Хлопоты, связанные с завещанием, задержали его в Эбраке до самых похорон, а след убийцы стыл. Это приводило Рольвана в бешенство. Еще хуже – он понятия не имел, в каком направлении тот след искать.
Совершив свое черное дело, Гвейр бежал и, скорее всего, покинул город на рассвете, прежде чем о преступлении узнали и выставили дополнительную стражу к воротам. Кроме Северных врат, что вели к королевскому замку и не подходили для бегства, оставались еще три, которыми он мог воспользоваться.
Затевая погоню, Рольван не знал, куда ехать – хоть монетку подбрасывай. Идею, между прочим, горячо одобрил Торис, у которого в карманах как раз нашлась одна-единственная золотая монета.
Да и то сказать, последнее слово часто остается за золотом. Коли золоту под силу брать неприступные города – и неприступных дев, тут же добавил Торис, – почему бы не доверить ему и выбор пути?
Но прежде чем Рольван всерьез согласился на этот способ, Торис высказал другую разумную мысль. Гвейр родом из Каэрдунских предгорий, где у его семьи небольшое владение. Почему бы не поехать сперва туда, а в остальном положиться на бога?
– Волк бежит к своему логову, – сказал тогда Рольван.
И вздрогнул, сообразив, что попал в точку.
– А охотники за ним, – подхватил Торис. – Паршивые дрейвы те же волки!
– Значит, на юг, а там посмотрим. Не мог он совсем не оставить следа! Будем расспрашивать в тавернах, на постоялых дворах, и… пусть нас ведет сам бог.
– Ты в храме-то был?
Рольван молча кивнул.
Он пришел в храм перед похоронами и долго стоял, глядя в застывшее, неприятно-желтое в свете свечей, лицо отца Кронана. Долго беззвучно молился и слушал, надеясь на хоть какой-то отклик, но его не было. Епископ ушел. Бог, которому он служил всю жизнь, принял его Надзвездный Свет. Осталась пустая оболочка.
И месть – еще осталась месть, и в ней было больше жизни, чем в этом холодном, неподвижном теле. Когда на гроб опустили крышку и прах навеки возвратился в прах, Рольван вздохнул с облегчением.
– Я поклялся, – сказал он теперь, – поклялся, что буду искать Гвейра, пока не найду. Он может покинуть Лиандарс, даже уплыть за море, и я последую за ним. Может быть, мне придется искать всю жизнь. Поэтому, Торис… если решишь, что не хочешь дальше за ним гоняться…
– Ну вот еще, – возмутился Торис. – Хочешь клятву, вот тебе: пусть демоны Мрака сожрут мою душу, если я не найду этого ублюдка и не спрошу, прежде чем снести ему голову, как он смел притворяться моим другом!
Как бы ни поджимало время и ни грызло нетерпение, перед отъездом нужно было посетить Эранда. Он поправлялся в своем доме под присмотром молодой жены. Рольван отправился туда вместе с Торисом.
Раненый воин долго расспрашивал их о той ночи в лесу – сам он был без сознания и все пропустил. Принес Рольвану соболезнования и пожелал скорее найти убийцу, пообещав выздороветь и отправиться «бить канарцев за себя и за вас». На поправку он шел быстро, и друзья решили считать это доброй приметой.
Собственные раны еще беспокоили их, но помешать походу не могли. Боль в плече тревожила Рольвана меньше, чем нетерпение в мыслях, а к руке уже возвращалась подвижность.
Что до Ториса, пара кровавых царапин вообще не стоили его внимания. Порою Рольван думал, что свалить этого быка можно только ударом тарана.
Простившись с Эрандом, разошлись: Торис направился к ближайшему кабаку, Рольвану же предстоял еще один визит, о котором за всеми бедами он чуть не забыл. Но, не в пример прочим его делам в последнее время, это было приятным. Потому и оставил его на последний вечер, чтобы увезти с собою хоть одно светлое воспоминание.
К знакомому дому на Замковой улице, что соединяла Торговую площадь и Северные ворота, Рольван отправился пешком. От бывшего епископского дома – Рольван еще не привык называть его своим, – ходьбы было от силы полчаса.
