Краем глаза я взглянула в его сторону, он сидел все с тем же сосредоточенным видом, как и вначале урока. Лишь изредка его взгляд отрывался от учебника и устремлялся к доске, где заведенная Инга Романовна что-то эмоционально объясняла. Задумчивое лицо Вика придавало его персоне еще большую притягательность. «Неужели можно быть настолько красивым?» – с тоской подумала я.
Меня отрезвил раздавшийся звонок с урока. Я неторопливо собирала свои вещи, когда добрая половина класса уже выходила из кабинета. Учительница испанского подозвала Киливского и, отдав ему какие-то листы в руки, стала что-то объяснять. Хорошо, у меня есть передышка, хоть не придется снова ощущать на себе завистливые взгляды одноклассниц. Вот Инга Романовна оставила своего подопечного, и тот направился в сторону выхода. Я, набравшись смелости, последовала за ним, так быстро, как только могла. Неожиданно Вик остановился в дверях, будто забыл что-то и уже почти развернулся, когда я со всеми своими учебными принадлежностями в руках врезалась в его широкую спину.
– Черт! – выругалась я, а потом, растерявшись, остолбенела.
– Ну, не такой уж я и страшный, – улыбнулся он и нагнулся, чтобы поднять мои вещи.
Я не могла поверить, что допустила такую неловкость, мне было ужасно стыдно. Если бы можно было провалиться сквозь землю, я бы с радостью воспользовалась этой возможностью. Еще хуже было то, что я, залившись румянцем, стояла и смотрела, как Вик собирает мои вещи.
– Извини, я не то хотела сказать, – выдавила я из себя таким голосом, что сама бы, услышав, не поверила, будто он принадлежит мне. – То есть я хотела… Тебя поблагодарить… Но… Не так, – запинаясь, начала я. – В общем, я хотела сказать тебе большое спасибо за то, что ты нас с Кати так выручил. Если бы не ты, мы бы точно провалили этот тест и просидели бы все лето за учебниками, а теперь попадем в специальную группу, я в этом не сомневаюсь. Ты ведь гений! Ты не получаешь плохих оценок и, конечно же, в этот раз ты тоже все решил правильно, я уверена, – тараторила я.
Что на меня нашло? Почему я так волнуюсь в его присутствии? Раньше я испытывала определенную неловкость при общении с Виком, но это чувство было совсем иным. Мои щеки пылали алым румянцем.
– Да не за что, – ответил Киливский, в руках которого уже были аккуратно сложены мои школьные принадлежности. – Я бы подготовился лучше, если бы знал, что сегодня будет тест. Надеюсь, что оправдаю твои ожидания.
– Что? Ты думаешь, что… – замешкалась я, обдумывая посеянное им сомнение.
Вик решил не томить меня в ожидании и с улыбкой произнес:
– Да не волнуйся. Я пошутил. Я уверен в правильности теста на 99 процентов.
Я издала нервный смешок. Может, это утреннее похмелье так на меня влияет?
– Я просто хотел сказать, что ты могла бы и предупредить меня о предстоящем тесте, – спокойно заметил он.
– Ах… Прости, пожалуйста… Я бы… – опешила я. – Ну, я бы обязательно это сделала, если бы сама о нем помнила. Сегодняшний тест оказался для меня такой же неожиданностью, как и для тебя, – виновато заверила его я.
Взгляд Вика изменился, он из беспристрастного превратился в задумчивый, но ответа так и не последовало. В кабинете воцарилась тишина. Я испытывала большое напряжение, находясь на столь близком от него расстоянии.
– Я еще раз хотела бы сказать спасибо, – наконец решилась на отважный шаг я, казавшийся мне в прошлый перерыв довольно простым и само собой разумеющимся. – Ты прекрасный друг!
С этими словами я осторожно приобняла Вика, обвив его руками шею. От него исходил прелестный мужской аромат, а тело приятно отдавало теплом через свитер. Это объятие мне так понравилось, что на мгновение я забыла его причину и просто наслаждалась редким приятным моментом. Я даже чуть не издала блаженный вздох, но наконец опомнилась, и резко отстранилась от этого притягательного парня. Я точно еще под действием алкоголя!
