– Я вам вот что скажу: сосед наш – оборотень.
– Какой оборотень? – удивился Ребров.
– Да самый настоящий! – И, смотря в упор на непонятливого ветеринара, объяснила: – Имею в виду соседа сверху, конечно. я ведь давно подозревала, а сегодня ночью так спину ломило, что заснуть не могла, вот и подошла к окну. Гляжу…
При этих словах старушка перекрестилась.
– Гляжу, а из подъезда нашего волк выбегает. Здоровущий такой! Сосед и есть.
Ребров с Милой переглянулись, еле сдерживая улыбку. А соседка продолжала:
– Мне Татьяна Ивановна из первой квартиры еще позавчера говорила, что из нашего подъезда вечером волк выбегает, а под утро возвращается. Ходит по ночам, стало быть, сосед человечиной питается.
– Приснилось вам все, – попытался образумить старушку Николай Сергеевич.
Но та покачала головой.
– Я ведь Татьяне Ивановне не поверила, а зря, теперь вот сама убедилась. Надо срочно ружье купить и серебряной пулей его зарядить. Другая-то их, оборотней этих, не берет. Американцы в своих фильмах только так от них, проклятущих, избавляются.
На следующий день Ребров опять не пошел на работу. Но три дня прогула – это уже слишком, поэтому в очередное прекрасное утро он все же отправился на свою ветеринарную станцию. И это был самый длинный рабочий день в его жизни. Время тянулось так медленно, что Николаю Сергеевичу показалось, что он пробыл на работе целое тысячелетие. И дорога домой тоже была бесконечной. Зато его ожидали блистающая чистотой квартира, горячий ужин с красным вином, а главное – ослепительная красавица, по сравнению с которой пресловутая леди Годива – колченогая уличная торговка.
Впереди еще были суббота и воскресенье. А два дня выходных – это два шага на пути к выходу из будничной серой жизни. За два дня нужно успеть сделать то, что было упущено за тусклые и унылые последние годы. Они встали на этот путь, зная, что дорога впереди бесконечная, и торопились идти по ней, уверенные, что пятьдесят четвертый километр уже давно пройден.
Осень улыбалась им первым снегом, город встречал радостным хором автомобилей, темный лес за пустырем приветливо качал верхушками своих елей, вслед счастливой паре оборачивались прохожие, а старушки, глядя на них из окон, доставали из глубин своей памяти самые безумные воспоминания. Даже угрюмый сосед сверху, потерявший недавно своего четвероногого друга и похоронивший на пустыре его останки (или, как он сам выразился, объедки), пригласил Николая и Милу к себе в гости.
Мужчина был веселым и остроумным. Провожая гостей, он, с некоторой завистью вздохнув, сказал:
– Все, теперь никаких собак. Теперь только жена. И как можно скорее.
Потом придержал за локоть Реброва и спросил:
– Не могу понять: как выхожу во двор, все бабульки разбегаются. А Варвара Петровна почему-то грозила мне в форточку кулаком и кричала: «Ужо будет тебе серебряная пуля!» Они что, с ума коллективно посходили?
– Подарите ей котенка, – посоветовал счастливый Николай Сергеевич.
Но за всеми радостями всплывала иногда темная тень понедельника. Два похожих дня, как два бильярдных шара, катились в лузу, из которой нет выхода. И хотя влюбленные не хотели думать об этом, Мила сама сказала солнечным воскресным днем:
– Надо ехать на пятьдесят четвертый километр. Оставлю мужу машину, возьму свои документы, соберу вещички, и мы вернемся сюда, домой, уже навсегда.
Тут же, не откладывая на вечер задуманное, они вышли во двор. Мила села в свой серебристый «Рено», а Ребров поехал следом на дребезжащей «Ниве».
Дорога показалась короткой. Закончился лес, потом большое поле, шоссе огибало его и приближалось к небольшой рощице, за которой виднелась черепичная крыша коттеджа.