Белокаменное жилище господина Луксия, одного из сыновей старого эрга Дебринского, каждую весну утопало в яблочном цвету. Рольвану нравилось сравнивать бело-розовую нежность цветов с целомудренной красотой дочери Луксия, Эйтин.
Благородная и прекрасная, она могла выбрать жениха из знатнейших воинов страны. Но с тех пор как два года назад их представили на праздничном пиру, Эйтин предпочитала всем ухажерам Рольвана. Мало-помалу он стал частым гостем в доме ее отца и неизменным, если только позволяла служба, спутником ее прогулок и развлечений.
Несмотря на высокое происхождение, Луксий, последний из девяти сыновей эрга, не был сказочно богат. К тому же он и сам произвел на свет семерых детей, и пять из них были девочками. Потому он спокойно принял выбор младшей дочери и, хоть не дал пока согласия на брак, препятствий не чинил. Сама же девушка о свадьбе говорила, как о деле решенном.
Яблоневые ветви с пышными гроздьями цветов качались над каменной оградой с башенками – из-за них дом Луксия казался маленькой крепостью. Рольвану не пришлось брать ее штурмом: привратник пропустил его с поклоном, как члена семьи.
Пройдя усыпанной мелким песком дорожкой, оказался перед высоким крыльцом. На верхней ступени перед дверью сидел белоснежный охотничий щенок. Завидев Рольвана, он весело взвизгнул и бросился навстречу, размахивая пушистым хвостом и просясь на руки.
– Как тебе не стыдно, – сказал Рольван, подхватывая его. – Ты ведь уже взрослый пес!
Взрослый пес восторженно облизал ему щеку. Рольван отодвинул собаку на вытянутых руках.
– Ну тихо! Где твоя хозяйка, Гаст?
Ему ответил насмешливый и чуть капризный голос:
– Сколько раз говорить – не смей его баловать! Когда ты наконец научишься манерам, Рольван?
Рольван обернулся и отвесил насколько мог изящный поклон – Гаст улучил возможность и лизнул его во вторую щеку.
– Под вашим руководством, госпожа Эйтин, я стал манернее самого короля!
– Этого-то грубияна? Да он в жизни не отличит даму от кобылицы! – девушка опасливо оглянулась, но отругать ее за дерзость было некому. – Нет уж, Рольван, от тебя я жду большего!
– Все, что пожелаете, моя госпожа!
Оказавшись рядом, Эйтин забрала и спустила на землю щенка. Ее лицо стало серьезным.
– Как хорошо, что ты пришел, – она решительно обняла Рольвана за шею. – Мне так жалко епископа, правда! Я столько ночей не могла заснуть, думала, как ты…
Рольван осторожно ответил на объятие и сразу отстранился. Меньше всего на свете он желал быть пойманным за соблазнением дочери Луксия. Этот цветок он собирался получить во владение, а не срывать украдкой.
Эйтин только исполнилось шестнадцать, и она действительно походила на цветок. Светлые волосы волнами рассыпались по ее плечам, по меховой накидке, такой же белой, как ее кожа. Дед Луксия был квирским легионером – он вышел в отставку по старости и остался в Лиандарсе после ухода войск. От него в наследство Эйтин получила темные, с хитринкой глаза и очаровательный волевой подбородок.
– Спасибо вам, госпожа.
– Ты такой ужасно правильный, Рольван! – вздохнула она.
– Вовсе нет. Я мечтаю о высочайшей награде.
– Ты просто боишься.
– Конечно. Я отчаянно трушу при мысли, что могу вас потерять.
– Вот, об этом я и собиралась тебе сообщить, – Эйтин приняла серьезный, даже печальный вид. Медленно протянула: – Отец сказал…
– Что?
– Что он много думал о моем будущем… и о тебе…
– И что? Эйтин!
– Вот видишь, теперь «Эйтин»! А как же «госпожа»?
– Что он сказал?!
Девушка улыбнулась его испугу.
– Он сказал, что ты храбр и честен, и хоть невысокого происхождения, но заслужил свое место, и король очень тебя ценит. И что если ты его теперь спросишь, он скажет «да».
– Хвала Миру, – выдохнул Рольван.
Он добился этого. Он, безземельный сирота. Он женится на девушке из эргской семьи, на красавице, чистой и безупречной, как ангел. Если бы только отец Кронан был жив!
– Ты рад?
