Пьяная Россия
Том первый
Элеонора Александровна Кременская
© Элеонора Александровна Кременская, 2015
© Борис Юрьевич Кригер, дизайн обложки, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Деревенский переполох
Одно время в деревеньке под названием «Кержаки», что неподалеку от деревни «Килинка» Томской области произошла такая история.
Старая, как жизнь старушка Октябрина Петровна вышедши рано утром в огород и обозревая бесконечные гряды картофельных радостей, увидела зайца. Это только в сказках зайчик хорошенький да пушистенький, а в жизни не то. Заяц – это зверь длиною в метр. Ну, а старушка Октябрина Петровна и сама-то была ростом с зайца, не больше. От ужаса встречи с таким большим животным она попятилась-попятилась, нырнула в двери своего дома и оттуда заголосила так, что перебудила и подняла на ноги всех своих соседей.
Первой прибежала Революция Ивановна. Их, рожденных в двадцатые годы, опаленного гражданской войной двадцатого века так прозвали родители. Тогда было высшим шиком назвать свое чадо в честь свершившегося события освобождения простого народа от дворянства да купечества. Одну бабульку у них на деревне называли Победой Степановной. И в паспортах черным по белому были записаны их имена. Особо неверующим внукам и правнукам бабульки показывали свои документы, сердито поджимая губы и строптиво хмыкая, ну и что же такого? А зато почти ни у кого в целой России подобных имен и не сыщешь. Долгое время на деревне жил Ленин Васильевич Петров, потом умер, похоронили на деревенском кладбище и надпись на памятнике надписали, все как положено. Вон на кладбище, аккурат под старой березой он и лежит…
Ну, так вот, Революция Ивановна очень переживала за Октябрину Петровну. Они были подругами и вскоре вышли в огород вместе, вооруженные граблями и лопатами. Заяц по-прежнему был на огороде. Да не просто был, а лежал между грядами.
Бабульки остолбенели. Потом зашумели, запшикали. Заяц ни с места. Задние ноги вытянул, раскинулся, голову с длинными ушами на бугорок земли положил, устроился, в общем. Взгляд укоризненный, чего, мол, пристали, в глазах сонная лень и полное презрение к бабкам.
Феликс Федорович, прозванный так родителями в честь Дзержинского дошаркал до Октябрины Петровны вторым, все-таки девяносто лет. Он высказал предположение, что заяц раненный и приплелся на огород умирать, а потому ему все равно, вот он и лежит, но подойти, проверить, прав или нет, отказался, мотивируя тем, что заяц большой и сильный зверь, а ну как лапой двинет и все, каюк, много ли ему, деду надо? А помереть такою смертью, от лап зайца, он как-то не хотел…
Скоро на огороде у Октябрины Петровны собралась вся деревня, еще пять человек.
Самый молодой и сообразительный, дед Иосиф, восьмидесяти лет, прозванный родителями в честь Сталина, решился-таки подойти к зайцу. Наверное, имя его знаменитого тезки, насколько известно, человека волевого, оказало воздействие. Дед Иосиф подошел к зайцу и тут же почуял тяжелый запах перегара, будто в огороде лежал не заяц, а пьяный мужик.
Деревенские сразу и догадались в чем тут дело. На окраине деревни, почти на отшибе, купил старую избу странный человек. Он называл себя свободным художником. Не то что дом, но даже старый забор и единственных два фонарных столба на всю деревню, светивших изредка тусклыми лампочками, он разрисовал во все цвета радуги, а уж что у него дома творилось, деревенские даже предположить боялись.
Достаточно дикий для деревенских людей человек, художник этот часто напивался и валялся во дворе. Многочисленные куры ходили тогда у него по спине. Большой черный петух, пошатываясь, валился рядом с хозяином, художник его спаивал. Устраивался рядышком и угрюмый бородатый козел, тоже любитель выпивки. А пес, страстный поклонник портвейна, долго кружился, опьянев, по двору, пытаясь поймать собственный хвост и валился, уже обессилев, мертвым спать до утра. Как видно и зайца он приучил пить вино.