Мила загнала автомобиль во двор, поднялась по ступеням крыльца и исчезла в доме. Николай Сергеевич остался сидеть в своей «Ниве». Слушал веселые песни о несчастной любви, несущиеся из приемника, и смотрел на освещенное солнцем поле. Кустарник, за которым начинался лес, был покрыт снегом, и казалось, что прямо из сугробов растут ветки белых кораллов, чьи фантастические контуры четко выделялись на фоне темно-синего леса.
«Если углубиться в лес, – подумал Ребров, – то, наверное, можно дойти до самого моего дома». И он тут же мысленно поправил самого себя: «До нашего с Милой дома».
Оттого, что он теперь не один, а с той, которую не забывал никогда, ему стало спокойно и хорошо.
На крыльце появилась Мила, несущая в руках две дорожных сумки. Николай смотрел на нее, слыша, как хрустит снег под ее ногами. Мила быстрым шагом прошла ворота, приблизилась к «Ниве» и что-то сказала, но он как раз открывал дверцу и стал укладывать принесенные ею сумки на заднее сиденье, поэтому смысл сказанной фразы не сразу дошел до его сознания.
– Поехали скорее, – повторила она, садясь в машину. – Муж здесь, еще вчера приехал, сейчас гуляет где-то с Барыгой.
Ребров прыгнул за руль, развернулся. Они миновали рощицу, выскочили на шоссе. Слева простиралось искрящееся поле, Ребров машинально повернул голову, чтобы снова взглянуть на синий лес и снежные кораллы…
Что-то ударило в стекло, и на нем зазмеились мелкие трещины. В центре их разбега – маленькое отверстие, в которое влетел звук далекого выстрела. И почти сразу прозвучал второй. Машину повело влево, застучало по дороге пробитое колесо. Нога сама нашла тормоз, но бесполезно – автомобиль крутануло, и он вылетел с трассы. Сугроб, кювет, удар. «Нива» наклонившись влево, увязла в снегу. Николай Сергеевич вылез наружу и помог выбраться Миле, спросив коротко:
– Цела?
Любимая только кивнула. Ребров улыбнулся от счастья быть рядом с нею. Бог с ней, с машиной, мир все равно прекрасен. Мила что-то произнесла тревожно и показала рукой вдаль за его спину. Что такое она увидела? Там же ничего нет, кроме солнца, синего леса и сверкающего поля, удивился Николай Сергеевич. Но все-таки обернулся.
В их сторону мчался, подгоняя гнедого коня, всадник. В руках у него – винтовка с оптическим прицелом. Вот он прижал приклад к плечу. Наверное, ему очень хорошо было видно каждого из них в самой верхушке буквы «Т», там, где пересекаются две палочки.
Ребров, быстро обняв любимую женщину, вместе с ней повалился в сугроб, и тут же прозвучал еще один выстрел. Пуля прошила дверь «Нивы» над самой головой Милы. Затем взлетел фонтанчик рыхлого снега в метре от ее плеча.
«Нет уж, пусть всадник стреляет в меня», – подумал Николай Сергеевич и поднялся во весь рост. Но выстрелов больше не было, хотя до Бориса всего ничего – меньше ста шагов. Вдруг Барыга резко затормозил, захрипел и, припадая на задние ноги, попытался развернуться, чтобы понестись к родному деннику. Борис с трудом сдерживал его, надеясь снова направить его в сторону тех, по кому стрелял.
И только тогда Николай заметил, что от кустов-кораллов несется большими прыжками серая тень. Волчица стелилась над землей, словно плыла по неглубокому снежному покрову, уверенно подгребая сильными лапами. До лошади и всадника ей оставалось уже не больше двадцати метров.
Борис наконец заставил коня остановиться. Он тоже увидел зверя и пришпорил Барыгу. А тот, в ужасе от приближающейся смерти, повалился на бок, придавив ногу хозяина. Из ствола, направленного вверх, вылетел пучок пламени, эхо выстрела проглотил лес. Волчица вытянулась в последнем прыжке. Но ее добыча не испуганный жеребец – Барыга успел подняться и, оставив всадника, помчался к рощице, за которой виднелась алеющая на солнце черепичная крыша с дымком над трубой, штопором ввинчивающимся в сияющее синее небо.