– Я счастлив, – прошептал Рольван.
Опустился на колени и расцеловал ее ладони. Эйтин отняла руки:
– Ну хватит. Пойдем в дом!
– Ваш отец дома? Я могу с ним поговорить?
– Ох, нет! Они все уехали на какой-то смотр из-за этой вашей войны! А мама теперь каждый день у моей сестры Атирне, у них вот-вот родится ребенок, – Эйтин сморщила нос. – Поэтому я одна. Я боялась, что ты не придешь, так и уедешь опять, не простившись!
– Разве же я мог? Но когда я смогу его увидеть?
– Не знаю. Завтра, может быть.
– Завтра меня здесь уже не будет, госпожа Эйтин. Я пришел только увидеть вас перед долгой дорогой… Мне так жаль!
– Разве ты не можешь задержаться всего на день?
Рассказать ей? Поймет ли она, какая жгучая потребность гонит Рольвана, как дорого стоит каждый час промедления? Или вовсе не увидит смысла откладывать свадьбу ради какой-то мести?
Он ответил:
– Не могу. Но теперь я сделаю все, чтобы скорее вернуться!
– Клянешься? – вздохнула Эйтин.
– О да!
– Ты никогда не делаешь так, как я хочу. А я все равно это терплю. Почему?
– Не знаю. Наверно, потому, что вы так добры, а я не стою даже вашего взгляда.
– Льстец. Скажи мне, – Эйтин шагнула ближе, оказалась совсем рядом, – скажи, ты будешь думать обо мне каждый день до твоего возвращения?
– Конечно!
– И каждую ночь?
Рольван улыбнулся:
– Обещаю.
– А когда вернешься и отец даст тебе согласие, ты все еще будешь таким скучным и нерешительным?
Ответ мог быть только один. Ругая себя за неосторожность, Рольван прижал к себе ее нежное тело и несколько мгновений был счастливейшим человеком в мире.
Потом распрощался и сбежал прежде, чем его и ее благоразумию окончательно пришел конец.
Глава четвертая, пугающая
Сядь у огня и слушай. Я расскажу тебе о далекой стране лиандов, о ее прозрачных озерах и покрытых вереском холмах, о чудесах, сокрытых в глубине ее лесов. Я расскажу тебе об отважных мужах и прекрасных девах с чистой и нежной кожей и волосами мягкими как шелк.
Но еще расскажу о тварях, что приходят ночью, о порождениях другого, тайного мира. Создания те прекрасны видом, но намерения их черны, и горе тому, кто задержит взгляд на их лицах, кто послушает и пойдет на их зов. Говорят, что такой человек забудет все, что знал и любил, забудет даже собственное имя и вскоре исчезнет, и никто не узнает, что с ним стало.
И все же находятся смельчаки, решившие отыскать дорогу в иной мир. Об одном из них я и поведаю тебе сегодня.
Сказка
Не будь самонадеян и не думай, будто сама твоя вера способна оградить тебя от зла. Помни, что демоны подстерегают слабые души. Бодрствуй в молитвах и будь внимателен, чтобы не оступиться и не впасть в грех, ибо таковой становится беззащитен перед созданиями тьмы.
«Поучения святого Ауриния»
Таверна при въезде в деревеньку у излучины реки – приземистое строение из грубого камня, с ветхими хижинами-службами вокруг, внутри оказалась теплой и уютной после целого дня под холодным дождем. Хозяин, плотный, с виду неуклюжий, криво подпоясанный поверх фартука пестрым кушаком, вытер усы и покачал головой:
– Нет, благородные господа, одиноких всадников у нас не останавливалось. Эрг наш, да хранит его Мир, вместе с королем, говорят, воюет на севере, и его люди с ним, а кроме них какие здесь всадники? Им у нас искать нечего, да и тракт-то основной мимо идет, а мы на отшибе. Купцы, бывает, заворачивают, да они поодиночке-то не ездят, особливо теперь, с этими-то делами, – и он размашисто осенил себя божественным знаком. – Да еще в том месяце королевские дружинники были, вот так-то. Двадцать как есть человек, благородные господа – все пиво выпили. А одиноких давненько не видали, кто ж в наше время в одиночку-то ездит? Тут за ограду-то по вечери боязно в одиночку выйти, теперь, сами знаете…
На последних словах этой речи, которую Рольван терпеливо выслушивал, в завешанную меховым пологом дверь вошел Торис, а за ним Твилл с похудевшими в дороге сумками.