Одним словом, все жители, сколько их ни было, отправились выяснять отношения с художником. Он обрадовался такому количеству гостей, широко повел рукой, пожалуйте, дорогие мои революционеры, проходите.
Революционеры прошли и остановились, пораженно озираясь. И было чему удивляться.
Под потолком висела диковинная люстра утыканная большими белыми стеариновыми свечами, привычные лампочки вовсе отсутствовали. Старинная керосиновая лампа стояла на обширном дубовом столе. Рядом на жестяном подносе ждал своего часа большой угольный самовар. Художник, по всему видать, был поклонником старины.
Изба состояла всего из одной комнаты. Много места в ней занимала печь, очень белая, с полатями наверху. Одна стена у этой комнаты была вымазана художником в сиреневый цвет и повсюду, нарисованные, расцвели крупные белые ромашки. Другая стена, покрашенная в ярко-голубой цвет, сияла желтыми купальницами. Третья стена – зеленая, так и бросалась в глаза ярко-желтыми тюльпанами. Четвертая, сплошняком черная и с крупными головами насыщенно-красных роз вообще надолго лишила деревенских дара речи. Но все же, кое-как, справившись с изумлением, старички в красках поведали художнику о зайце. На что тот среагировал немедленно:
– Ах, Федька! – взревел он. – Пропащая душа, любит гад, напиться да уйти куда-нибудь шляться!
Зайца он забрал и пока шел по дороге к своей разрисованной избушке все укорял его, непутевого. Заяц покорно слушал, безвольно повиснув у него на руках, изредка только косил пьяным глазом по сторонам, а потом и вовсе заснул, положив морду на плечо художника.
Деревенские старики только рукой махнули, чего с пьяных возьмешь, какой с них спрос, а?..
Лунатик
После развода, когда жена взяв девичью фамилию и все имущество укрылась от него и от его пристрастия к пивному алкоголизму с двумя детьми в другом городе в квартире у своей матери, с Витькой Соломиным что-то случилось…
Частенько он принялся разговаривать во сне, махал руками и ногами, сбивая простыни и подушки на пол, но в довершение всех бед Витька стал лунатить.
И охранникам круглосуточного магазина расположившегося как раз по соседству с витькиным домом, что по Московскому проспекту одного дальневосточного города, пришлось не сладко. Почему-то целью для своих ночных похождений Витька избрал именно этот гипермаркет, хотя днем он туда даже не совался, предпочитая то немногое, что ему было нужно для еды, покупать на рынке. Он считал, что так дешевле да и продукты не успевают испортиться. В гипермаркете же полно отравленных продуктов и бывал он там только раз во время недавнего открытия да и то купил лишь банку с пивом.
Тем не менее еженощно, около трех часов ночи он, вырастал на пороге гипермаркета в одних трусах и в майке. Независимо от погодных условий, независимо от всяких условий Витька проходил через весь торговый зал с закрытыми глазами к холодильнику с пивом, открывал дверцу, брал банку и норовил пройти через кассу, не заплатив. Охранники не без труда банку отнимали и выпроваживали Витьку на улицу, где он постояв-постояв возвращался обратно и так без конца, пока кто-то не догадывался всунуть ему в руку уже пустую банку.
Днем его подлавливали и пытались с ним разговаривать, но Витька только пожимал плечами и не соглашался с доводами о лечении.
У дирекции гипермаркета шла кругом голова, охранники увольнялись один за другим, настырный лунатизм Витьки им действовал на нервы и тут в магазин устроился на полставки некий юноша из продвинутой молодежи. Он весело посмеялся на проблемы, одолевавшие сотрудников магазина и предложил вполне современный выход из ситуации. Идея всем показалась интересной.
