На переломе эпох. Том 1 - Владимир Валерьевич Земша 16 стр.

– Батальон! Строиться!

– Батальон! Строиться на вечернюю проверку!

– Строиться на вечернюю проверку! – крики лиц суточного наряда прервали эту «самодеятельность»…

– За отличную стрельбу из гранатомёта во время батальонных тактических занятий с боевой стрельбой, курсанту Тимофееву объявляется благодарность и внеочередное увольнение! (*Интересно, как будто существовали «очередные» увольнения!) – объявил комбат по завершении «вечерней поверки».

– Служу Советскому Союзу! – щёки курсанта горели, то ли от гордости, то ли просто кровь, разогретая в тепле барака, прихлынула к намёрзнувшемся за день участкам кожи…

За стенами слышалась чья-то стрельба. Светлячки пуль пронзали ночной мрак стрельбища…

Чумазые курсанты спали на нарах в темноте барака под треск коптящих воздух «буржуек». Зато тепло! «До ветру» на трескучий мороз выходить не спешили, каждый терпел до предела. Посмеивались на сей счёт, что выходить нужно только вдвоём, дабы второй ломом сразу же отбивал замерзающее…

Вдруг, в глубине дымного барака, возможно от действия этого печного угара, где-то раздался чей-то бред. Это, видимо, курсант Володя Талаев бредил. Он часто бредил. И к этому уже давно привыкли, несущие ночное дежурство дневальные. Над ним не редко подшучивали по этому поводу, но в этот раз было нечто совершенно неординарное. Курсанты роты, один за другим, просыпались, будили друг друга, некоторым пришло в голову даже записывать эту белиберду. Тогда этот бред впечатлил многих связностью сюжета, смысл которого расценивался не иначе, как забавная бессмыслица. Однако с позиций дня сегодняшнего, вероятно, что-то было в нём вещее. А мож, это лишь так кажется? Короче, ночь, в роте спит только один человек: Володя Талаев, известный своим талантом бредить. Итак, Володя бредит, остальные возбужденно записывают.

– Посмеёмся утром! – думает каждый.

– … Ну всё, хватит, поднимаю чёрное знамя анархии… Начнём наш мятеж с кафедры бронетанковой техники.. раздолбаем там всё к чёртовой матери, потом выводим танки на плац, всех берём под прицел, берём штаб и поворачиваем пушки на «булдырь» (чайная). Пару залпов и «булдырь» наш! Куда жратву девать будем? Дурачок! Сожрём! А потом уничтожим «слонов», а то обурели, всё трубят и трубят (в то время 1 курс репетировал игру на горне по армейскому распорядку). Сержантов всех загоним на баржу и в Обское море!.. Сейчас связь наладим… Телефонистка мать твою, п.., б… где ты есть?! Эй, ты, заберись на штаб, сбросишь кирпич. Если убьёшь человек 5—6 – ничего, зато орден «Сутулова» получишь,.. (последовала долгая пауза…) … Собаки! Мой мятеж на корню загубили! Если вы не взорвёте ГСМ..! Ну танки-то, танки-то заправим в бою! Не дай бог, ГСМ не взорвете! Патроны нам нужны, конечно, короче, раздашь по 2 ящика патронов. Гранаты все мне – я поеду потом рыбу глушить … Приказы мои не обсуждать! Ты в армии или не в армии! О, Серёга, ты припёрся! Диктатором, сказано, будешь, а я советником. Сейчас время такое, диктатора – раз, и на корень, а советник,.. – он приказ исполнял… Кого это ты привел? Прессу на … прессу! Пресс конференции сегодня не будет! Гони их к … Пошли, Козлы! Я ж тебе говорил, должна быть авиация., чем наших с воздуха поддерживать?! …Вот такие дела! Не удалось, а как было бы чётко! И сержантов,.. и чёрное знамя… Прощайте, братья-мятежники! Отпускаю вас на все 4 стороны. А сам поеду куда-нибудь в джунгли Бразилии. Пишите по адресу: «Рио… главпочтамт, до востребования». Сколько товарищей полегло! Об этом нельзя не сказать. Да, погибли товарищи, погибли. Да! А ты, Серёга, наверное, поедешь со мной. Нельзя мне туда одному ехать. А то я опять что-нибудь натворю и сгину в этих джунглях. Перевернём на … Всю Южную Америку! Там мысля у меня появилась. Знаю на примете одно племя, сделаем диктатуру сперва там. Это, правда, не в училище. Там живут почти что обезьяны. Но и обезьянами надо уметь командовать! Пора нам собираться! Посидим на дорожку». Вскоре он замолчал, на этот раз – до утра…