Часть вторая
Проходят дни, один за другим, серой вереницей. Каждый приносит то радости, то огорчения, то встречи, то расставания – что-то, потом теряющееся, растворяющееся в памяти, как ненужное и лишнее. Дни проходят, не оставляя следа, и только позже понимаешь, что ожидалось от жизни нечто другое, проскользнувшее мимо сознания и чувств. Напрягая мозг, пытаешься вспомнить, что же это было, пусть где-то далеко за краем осязаемого и чувственного. Или, может быть, ничего такого и не было никогда, да и не могло быть? Но зато приходит иногда едва уловимая, как блеснувший солнечный блик, мысль, терзающая разум: как хорошо было в детстве…
Все рухнуло в один момент. Но сказать, что Лена оказалась не готова к этому крушению, нельзя было: муж уже второй месяц жил у матери. Правда, он регулярно напоминал о себе – почти каждый вечер звонил, чтобы поинтересоваться делами, которых у Лены не было вовсе. Потом Роман спрашивал, что нового. Но и нового в ее жизни ничего не случалось. На этом разговор заканчивался.
Он бросил ее неожиданно. Просто однажды не пришел домой. А на следующий день утром, опять же по телефону, сообщил, что у его мамы сердечный приступ и ему пришлось всю ночь провести возле ее кровати. Но почему Руфину Леонидовну не увезли в больницу, осталось непонятным. Потом Роман забрал свои вещи и документы, причем сделал это, когда Лена была на работе. И снова по телефону объяснил, что должен пожить какое-то время рядом с немолодой больной женщиной, которая не может сама себя обслуживать, а денег на сиделку нет, потому что у него все средства вложены в бизнес. Лена согласилась с таким разумным вроде бы доводом. Только в конце разговора, не удержавшись, сказала, что днем навестила свекровь, и та показалась ей вполне бодрой и жизнерадостной.
– Мама не любит жаловаться на боль, – вздохнул Рома.
– Ей при мне позвонила какая-то подружка, и они почти час болтали. Кого-то обсуждали и смеялись.
– Зачем ты говоришь неправду? – возмутился муж. – Я же беседовал с врачами и знаю, как ей плохо.
Лене не оставалось ничего иного, как вновь согласиться с доводами Романа.
Зима подходила к концу. С крыш капал растаявший снег, отваливались сосульки, а иногда с грохотом рушились на асфальт части водосточных труб, из которых вылетали куски льда. И это радости в жизни не добавляло. Скорее всего, муж ушел навсегда, и Лена догадывалась почему.
Два года назад Роман решил открыть свой бизнес. Правда, толком не знал, какой именно. Сначала он занялся рекламой, но дело не пошло: крупных заказов не было, а мелкие случались так редко, что жить приходилось исключительно на то, что Лена зарабатывала в школе. Конечно, этих денег было мало – Рома привык к хорошей жизни. Его отец, в недавнем прошлом заместитель главы районной администрации, умер три года назад, а привычка не отказывать себе в том, что хочется, у сына осталась. Роман, вероятно, потому и подумал стать бизнесменом – рассчитывал на старые связи отца. Однако прежние друзья и подчиненные заместителя главы районной администрации, как выяснилось, помочь ничем не могли.
Накопления быстро закончились, и стало бы совсем туго, но по окончании очередного учебного года Лена ушла из школы и устроилась офис-менеджером в небольшую компанию, где платили вдвое больше, чем учительнице истории и обществоведения. Конечно, и этих денег было недостаточно, но на еду хватало. Роман целыми днями пропадал где-то, а потом… потом вдруг взял и ушел. Лена поразмышляла и пришла к выводу, что муж сбежал не от нее, а от неустроенности их семейной жизни. Вероятно, Роме было неловко от того, что он не может обеспечить жене достойное существование.
Она продолжала так думать, даже когда в первый раз посетила якобы больную свекровь и застала ее во всем блеске салонного макияжа, болтающей по телефону о веяниях моды, о подружках и их мужчинах. Руфина Леонидовна даже и не пыталась притворяться недужной, а тем более умирающей. При расставании дама сообщила, что Рома заключил контракт на поставку крупной партии цветов из Голландии для реализации их в канун весеннего праздника Восьмого марта и собирается прилично разбогатеть. Контракт этот устроил сыну ее близкий друг, некий Тихон Степанович, работавший когда-то в районной администрации руководителем какого-то отдела. Тот же благодетель помог Роману с получением кредита в банке, потому что половину стоимости цветов надо было оплатить сразу, а остаток в течение трех дней после получения товара.