– Это я в честь благодарности, – испуганно пояснила я.
Вик совершенно не ожидал моего «прыжка» на шею, это было понятно не только по выражению его лица, но и потому, что он не обнял меня в ответ. Его руки все также были опущены вдоль тела и сжимали мои тетрадки и ручки. У него был странный вид, казалось, он смотрит не на меня, а словно сквозь меня, и думает о чем-то действительно важном. Солнечные лучи переливались в его густых черных волосах, а все черты лица так четко выделились, что я не могла оторвать взгляд, и открыто рассматривала этот великолепный застывший портрет. Мое сердце учащенно забилось, когда я осознала, что меня тянет к нему, как к магниту. Ситуация казалась катастрофичной!
– О! Вот ты где, Софи! Наконец-то! А я уже успела сбегать на английский и биологию в поисках тебя. Привет, Вик! – озарила его своей озорной улыбкой она.
Вик быстро среагировал, повернувшись к Кати:
– Привет.
– Софи уже сказала, как сильно мы тебе благодарны? – с поразительной легкостью прощебетала подруга.
– Да, – ответил Вик и уже в мою сторону продолжил: – Мне не стоило это большого труда и вам не за что меня по десять раз благодарить. Кстати, твои вещи, – с этими словами он небрежно сунул мне стопку моих тетрадок. – Мне уже пора. Увидимся.
– Да… конечно, – невнятно промолвила я.
Как только Вик скрылся из виду, Кати воскликнула:
– Что это сейчас было?
– Сама не знаю, – я запустила пальцы рук в волосы и опустила голову.
– Это сейчас выглядело ооочень странно, – заметила она. – Рассказывай!
– Да что тут рассказывать? Я хотела сказать спасибо, и наткнулась на него при выходе. Посыпались мои тетрадки и ручки. Он их собрал. Я несла какую-то чушь, а потом приобняла его по-дружески. Все остальное ты сама слышала и видела.
– Что? Приобняла по-дружески? Это как? – недоверчиво посмотрела Кати.
– Вот так, – воспроизвела объятие я. – Мне кажется, что я еще не протрезвела. Я странно себя веду и ощущаю.
– Это точно! Потому как твое объятие я бы дружеским никак не назвала, – покосилась с улыбкой на меня Кати. – Он же сам не свой отсюда ушел. Я определенно была права в своей теории, – довольная своим умозаключением подытожила она.
– Кати? Я ничего не понимаю.
– Короче, объясняю для особо одаренных: ему нравишься ты! – с повышенной интонацией и почти неуловимой досадой проговорила подруга. – Сама тоже хороша. Ведешь себя, как семилетняя девчонка! Не можешь нормально поговорить с парнем, врезаешься в него, вещи роняешь… Погоди! – вдруг остановилась Кати, будто что-то ее осенило, и схватила меня за руку.
На лице ее появилась хитрая улыбка.
– Он тебе тоже нравится!
– Ты что, с ума сошла? Это уже ни в какие рамки не лезет! – возмутилась я, освобождая запястье, и зашагала прочь от кабинета испанского.
Кати последовала за мной.
– Нет, нет, нет! – не успокаивалась она. – Можешь отрицать, сколько хочешь, но я все равно не поверю. Он тебе нравится, нравится, нравится! – практически дразнила она.
– Да что за бред?! Мы просто друзья. У меня есть Дэн. Хватит говорить ерунду! – категорически отрицала все сказанное ею я.
– Ладно, ладно, не обижайся. Может, ты еще сама не осознала этого, – смеялась Кати. – Поговорим об этом, когда созреешь. Кстати о твоем Дэне. Я видела его на перемене, он сидел с Миллой, которая что-то ему очень эмоционально рассказывала. Вечно она около него крутится!
– Да, я знаю. Он мне часто жалуется, что она к нему пристает со всякими глупыми разговорами. Но они учатся вместе, и избежать этого нельзя. А продолжая тему Вика, я хочу тебя уверить, что ничего кроме интереса, как к личности, я к нему не испытываю. И давай прекратим этот разговор, – настояла я. – И тем более не распространяйся о своей сумасшедшей теории при Стасе.