Содержание сна уже на другой день было на столе у особиста, который ломал себе голову над этакой дребеденью с «вооружённым мятежом»! (Не зреет ли тут заговор против Советской-то власти у него под самым носом!?) Но, так ничего и не вынюхал, кроме «диагноза на лицо». Что ж, «шизо косит наши ряды», – решил он.

Однако, танки ещё на самом деле выползут через несколько лет в центре Москвы и сокрушат «старую власть»!..

1.24 (87.03).

Прошлое. «Весёлые ключи».45 Войсковая стажировка

Март 1987 г. Приморье. Барано-Оренбурское. 7 км от границы с Китаем. Канцелярия роты.

«…в части солдаты в основном нерусские. Русским языком не владеют. А спрос с командиров прежний. Вот и проходится на занятиях им диктовать тексты. А что творят! Полное хулиганство в тетрадях. А в головах? – Кто туда заглянет! Ротный у нас с Афгана. В повседневной жизни флегматичный, а на службе пинками гонит толпу на улицу, если те мешкают.

В казарме изо рта идёт пар. Встречаются вши. Крысы. Снега нет. Деревьев – тоже. Одни голые сопки, как в Забайкалье. Офицеры-холостяки живут ужасно. Им дают квартиры на три-четыре человека, которые больше напоминают берлоги. Мусорка прямо на балконе. Приходят раз в неделю бойцы – весь мусор выносят. Горячей воды нет, батареи не греют. Греются электротенами, которые кидают на кирпичи по середине комнаты, зато с жильём нет вопросов – сколько угодно, но никто не хочет брать большие квартиры – зимой не обогреешь,..» – Майер сидел в канцелярии и писал письмо.

– Сашка, ты знаешь, почему наш полк так назвали в народе «Весёлые Ключи»?– спросил только что вошедший в канцелярию его роты гость – курсант Кадышкин. Посмотрел на Майера, держа небрежно зубами сигарету, взял лежащую тут бархотку и принялся полировать глянец и без того сияющих сапог.

– Не-а, и почему? – Майер поднял брови, отложил письмо.

Кадышкин радостно бросил бархотку, затянулся глубоко, закатив глаза и сморщив лоб, как бы думая. Выпустил обильную струю дыма.

– Говорят, раньше полк стоял в сопках, пока эти вот казармы не отстроили. Представь себе картину. Вечер. Сопка в кострах. Полк готовит ужин. Бойцы живут чуть ли не в землянках. Все грязные, оборванные, вечно голодные. Говорят, солдаты порой практически грабили свои же машины с хлебом. Прикинь, те порой даже до их же столовой не доходили! Били дичь, фазанов. Этим в основном и питались. В целом, говорят, жили весело, бурели помалу, ни какого тебе лишнего долбания мозгов. Никакой тебе строевой! А когда отстроили казармы и все переселились, потеряли миномётную батарею, окопавшуюся в землянке за овражком. Те устроились там весело и жили, забив на всё и всех! Прикинь! Короче, веселуха была! А может, и брешут всё!

– Ну, нихрена себе! Ну, «Весёлые»-то понятно, а «Ключи» почему?

Кадышкин задумался.

– А чёрт его поймёшь!

– А может, всё проще, может там источник воды какой-то был. Ключ. Может весело журчал тот ключ, а, как думаешь?! Задумывался над таким вариантом, а?

– Да чё ты ко мне прицепился, я по чём купил, по том и продаю. Бес его знает! – Кадышкин раздражённо взял бархотку и продолжил усердно полировку сапог.

– А-а-а! Товарищ Кадышкин! А ты знаешь, почему Барано-Оренбурское так называется? – теперь Майер взялся в свою очередь блеснуть перед сокурсником недавно полученными знаниями от лейтенанта Пак – молодого взводного своей роты.

