Белое сари с золотой каймой, жасминовая гирлянда в волосах. Короткая блуза, хоть и сшитая специально по мне, настолько узка, что по рукам перестаёт циркулировать кровь и они начинают отниматься. На зелёной лужайке в форте Кочин керальские девушки в таких же белых сари качают меня на качелях.
Как всегда, индийцы счастливы видеть иностранку в их национальной одежде. Дамы, работающие в моём отеле, заставляют меня надеть нижнюю юбку. Нижняя юбка в отеле полагается по форме. Как же удивлены дамы, увидев, что я ещё и не ношу рейтуз по колено. Эти рейтузы они называют трусиками и считают их незаменимой частью женского гардероба. Дамы хихикают и стыдливо прикрывают рот, а меня подмывает спросить:
– Над кем смеёмся? Над собой смеёмся! На улице тропическая жара, температура никогда не опускается ниже двадцати по Цельсию. На вас пять метров не продуваемой ткани, полотняная юбка по щиколотку и плотные рейтузы по колено…
Что поделать, другая культура. Хотя моя одежда и не слишком кричащая, всё же здесь она вызывает сильный резонанс. Мне даже зачитывают специальное постановление менеджера по персоналу: «Певица такая-то должна носить бюстгальтер», сноска: «поскольку персонал отеля обсуждает…»
Я никогда не носила бюстгальтер. Несколько раз покупала, но потом всегда забывала надеть. Такая вот интимная особенность. Бюстгальтеры со мной не дружат. Но постановление начальника для меня закон. Еду за бюстгальтером. Местные бюстгальтеры, все до одного, на вате, с эффектом увеличения груди. Покупаю самый скромный, и всё равно в нём я выгляжу куда более вызывающе, чем без него. Теперь мне и самой становится неудобно, и я выхожу из номера в лёгком палантине на плечах. Разговоры немного утихают.
Через некоторое время местная газета берёт у меня интервью, на следующий день я просыпаюсь знаменитостью.… В бизнес-районе Кочина Ернакуламе и так очень не много иностранцев, а тут ещё эта статья с фотографией… Меня начинают узнавать на улице и просить автограф.
Вслед за этим, по указанию руководства отеля, я даю ещё одно интервью. На этот раз местному телевидению. В течение получаса я отвечаю на тогда ещё ломаном английском на сладенькие, банальные вопросы ведущего. У меня совершенно пряничное выражение лица и доброжелательно-слабоумная улыбка.
В конце передачи я пою латин-поп-песенку «Pasadena» и «Falling in love with you» Пресли. Всё действие происходит на фоне проплывающих по заводи кустов. Передача до слипания приторная. Я изо всех сил стараюсь, чтобы её не увидели мои тазо-розеточники. Вслед за этим потянулась толпа местных папарацци…
Ведущий передачи преследует меня и предлагает съёмки с обнажёнкой. Многократно отказываюсь. В обиде он заявляет, что ему и наплевать, поскольку его индуистские родители всё равно не разрешили бы ему «жениться на русской».
Целые семьи ловят меня на улице и просят автограф. Некоторые пытаются познакомиться поближе. При отказе начинают плакать.
Прямо перед отелем вешают огромный щит с коллажем, на котором очень крупным планом изображено моё пряничное лицо, микрофон и бушующая в экстазе толпа. Щит гласит: «Из России с любовью. От кантри до рока».
Мне не дают прохода. Мне не скрыться от большой славы на маленьком пятачке. Местный композитор предлагает написать специально для меня рок-оперу. Я с ужасом отказываюсь. Он по-детски оскорбляется и рассказывает всем, что это он отказался со мной работать, потому что я плохая певица. То есть, у меня появляются недоброжелатели.
Всё, как полагается в мире большого шоу-бизнеса. Я испытываю на собственной шкуре тяжелое ярмо популярности. Как же легко прославиться в Индии! Теперь я покидаю отель, замотанная в шаль. Со временем пройдёт и это.
Наконец решаю заняться йогой и нахожу самую уважаемую учительницу в Кочине.
Моей тёзке и новой подруге по курсам йоги – сорок лет. Она из высшей касты в Дели, и у неё великолепные волосы.