– Хорошо, хорошо. Я же просто предположила, – улыбнулась мне подруга. – Ты мне лучше скажи вот что: чем мы сегодня займемся вечером? Готовиться к чему-либо уж точно не надо, поэтому можно было бы что-нибудь придумать?
– Не знаю как ты, а я собиралась провести вечер за откисанием в ванной и сладким сном.
– Ну, брось, Соф! – взмолилась она. – Давай сегодня погуляем? Или я могу прийти к тебе с ведром попкорна и диском с интересным фильмом.
– Я подумаю, – заходя в очередной кабинет, ответила я.
***
После уроков я встретилась с Дэном, и он отвез меня домой. Вторая половина дня у меня была свободна. Дэн сегодня не мог со мной встретиться потому, что к ним приехали какие-то родственники и родители просили его остаться дома. Смотреть фильм с Кати желания не было, я еще злилась на нее за сегодняшний разговор и последующие донимания. Оставалась либо уборка моей комнаты, либо без толку слоняться по дому. Я выбрала второе. Сначала я посмотрела телевизор, но не найдя ничего занимательного, пошла к себе в комнату и включила компьютер. Проверив почту, я зашла на пару сайтов и спустя какое-то время так же потеряла к нему интерес. Тогда я поставила играть свой любимый плэйлист и от нечего делать полазила по полкам в надежде найти что-нибудь интересное. Я очень обрадовалась, наткнувшись на стопку больших фотоальбомов на самой дальней полке за вазами. Просматривать старые фотографии – было моим любимым занятием. Я делала это не часто, но всегда с особым наслаждением, вспоминая каждое событие, запечатленное на снимке. Я любила возвращаться мыслями к памятным моментам и больше всего в свое детство. Тогда я была так счастлива и не знала никаких проблем! Жаль, что я это понимаю только сейчас, раньше-то для меня обычные пустяки, по типу сломанной куклы или невозможности выйти на улицу, чтобы поиграть с друзьями, казались трагедией.
Первый альбом был родительским, он содержал мало фотографий. В основном это были фото со свадьбы и наши общие семейные снимки. Меня всегда обижал тот факт, что моего старшего брата Ваню в детстве фотографировали чаще. Видно, когда родилась я, родителям наскучило снимать детей. А точнее наскучило снимать вообще, моих фоток насчитывалось от силы штук десять. Тогда было сложное время, 90-е. На фоне произвола и общего хаоса мама лишилась работы, а спустя год умерла ее мама. Всем было тяжело, но маме приходилось тяжелее всех. Не представляю, сколько труда ей стоило вернуться к своей обычной жизни. Папа часто уезжал в командировки, и тогда становилось совсем плохо. Пребывая в депрессии, мама пристрастилась к алкоголю, и часто ссорилась с папой. Мне было 4, а брату 7 лет. Ваня уже все понимал, и происходящие события тех лет наложили определенный отпечаток на его характер. За тот сложный для нашей семьи период не было сделано ни одной фотографии.