– Не конюшня, а развалина, но крыша не течет, – сообщил Торис. – Овса насыпали вдоволь, я сам проследил. Теперь хорошо бы и нам корм задать.
Хозяин при этих словах почему-то очень обрадовался:
– Зададим, благородные господа, еще как зададим! Усаживайтесь вот, к огню, там как раз место свободно, да плащи просушите. Погода, будь она проклята! Сплошной убыток – кто пойдет в такую погоду в таверне сидеть?
На этот счет добрый хозяин поскромничал. Рольван ощутил на себе недобрые взгляды трех десятков посетителей – все как на подбор сутулы, бородаты, насуплены. Похожи, как бывает в захолустье, где все жители в родстве.
Поодаль пристроился одинокий музыкант с волынкой, что издавала на редкость несчастные звуки. На него поглядывали хмуро, но в оловянной кружке на столе блестела горстка медяков.
Торис скривился:
– Хвост ему прищемили, что ли?
– Брось, – сказал Рольван. – Пусть играет.
Он вытащил и бросил в кружку мелкую монетку. Волынщик, не прерывая игры, изобразил признательную гримасу.
Обойдя его, все трое устроились за столом. Жар огня мигом согрел их и прогнал память о мороси за дверью. Мокрые плащи заботливый хозяин развесил у очага.
Еще в начале пути решили, что образ дружинников скорее помешает, чем поможет в поисках. Особенно если забираться в глухие места, где любви к верховной власти не бывало отродясь, а старики еще бредят сказками о свободных кланах и мудрых дрейвах. Все трое казались обычными путниками: в льняных рубахах со штанами, коротких туниках и темных дорожных плащах. Вооружены были, правда, до зубов, но здесь уж ничего не поделаешь.
Зато кольчуги и шлемы, по которым любой признал бы в Рольване и Торисе знатных воинов, сменили простые кожаные панцири с нашитыми бляшками, да и те остались в седельных сумках. Единственный враг, что встретился им пока – дождь, а таскать на себе намокшую кожу не хотелось никому.
Из дальней двери за очагом вышла женщина, полногрудая, опрятная, сразу видно – хозяйка приличного заведения. Перед голодными путниками появились миски с наваристой бараньей похлебкой, свежий хлеб и кувшин ячменного эля.
Рольван осушил чашу в несколько глотков и почувствовал себя вполовину не таким злым и промокшим, как пару минут назад. С облегчением принялся за еду. Спутники не отставали.
Местные глядели с неприязнью, переговаривались негромко, но ссору затевать не спешили, и Рольван решил не обращать внимания.
Волынщик затянул новую мелодию, еще пронзительнее прежней.
– Что делать будем, командир? – спросил Торис, вытирая рукавом усы.
Рольван пожал плечами и потянулся к кувшину. Он не знал ответа.
Третью неделю ехали они к югу, сворачивая на всяком постоялом дворе, у всякого придорожного трактира, описывали приметы Гвейра буквально каждому встречному и всюду получали один ответ: никто его не видел.
Дважды их направляли по ложному следу. Раз они целый день скакали вдогонку за путником, который оказался вовсе не Гвейром и с которым Рольвану пришлось-таки сразиться. Обнаружив погоню, этот путник смертельно оскорбился и не желал никаких объяснений.
Если только Гвейр вместе с конем не обратился в волка или не стал невидимкой, он должен был оставить хоть какие-то следы! Хотя бы раз попасться на глаза людям! Разве что он выбрал другую дорогу или вовсе не поехал в Каэрдун.
Теперь Рольван удивлялся своей глупости. С чего беглецу спешить туда, где его в первую очередь станут искать? Разве не лучше уехать прочь из Лиандарса?
Хотя бы на север, за Стену. Там не почитают квирской веры. Там дрейву ничего не грозит. Или – кратчайшей дорогой к побережью, купить место на корабле и навсегда покинуть остров. Затеряться в огромном мире и пропасть навсегда.
А если так, они зря оставили своих товарищей и короля. И ехали совсем не в ту сторону.