– Я была профессором в университете, – говорит она, – но потом вышла замуж и стала заботиться о своей семье.
Раз в год индийская женщина должна голодать в течение суток. Делается это как жертвоприношение богам, но почему-то ради здоровья супруга. В тот день она всё равно пришла на йогу и жаловалась на головную боль от голода. Прочие дамы тоже жаловались…
Вскоре Анна приглашает меня на девичник в ближайший отель. Дресс-код – сари. У меня есть только белое, с праздника Онам. Но Анна из Дели, для неё это цвет вдовства, и она приносит мне своё, разноцветное. Чёрную бархатную блузу к нему покупаю я сама.
На празднике присутствуют очень уважаемые жены очень уважаемых мужей. Одна из них, жена начальника местной полиции, обещает мне покровительство в случае чего.
Я дарю Анне бинди от кутюр. Бинди – это та самая индийская точка на лоб. Она принимает, но потом сознаётся, что ей по касте не полагается. Я провела в Индии почти четыре года, но так и не разобралась в этих сложностях.
Сам праздник получается довольно скучный. Скорее, посиделки. Поели сладкого, попили безалкогольного, пофотографировались, посидели на стульях у стены. Порассказывали друг другу, как они провели выходные. С семьёй то, с семьёй это…
– А как ты провела выходные, – спросили меня, – у тебя же нет семьи?
– Ну, я выпила пива…
– О, май гуднесс!!! Анна дринкс бир!!!! (Анна пьёт пиво!)
– Анна дринкс бир!
– Анна дринкс бир?!
Они передавали это из уст в уста. Для них это нонсенс. Многие добропорядочные индийские дамы ни разу в жизни не пробовали алкоголя.
Как же хорошо, что я не объявила им, что, по факту, в прошедшие выходные я напилась в стельку. И плясала на столе у ирландского парня – менеджера тазов и розеток. И горланила русско-ирландские песни. И расплёскивала по комнате «Блэк Лэйбл». А может, «Джек Дэниелс». А Ирландский парень был нисколько не огорчён моим поведением… И подливал ещё, то ли «Блэк Лэйбл», то ли «Джек Дэниелс». Разве я сейчас вспомню?
Вообще, моё любимое – текила. Но виски я люблю тоже. Да и водку никто не отменял. Я вообще люблю выпить иной раз. Мы же русские люди! Но это особый момент алкогольного удовлетворения, когда напиваешься «Блю Лейбл», фор экзампл, или «Дом Периньоном». В Индии возможно всё! Не надо только бояться.
Вообще, страх – это самые тяжкие оковы для свободы. Я с ним борюсь, как могу. Но иногда он побеждает. Что уж поделаешь, я всего лишь человек.… Вот мои соседи по коммуналке, алкоголики, те ничего не боятся, они выше этой суеты. Да здравствуют Алкогольные Будды! И они здравствуют, без наших с вами вшивых пожеланий.… Вот такое лирическое отступление.
Пати, у того ирландского парня, удалось куда лучше, чем девичник. Были венгры, немцы, сам ирландец, две французские лесбиянки и я. Венгерка, тоже тазо-розеточница, приготовила рагу из венгерской колбасы с картошкой и паприкой, а также блинчики с корицей. Она любила готовить.
Ирландский парень рассказывал, как к нему подошел один из его подчинённых и попросил отгул на пятницу.
– У меня через две недели свадьба, – объяснял индиец, – хочу съездить познакомиться с невестой.
– Как?! Ты женишься через две недели, и ни разу не видел невесту?
– Нет.
– А что, если она тебе не понравится?
– Понравится, – уверенно отвечал парень.
Это важно для индийских родителей – активно вмешиваться в судьбу своих детей. Это в традиции. Позволяет чувствовать свою значимость.
Один индийский парень рассказывал, что его сестра сама нашла себе мужа. И хотя её избранник был из той же касты и с хорошим состоянием, родители её были очень огорчены. Огорчены, потому что обошлись без них и они никак не повлияли на выбор дочери. И теперь этот парень считает, что обязан дать родителям возможность устроить его собственный брак. Он чувствует долг перед родителями.