Ночные похождения Витьки стали снимать на видео, а ролики выкладывать в интернет. На лунатике принялись ставить опыты, передвигали холодильник в дальний угол магазина и с интересом глядели, что же будет. Витька их ожидания оправдывал, шел, хватая воздух руками, щупал протянутой вперед ладонью наподобие экстрасенса и находил холодильник с пивом, куда бы его ни передвинули.
Лунатизм Витьки превратил доходы гипермаркета в золотой дождь. Отовсюду стали приезжать любопытные. Витька лунатил и не просыпался от вспышек фотокамер. Его сопровождали, шушукались за спиной, смеялись и снимали постоянно. За него платили и просыпаясь в своей постели Витька не без удивления рассматривал полные банки с пивом, которые он крепко сжимал в обеих руках.
На Витьке ставили эксперименты, вместо пива ставили в тот же холодильник, банки с колой или с лимонадом, но он их не брал, каким-то шестым чувством догадываясь о подмене, а искал именно пиво.
Похождения лунатика приобрели мировую известность, стали наезжать иностранцы.
Просыпаясь, Витька удивленно видел, как на огромных тополях, что росли неподалеку от дома, словно виноградные гроздья висят люди и фотографируют, как он курит или ест. Витька шел на работу и за ним шли толпы зевак. Если Витька разворачивался и бросался на них, люди, как дети разбегались от него в разные стороны и жадно фотографировали, будто он сделал диковинный поступок. И вообще, Витька чувствовал себя именно диковиной.
Наконец, лунатик взбесился. Взял отпуск, закрыл квартиру на ключ и укатил в другой город, к своей бывшей жене и к двум детям, без которых он, как получается, не мог жить. Они помирились и лунатизм Витьки закончился сразу, как и не бывал.
Супермаркет, конечно же, лишился дикого наплыва покупателей, но все-таки остался местной достопримечательностью и вписался в городские легенды, навсегда поселившись в сердцах горожан некоей памяткой.
Ну, а Витька Соломин продолжил свою жизнь уже в другом городе и никто из тамошних жителей, глядя на его веселое и живое лицо, не смог бы сказать, что он лунатил и был причиной большого переполоха, а главное стал героем городской легенды.
Один день…
Сухие листья шуршали, переворачивались осенним ветром, и ему казалось – это крадутся призраки куда-то к своим целям.
Он и сам планировал скоро стать призраком. Во всяком случае, веревка была уже наготове, оставалось только найти сук покрепче.
Ему едва исполнилось четырнадцать. Как и большинство подростков, он не любил своей внешности. Никогда не смотрелся в зеркало и одевался в школу вслепую. Да, он знал, что еще нет определенности в его физиономии, уши казались ему очень большими, нос слишком длинным, а глаза чересчур маленькими. Он не любил своего имени и никогда не откликался, сколько бы его ни звали. Ему нравилось имя Роберт, и он мечтал о паспорте, который выдавали в шестнадцать лет, мечтал сменить имя. Сам себя он так и называл Роберт, и, уважая его мечту, мы тоже будем его так называть.
С родителями он был неискренен и как все неискренние люди, желающие убедить собеседника в своей правдивости, конечно же, перегибал палку и был отвратителен самому себе в этом стремлении.
Родители его не понимали, часто с ним ругались и как будто говорили на непонятном для него языке. Они требовали от него отличных оценок, а он не мог им в этом помочь и самостоятельно исправлял плохие оценки в дневнике на более-менее хорошие. Классная руководительница его постоянно засекала и ставила неудовлетворительно за поведение, а потом вызывала родителей в школу.
Роберт не понимал учебы, он не хотел постигать алгебру и геометрию, засыпал на уроках истории, и только одно привлекало его во всей школьной программе – уроки литературы. Читал он много и всегда прочитывал все книги, что написал тот или иной автор, ну или почти все. Ему была не интересна биография писателей, а только текст, который отличался друг от друга, но все-таки старая классическая школа была заметна.