Лена немного успокоилась, решив, что Роман вернется после того, как разбогатеет. Но дни шли, и молодая женщина привыкала жить одна. А когда поняла, что жизнь ее хуже не стала, удивилась: неужели она не любит мужа?
Будущие супруги познакомились еще в школьные годы, когда после восьмого класса Лена перешла в новую школу, с гуманитарным уклоном, которая считалась престижной. Среди одноклассников Рома был не самым видным юношей, но, пожалуй, самым общительным и довольно остроумным. Учителя прощали ему многое, потому что его отец работал в районной администрации, а руководство школы ссориться с местной властью не хотело. Очень скоро Роман начал за Леной ухаживать – сидел на всех уроках рядом, потом пригласил на свой день рождения. Пригласил, кстати, единственную из класса, если не считать Веню Похлебкина и Сашу Бондарева: у первого отец был преуспевающим бизнесменом, владельцем автосалона, а отчим второго боролся с экономическими преступлениями.
В тот же вечер Рома признался Лене, что она ему очень нравится, и молодые люди стали встречаться: ухажер провожал ее домой после школы, приглашал в кино. Такое общение продолжалось почти три года. Учась в десятом классе, они начали целоваться – у кого-нибудь из них дома или в парадных при расставании. Рома требовал большего и очень обижался, когда подружка не соглашалась. Все произошло уже после того, как оба поступили в университет: он на социологию, она на исторический. И произошло, конечно же, не случайно. Лена даже думала, что по любви. А может, так и было. После этого они поженились и прожили вместе несколько лет, особо не ссорясь, без упреков и скандалов…
Сосульки стали сыпаться с крыш все чаще, праздник Восьмого марта приближался. Однажды Рома позвонил и после обычного вопроса «Как дела?» признался, что скоро у него будет очень много денег.
– На цветах заработаешь? – поинтересовалась Лена, которая и так все знала от свекрови.
– Ну да, – согласился Роман. – Я сто тысяч евро вложил, а чистая прибыль составит более полумиллиона. Конечно, сто тысяч придется отдать, а еще проценты за кредит банку надо будет вернуть. Но зато… Короче, все будет более чем хорошо. Представляешь, всего неделя – и такая прибыль!
– Желаю удачи, – сказала Лена.
Ей подумалось: Роман скоро вернется богатый и счастливый, жизнь переменится… И вдруг Лена отчетливо поняла, что не хочет этого. То есть ей было все равно, разбогатеет муж или нет. Просто она уже почти привыкла жить одна и возвращения супруга уже не желала. К тому же проскочила мысль, что полмиллиона евро за неделю заработать невозможно, тем более Роману, не отличающемуся работоспособностью и деловой хваткой. Следовательно, очень вероятно, получится так, что муж не заработает ни копейки. Однако Рома не догадывается об этом, а позвонил ей для того лишь, чтобы похвастаться своей удачей: судя по всему, его распирает глупая и наглая мечта, что он очень скоро станет состоятельным человеком.
На Восьмое марта подарков она не получила ни от кого, если не считать букетик желтых тюльпанов от руководства фирмы, небольшой денежной премии в конверте, врученном директором, и маленького флакончика духов от коллег-мужчин. Женщин в коллективе хватало, и почти все они получили флаконы побольше, но ведь у Лены была не самая высокая должность. Праздник она встретила с мамой, которая знала, что зять живет отдельно, а потому лишних вопросов не задавала и старательно скрывала, что переживает за дочь.
И только вечером, ложась спать, Лена вдруг вспомнила о Романе и подумала: он, вероятно, несмотря ни на что, разбогател, странно только, почему не звонит. Хотя чего тут удивляться: многие в подобном случае забывают не только оставленных жен, но и друзей, родителей и вообще то, что их связывало с прошлой жизнью, в которой они были такими же, как все.