– Валяй! – Кадышкин даже не повернул головы, продолжая чтиво.

– «Барано-Оренбурское» так называется от того, что раньше, когда жил здесь граф Гродеков, поселенцы с Оренбурга зверски изнасиловали его дочь. Говорят, что у вокзальной площади посёлка Пограничный, до сих пор камнями выложены изображения львов, терзающих девушку. Граф обозвал оренбуржцев «баранами» и выслал на место современной «Барановки». Избрав самое дрянное место и запретив выезжать.

– М-м-м-д-а-а, всё? … А теперь слушай правильную версию, – Кадышкин посмотрел из-под бровей на Майера с чувством превосходства, – местный губернатор распорядился прибывшим оренбургским казакам поселиться отдельной станицей, а те поселились в крестьянской деревне Барановской, которая так называлась в честь прежнего губернатора Баранова. А когда новый губернатор прибыл с проверкой, то увидел такое дело, махнул рукой и сказал: «Бараны вы оренбургские!» Так и стало село Барано-Оренбурским.

– Всего лишь ещё одна версия! – развёл руки Майер.

– Ну что, курсанты, всё сапожки пиндорасите!? – в канцелярию вальяжно вошёл взводный лейтенант Ин.

Прослужа здесь уже аж целый год, он чувствовал себя на высоте положения, высоко неся авторитет «бывалого служаки» перед курсантами-стажёрами!

– Ага, – Кадышкин выпрямился, протянул бархотку вошедшему, – что, завидуешь моей бархотке? Так держи! Но, получив полный «игнор» в ответ, он запихал её себе в карман, посмотрел ещё раз сзади на каблуки собственных сапог.

– Сапожки твои блестят уже и так как яйки у кота. А ты, товарищ курсант, сходи в туалет и посмотри что там. Срач полный!

– Товарищ лейтенант, мне что, самому мыть что ли?

Дневальные говорят, что это не мужская работа.

– Не мужская работ-а-а!? – лейтенант усмехнулся. – Хо-ро-шо-о! Чему вас там, в училище учат? А? Ну, ничего-о, я щас вам преподам ценнейшее учебно-методическое занятие, «мадэин Весёлые Ключи», по теме: «Как заставить «айсберга*» * (азербайджанца) помыть пол», да и вообще подчиняться приказам и распоряжением командиров и начальников.

Курсанты переглянулись. Кадышкин затушил сигарету.

– Ну, давайте, рассказывайте, – он незаметно для себя самого случайно перешёл на «Вы».

Всё же офицерская форма давала о себе знать, действуя на курсантское зашоренное подсознание, как на «собак Павлова»…

– «Кормление дерьмом» называется. Слышал когда? Всё предельно просто, – начал своё «занятие» Пак, – итак, привязывается «айсберг» к трубе в туалете, берётся палка, мажется в дерьме, том самом, которое он убирать не хочет, и … либо он моет – либо ест… Будьте спокойны. Занятие очень эффективное, доходит до мозгов порой с полуслова, обычно достаточно только дать «айсбергу» понять, что ты настроен решительно и у него нет выбора. Ведь тут уж лучше для него стать «бабой» со шваброй, чем «гавноедом»! Поверьте, максимум два сеанса – и любой «урюк» моет пол без малейшего упоминания о «немужской работе»! А то: «хоть убейте, работать не буду!»

– Фу, какая мерзость! А Вы это сами сочинили, или и впрямь уже пробовал? – переходя с «Вы» на «ты» и обратно, поморщился Кадышкин.

– Ещё бы! Здесь, никто особо ни с кем не церемонится. Ведь труд сделал из обезьяны человека. А эти вот работать не хотят, так нельзя же позволить им обратно в обезьян превратиться! Ты вооще видел их в бане? Некоторые прям аж шерстью покрыты! Клочьями, как у диких зверей! Дети гор!

– Видел… А занятие это крутое, только не по-человечески всё это! Да и не верю я. Сочиняете вы всё! Чувствуешь, порой, что засунул бы головой какого-нибудь урюка в унитаз, но ведь не засунешь же. Вот и рождаются небылицы! Хоть помечтать!..