Роберт и сам пописывал, тетради с записями он прятал, но мать, как-то все равно нашла. Вслух она читала на кухне тайные мысли сына, а отец слушал и смеялся. Вот тогда Роберт взял веревку из кладовки и ушел из дома…
День, как назло выдался свежим и ясным. Солнце ярко сверкало. Сквозь пожелтевшую листву солнечные лучи проникали повсюду, лезли в глаза и прыгали неутомимыми зайчиками по засыпающему на зиму парку.
Уже было холодно и руки зябли без перчаток. Роберт упорно шел со своей веревкой, пробираясь вглубь парка, где нет народа. Потому что солнце хоть и холодное притянуло в парк множество гуляющих. То тут, то там звучал счастливый смех и Роберт все время передергивал плечами, дергался он от негодования, он шел на смерть, а они смеются…
Наконец, он нашел то, что искал. Старое ветвистое дерево, на которое можно было легко взобраться, чтобы соорудить для себя виселицу. Ни о чем не думая, а желая только одного, Роберт поскорее забрался наверх и принялся привязывать веревку. Но только он спустил пониже петлю, как появился пьяный мужик. Глядя на него, никогда нельзя было бы подумать, что он пьян, есть такие люди и пока они сидят или стоят, не разберешь, адекватный человек или как? И вот этот-то был, как раз из таковых… Постояв, он глубокомысленно рассмотрел березу, на которую ему пришлось опереться, при этом какое-то время он выглядел вполне трезвым, но вот сделал шаг, другой и, потеряв равновесие, неловко взмахнул руками, выправился и снова шагнул, пока опять его не перекосило на сторону. Он вновь принужден был искать точку опоры.
Роберт в отчаянии глядел на него сверху, сидя на дереве. Пьяный обладал приятными чертами лица, но выглядел очень бледным. Взгляд у него был твердый и открытый. Волосы на голове седые. Его костюм, изящный, черный, из дорогого материала с белой рубашкой был фатовато расстегнут, ворот распахнут, открывая смуглую шею. Наверное, шел из ресторана.
Увидав веревочную петлю, пьяный немедленно кивнул, улыбнулся, заговорщицки сам себе подмигнул и взобрался на пень, облюбованный уже Робертом, надел петлю на шею.
Роберт вскрикнул, пьяный задрал голову кверху, чтобы посмотреть, кто кричал, потерял равновесие, взмахнул руками и упал с пня. Миг, привязанная веревка натянулась и пьяница захрипел в петле. Роберт задрожал, лихорадочно попытался развязать узел на ветке, но как назло не смог, пальцы затряслись от внезапно охватившей слабости. Между тем, пьяница дергался и старался достать ногами до земли или хоть до пня, но этого ему не удавалось. Еще мгновение и он задохнется, понял Роберт. В кармане лежал перочинный ножичек, мальчишка выхватил его и принялся пилить толстую веревку. Наконец, узел на ветке ослаб и пьяница рухнул на землю, задыхаясь, плача и громко проклиная все на свете.
Роберт торопливо спустился к нему. Трясущимися руками сдернул с шеи петлю и как змею отбросил с отвращением в сторону. Пьяный хоть и не протрезвел, но все же осмысленно поблагодарил за спасение и вцепился в плечо мальчика. По его мычанию и стонам стало понятно, что тут неподалеку от парка стоит автомобиль, так вот нужна помощь, надо бы проводить.
Роберт выразил готовность и через минуту уже погибал под тяжелым телом пьяного мужика.
Автомобиль с открытыми настежь дверьми, действительно, стоял возле парка. Роберт усадил пострадавшего на заднее сиденье и принялся оглядываться в поисках водителя. Но никого вокруг не было. Только чирикали в осенней листве маленькие птички, перепархивая с ветки на ветку и разглядывая их любопытными глазенками.