Закончив с родительским фотоальбомом, я приступила к своим школьным годам. Я мало что помню из первых двух классов. Помню только яркие моменты, к примеру, поход в цирк, фотосессию для школьного альбома или доски достижений. Мои фотографии часто там красовались. А вот и мои старые друзья! Такие они здесь все крохотные и худощавые! К более сознательному возрасту я уже помнила каждый снимок, и все что с ним было связано. Фотографии были яркие и веселые, но среди них находились и два не совсем удачных снимка, которые я бережно хранила. История этих фото всегда вызывала во мне противоречивые чувства. Мне было лет 11. Мы с братом после школы во что-то играли в гостиной, мама спала, папа был на работе. Ваня полез за чем-то в ящик стола и обнаружил там фотоаппарат. Мама настрого запретила нам делать фотографии без ее разрешения, так как считала, что мы просто портим кадры. Ваня предложил меня сфотографировать, а я начала отказываться и убеждать его, что это не правильно, что родители нас накажут. Но он меня никогда не слушал, и причем, всегда убеждал поступать, как ему хотелось. И в тот момент, когда я с ним спорила, он меня сфотографировал. Мое лицо получилось на снимке ужасно смешным, рот был открыт, а руки протянуты вперед, а следующий снимок он уже сделал, когда я согласилась на еще одно фото, чтобы уж получилось все как следует. Я долго причесывалась и спрашивала, как лучше встать, но в ответ ничего дельного мне не поступало. И этот второй снимок всегда прилагался к первому. Я мило, даже застенчиво, улыбалась в объектив, а мои тщательно причесанные длинные волосы были заправлены за уши, которые из-за этого торчали как у мартышки. Брату в последствии понравилась эта фотография, и он попросил меня ее сохранить. Мама, когда узнала, совсем не ругалась. И по какой-то причине эти два фото производили на меня большое впечатление. Словно они являлись напоминанием о некой, прошедшей мимо моего сознания, драме…
Следующий альбом был посвящен нашим многочисленным поездкам. Мы часто путешествовали всей семьей. Папа был военным, потому нам частенько приходилось менять место жительства. Меня это нисколько не расстраивало, я любила бывать в необычных местах и знакомиться с новыми людьми. А вот Ваня, наоборот, всегда очень остро воспринимал переезд, так же, как и мама. Он привязывался к обжитому месту и людям, которые его населяли. Мама же считала, что это плохо отражается на нас, так как мы не имели постоянного дома и друзей. Они с папой часто ссорились из-за этого, но она всегда ему уступала, правда, до определенного момента.
Фотографии различных городов сменялись снимками непохожих друг на друга людей, но всех их я могла вспомнить в данную минуту и рассказать что-нибудь интересное с ними связанное. За свою недолгую жизнь я проучилась в пяти школах. Что ни год, то новый класс, и новые школьные фотографии. С некоторыми подругами я и общалась и сейчас, мы переписывались по электронной почте, правда, с каждым годом все реже и реже. Я отложила несколько фотографий с друзьями и одну семейную. Мне захотелось украсить ими свою пустую стену над кроватью.
Оставался последний альбом. Альбом, который я начала, когда мы приехали в Калининград. В нем почти не было фотографий брата и мамы. Четыре года назад, мои родители развелись, и мама переехала жить в Лондон. Ваня переехал вместе с ней, но не столько из-за развода, сколько из-за своей феноменальной способности влипать в неприятности. В середине 10-го класса его перевели в лондонскую закрытую школу, а по ее окончании он поступил на юридический факультет в Лондонский городской университет3, который находился в самом сердце Лондона. Этому университету было более 100 лет, и он считался очень престижным вузом в Англии. Ваня был без ума от этой страны и постоянно склонял меня к тому же выбору места жительства. Но я предпочла остаться с отцом, мне было жаль оставлять его совсем одного, тем более Лондон я никогда не любила. Этот постоянный дождь и холод совсем неблагоприятно влияли на мое здоровье. Из Калининграда, спустя полгода, мы с папой переехали в город Хамхын в Северной Корее, где прожили еще год. Вернувшись обратно на родину, мы вдвоем обосновались в трехкомнатной квартире в тихом районе Калининграда, недалеко от побережья. С братом мы виделись всего несколько раз в год, а с мамой немного чаще, в основном на каникулах и когда папа куда-либо уезжал на длительное время в командировку.
Закончив просматривать свой последний альбом, я взяла отложенные мною снимки, остановившись на последней совместной семейной фотографии, которую я так любила. Я словно вернулась на несколько лет в прошлое, когда все мы жили одной полноценной жизнью. С этими воспоминаниями я закуталась в плед, закрыла глаза и провалилась в сон.
– Доброе утро красавица, – послышался мне близкий голос.
Я нехотя открыла глаза и увидела папу. Он сидел у моей кровати, в зимней куртке, на которой еще не успели растаять снежинки. Он улыбался, и в целом его состояние можно было описать, как восторженно-радостное.