В Индии всё возможно.
Другой парень, венгерский тазо-розеточник, жаловался на приставания индийской девушки в магазине одежды. Девушка делала ему очень недвусмысленные предложения. Возможно, перед свадьбой с незнакомцем она решила, что называется, оторваться. Такое тоже случается в Индии. В Индии всё возможно.
Сама не видела, но говорят, что где-то в глубине Индии до сих пор жён сжигают вместе с умершими мужьями…
Рассказывали о трагедии в Раджастане. Там отец невесты должен оплачивать свадьбу. Если отказаться – отлучение от касты. Аут каст для индийца – хуже смерти. Приближался срок свадьбы. Отец подсчитал затраты, понял, что свадьба полностью разорит семью, и заклал свою дочь. На нет и суда нет, похороны дешевле, чем свадьба. Не видела и не хочу верить. Но в Индии всё возможно.
А вот в Керале существует многомужие. Отцом детей считается дядя по материнской линии. Наследство достаётся по женской линии. Женщина может обзавестись хоть десятью мужьями, обычно братьями между собой. Но такое было в старину. Сейчас браки в основном малочисленные. Не более трёх мужей.
Один кералец рассказывал о такой полигамной семье, где-то на заливе. Жена равноценно делит время со всеми мужьями и родила каждому по ребёнку. Мужья-братья помогают ей по хозяйству. Керала – особенный штат.
Также лет пять назад случилась здесь и «ромеоиджульетта»-история. Они любили друг друга, им не дали пожениться, стали её выдавать за другого, они отравились. Рассказывали, что теперь в Кочине более осмотрительны с влюблёнными. Родители стали бояться, как бы их дети, воспитанные на песнях и плясках романтически-наивных болливудских фильмов, чего с собой не сотворили. Это мне рикша рассказывал, пока вёз с йоги.
Иногда ко мне заезжают две русские певицы из другого отеля. Вместе набухиваемся дешёвого рома «Ройал Стаг», заедая манго и бананами. Наутро они с похмелья уезжают на рикше обратно к себе. Путь не близкий.
В ноябре я совершаю незабываемую двухдневную поездку, на маленьком плетёном хаусботе, по затонам и каналам Кералы. Вот куда бы я хотела вернуться!
Посадка в Алапи. Только пять человек на борту. Три человека команды и двое отдыхающих. Разрешается постоять у штурвала. Тихо плывёт хаусбот. Рыбаки со своих лодок продают люминесцентно-голубых креветок, по 800 рупий за килограмм. Природа здесь тоже люминесцентная. Люминесцентно-зелёная. Время муссонов – время свежей зелени.
Иногда хаусбот причаливает к островкам, чтобы купить кокосов и бананов. Местные «чунга-чанги», в разноцветных одеждах, бегут по берегу каналов за лодкой, машут руками с островов, зазывая. Собаки стаями переправляются вплавь, с острова на остров. Цветной телевизор, с программным управлением, надрывается из шалаша под пальмой. Чёрные птицы, стоящие над водой с раскрытыми крыльями, похожи на Джиперс Криперса. Куда-то плывёт суровый кот…
Мы уже довольно далеко от смердящих вод Алапи. Очень тёплая, цветущая заводь больше не кажется грязной. И вечером, на закате, я бросаюсь в зелёную, но прозрачную малосольную воду затона.
Потом полночи лежу на синем велюровом диване, на носу, у штурвала и смотрю на легион золотых звёзд в синем велюровом небе.
Чинай или Мадрас
ДекабрьВ начале декабря меня переводят в другой отель, в штат Тамил-Наду.
Город Чинай или Мадрас, по-старому, сразу поражает меня святыми сомами, обитающими в илистом пруду рядом с одним из храмов. Сомы кишат у берега, ожидая кормёжки. Мелькают жирные глянцевые бока. Иногда часть этого кишащего клубка отрывается от общей массы, пытаясь ухватить жертвенные сухари, и выбрасывается на ступеньки, обегающие пруд. А потом сползает обратно в воду, оставляя на камнях частички рыбьей кожи. Рядом ходит кот, плотоядно глядя на сомов. Я бы на его месте побереглась: в один прекрасный день сомы этого кота сожрут.
