега там был, вступился. Юрку бить не надо, от него пользы немало. Фантастику перескажет, которую самому читать лень. Или те рассказы про Холмса с Ватсоном, что в фильмы не попали. Или вот как сейчас… Игру-то придумал он, Серега, но разве он сам смог бы сделать динамит? Юрка, правда, настаивал, что никакой это не динамит, а «киса»[4], но «динамит» звучит лучше. Благороднее.
А Юрка не только динамит приготовил, но и взрыватель, и сам прикинул форму заряда так, чтобы «сейф» взорвался, а «деньги» не пострадали. Клевое выйдет приключение. Хвастаться потом не один год можно будет. И не забыть сказать, что сам придумал, сам сейф нашел. Да еще приврать, что в сейфе том деньги настоящие нашлись. Немного. Рубля три…
– Атас! – оторвал Серегу от мечтаний крик уже бежавшего прочь Юрки. – Ща взорвется!! В укрытие!!!
До бетонной будки, за которой они укрылись, было всего метров десять, а взрыватель рассчитан на пятнадцать секунд, так что можно было и не торопиться, но Юрка трижды предупредил, что взрыватели иногда и раньше срабатывают, потому бежать надо со всех ног, а лучше, добежав, еще и залечь. А то мало ли…
Добежав до укрытия и повалившись на землю, Серега стал ждать взрыва, но того все не было. Он уже начал открывать рот (о предупреждении Юрки, что взрыва лучше с открытым ртом и ждать, он от волнения забыл), когда донесся странный, ахающий звук. Удивительно негромкий и с каким-то взвизгивающим окончанием…
– Чего лежишь? – напряженным голосом спросил Серегу приятель. – Кончилось уже все! Вставай, пошли смотреть.
Подождав, пока Серега встанет и присоединится, Юрка уже в третий раз глянул на секундомер и похвастался:
– Кстати, взрыватель сработал нормально. Четыре десятые секунды отклонения всего! Так что все у меня в порядке. Не то что у…
Тут они как раз дошли до железного шкафа, возведенного в ранг сейфа, и он потрясенно замолчал. Вместо того чтобы аккуратно перебить дужку замка, взрыв буквально разворотил шкаф. Навесной замок исчез неизвестно куда, в дверце зияла неровная вмятина величиной с ладонь, задняя стенка и внутренности шкафа были посечены осколками. Впрочем, бумага, лежавшая на дне шкафа, почти не пострадала. Юрка криво усмехнулся и, повернувшись к Сереге, сказал:
– Да, над зарядом нам еще работать и работать… Но «добыча» уцелела. Предлагаю отметить!
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Химия захватила все мое время. Олимпиады, синтезы, кружок юного пиротехника. Жизнь была увлекательна и прекрасна, на последних летних каникулах я впервые влюбился…»
Кишинев, Молдавская ССР, начало августа 1991 года
Купаться мы пошли на Чевкарское озеро. А что? Очень удобно! С одной стороны, тут же, на Старой Почте, идти всего полчаса, а с другой – если отойти от пляжа метров на сто, то никто нас и не увидит. И не обратит внимания, что компания из четырех парней и двух девушек «по-взрослому» иногда прикладывается к пивку. К тому же в тени деревьев не так уж и достает августовское пекло. Угощал сегодня я. Проставиться я обещал давно, еще с весны, когда занял третье место аж на союзной олимпиаде по химии, да вот все случая не выпадало.
Зато, и это могли оценить все, проставился я по высшему разряду. Сгонял в Одессу и прикупил у фирмачей упаковку баночного «Туборга». Так что каждому по банке. И пара непочатых пачек «Мальборо».
– Хорошо сидим! – задумчиво произнес Серега, отхлебнув еще пивка.
Сидели действительно хорошо. Я напихал в сумку еще и запаянных пакетов со льдом, так что пиво было ледяным, и в такую погоду принималось организмом с особенной охотой. Даже Вера с Юлькой пили, хотя Юлька вроде не особая охотница.
– И правда хорошо! – поддержал его Генка. – Только вот откуда у тебя, my dear friend[5] Юрий, такие деньги? Цены я знаю, «Мальборо»-то натуральный, американский, тут по червонцу за пачку, а то и за пятнашку, партия-то мелкая… Да и «Туборг» в банках – тоже по червонцу. А то и по двенадцать. Итого имеем сколько? Правильно, от семидесяти рублей до стольника. Ты столько за всю жизнь не заработал! Так откуда бабки? Предки расщедрились, что ли?