Пак только пожал плечами.

– Не веришь, курсант, не надо. Да ни что на них человеческое не действует, соответственно и методы такие придумываются… Не человеческие? А не вам судить. Ублюдка главное – сломать. А не сломаешь ты, сломают тебя. Тогда туши в казарме свет и бросай гранату! Такой будет беспредел! И неуставнуха и всё прочее! Вот тогда и будет нарушение прав всех и вся, окрамя этих ублюдков! И будет у вас одно «ЧП» на другом! И они тогда сами будут молодых, из числа славян, да и корейцев тех же, на очке дерьмом кормить! Да чё тут, они это и так ежедневно делают! Тут либо ты их, либо они! Вот и всё! А вы сами навечно взводными останетесь, до пенсии, да ещё в дыре, типа этой вот!

– И нахрена только всё это нужно! Служили бы каждый в своей Республике. И пусть бы их мамки за ними сами бы их дерьмо и выносили. Чё о них руки-то марать? Об дерьмо-то это?

– Знаешь что, жираф большой! Ему там видней!.. Наше дело маленькое… А потом, что в Азербайджане у нас одни азербайджанцы живут?.. То-то и оно! – лейтенант взял не слишком свежую газету со стола, стряхнул крошки хлеба, повертел в руках.

14—16 февраля 1987 г. в Москве состоялся международный форум «За безъядерный мир, за выживание человечества»46 – было написано в заляпанный жирными пятнами от банки с тушёнкой статье.

– Видите. Говорят, войны не будет. Безъядерный мир во всём мире! С Америкой мы теперь друзья. Никому Армия больше не нужна. Бойцы служить не хотят. Не считают это нужным. Оттого-то весь этот бардак и идёт. Хоть мы тут и пытаемся что-то собрать до кучи, а оно как песок сквозь пальцы усачивается. Горбачёв просит от нас «творчество масс»! Вот мы ему и выдаём наше творчество. Кто как хочет, тот так и др… т!

– Не верю я в это.

– Во что именно?

– В дружбу с Америкой.

– Чё так? Вон смотри и Маргарита Тэтчер прикатила щас в Союз. Катается там везде с нашим Мишкой. По телеку в прямом эфире выступает. Говорит, что думала раньше, что здесь одни медведи дикие по улицам бродют, а здесь тоже люди! Такие же! Прикинь, пропаганда была и у них! А щас всё. Мир, дружба, жвачка, творчество масс, опять же!

– А ты прояви своё творчество тоже, подай своё «рацпредложение» в центр «научно-технического творчества молодёжи»!47 Надеюсь, оно там будет оценено по заслугам!

– Какое ещё «рацпредложение»? – прищурился Пак.

– Да я про твоё кормление дерьмом!

– Ух ты, куда замахнулся! Но я человек скромный, чужое за своё не стану выдавать! Да и вряд ли эти гражданские шляпы это смогут оценить! А вам вот тут пригодится! Так что дерзайте, курсанты, такому вам в училище вашем уж точно не научат. А здесь – реальная жизнь. Такая, какая она и есть! А не сможешь заставить бойца даже очко драить, то на кой ты здесь такой тогда нужен? Тогда они и в бой за тобой также не пойдут! Ясно!? Это вам не институт благородных девиц!

Хошь, чтоб уважали! Должны бояться!

***

– Ну! Вашу мать, чурбаны, а ну шевелите булками! – зычно рявкнул во всю глотку усатый двадцатишестилетний капитан-командир роты и поддал грузными войлочными дальневосточными сапогами пинков отстающим солдатам, неуклюже и лениво шевелящим толстыми задами в ватных штанах на выходе из казармы. У Александра неприятно пробежали мурашки по спине. Он так же непроизвольно дёрнулся к выходу под воздействием команды грозного офицера.

– Давай курсант, не спи. Строй роту! – буркнул капитан и по-товарищески хлопнул Александра по плечу…

Тот аж вздрогнул.

– Странные здесь офицеры. Совсем не такие, как в училище, – шепнул на улице Александр своему товарищу, курсанту Кадышкину, выводившему свою роту так же на батальонное построение.