Чинай полон красивейших индуистских храмов, которые похожи на голубые тортики, облепленные религиозными фигурами. В храмах индианки в разноцветных сари благоговейно льют молоко на лингам Шивы, ставят глиняные горящие светильнички. Пахнет прокисшим молоком и благовониями.
На территории храма стоит раскидистое дерево, увешанное пластмассовыми пупсиками. Пупсиков продают рядом. Их вешают на дерево бесплодные прихожане, чтобы умилостивить богов и получить долгожданное потомство.
Я пою на роскошной крыше нового отеля с живописным видом на траншею. По ночам мимо проносятся летучие мыши. Весьма инфернально.
У меня всего одна колонка. Я бы не стала жаловаться, я не капризна, но динамик издаёт только драм эн бас, поэтому его сразу же отключают. Из музыкальной аппаратуры на сцене только мой ноутбук. Он звучит, выбиваясь из последних сил. Микрофон не работает вообще, но зато есть требование всё же держать его в руке. В нём что-то звякает, и я использую его как маракас.
Заходящие на крышу пьяные индийские гости задают вполне понятные вопросы: «А почему так тихо поёшь? Вот в соседнем отеле поют громко». Я, конечно, пытаюсь объяснить, что в соседнем отеле счастливые певцы поют не в маракас, а в микрофон, и у них, представьте, есть даже колонки с усилителем. И нет такого невежественного начальства, как наш ФНБ менеджер, например. ФНБ менеджер – управляющий службой питания. Здесь, на беду, он также занимается работой с артистами. Но разве это объяснишь в такой ситуации? Типа, плохому танцору всегда яйца мешают.
Итак, аппаратура здесь бутафорская. Не веря в то, что такое может происходить в пятизвёздочном отеле, я продолжаю петь под ноутбук, без микрофона. Логическое объяснение есть только одно: приглашая певицу, руководство отеля намеревалось отмыть деньги или просто подворовать. Статьей расходов поставили: покупка аппаратуры – одна штука. Надеялись на авось, что старая колонка сойдёт за целый сет аппаратуры.
Но всему же есть пределы! Теперь-то уже всем понятно, что это не сработало. Срочно выкручивайтесь из положения! Купите что-нибудь простенькое, арендуйте аппаратуру, в конце концов. Но руководство только лупает на меня глазами, полными рыбьего интеллекта. До сих пор мои менеджеры были людьми как минимум разумными. Здесь же творится чёрт-те что!
Да уж, не назовёшь меня капризной певицей. Вспоминаю Россию, где иные «самозвёзды» не переставая жалуются на звук. Всё им не так. И это не так, и то не так.
– Да где же, наконец, приличный звуковик? – хныкают они, растягивая гла-а-асные.
Попробовали бы они попеть в маракас вместо микрофона. А не желаете ли трёх тупых электриков вместо приличного звуковика? Впрочем, электрики и не обязаны разбираться в звуке. Это не их профессия. Они должны разбираться в электричестве. Но местные электрики почему-то очень боятся в этом признаться. Они, в обязательном порядке, приставлены к аппаратуре и мерзенько кляузничают начальству, что аппаратура не работает, потому что её сломала певица… Я, значит…
Это одна из самых непривлекательных черт Индии. Когда здесь что-то случается или перестаёт работать, люди сваливают друг на друга до последнего. Они никогда не признают свою ошибку или некомпетентность.
– Кто ошибся?! Я ошибся?! Я никогда в жизни не ошибаюсь! – в бешенстве вопит официант, принёсший вегетарианцу рагу со смачными кусками мяса.
– Он сам заказал свинину, – уверяет официант, тыкая указательным пальцем в вегетарианца и в запись в своём блокноте. Он ищет защиты у посетителей.
– Но ведь я не ем мяса уже двадцать восемь лет! – возмущается клиент.
Он только что, после двадцати восьми лет вегетарианства, оскоромился кусочком свининки, приняв его за кусочек панира, индийского творожного сыра.