– Ну, тогда Путин, генерал Лебедь, полководец Суворов… Подойдёт? Харазматическими качествами, притягивающими людей, в равной степени могут обладать и святой, и преступник.
– А я кем буду? Добрым доктором Айболитом?
– Добряки нынче не в моде. Мы из тебя бойца-защитника сирых и убогих выковывать начнём. Этакого Будённого от хирургии со скальпелем вместо шашки. Это, на мой взгляд, сегодня самый привлекательный образ для электората.
– Мне кажется, – Корнев допил кофе и скривился слегка от горечи попавшей на язык гущи, – что люди тянутся к добрым врачам. Я такое в своей практике постоянно наблюдаю. Как доктор он – полный нуль, а с больными сюсюкает, и они в нём души не чают. А действительно хороший специалист, знающий дело, но, может, чуть грубоватый, успехом у них зачастую не пользуется.
– Вот, и я о том же! – подхватил Минусов. – Есть такой анекдот. Сидят крыса и хомяк в амбаре, зерно жрут. Крыса спрашивает: «Почему ты, хомяк, хотя так же, как я, хлеб у людей воруешь, в защёчных мешках в норку тащишь, а хорошим зверьком считаешься? Нас, крыс, к примеру, в мультфильмах злыми страшилами изображают, а вас, хомячков, добряками?»– «Над имиджем работать надо!» – хихикая, отвечает хомяк. Так и мы – будем работать над имиджем. Ты замечал, кто нынче востребован обществом? Кого в губернаторы народ выбирает? Генералов, десантников да контрразведчиков! У депутата Госдумы имидж чуть иной. Он не только заботится о простых людях, но и сочувствовать им должен. Вот мы из тебя на потребу публики гибрида из врача и бойца слепим.
– Я уж подумал было, что, так сказать, в натуральном образе пригожусь, – обиделся Корнев.
– Созревший для своей миссии герой, в данном случае ты, должен обязательно получить приглашение к общественной деятельности как бы свыше, – невозмутимо гнул своё политтехнолог. – В нашем случае это будут народные чаянья.
– В смысле? – насторожился Корнев.
– В том смысле, что вас, доктор, в депутаты рвануть вдохновили массы больных… гм-м… звучит как-то двусмысленно… ну пусть будет – трудящиеся массы… м-да… Это – первая составляющая вашего имиджа. Вторая – независимость лидера ни от кого, кроме как, разумеется, от своей паствы-избирателей. Третья – наличие у лидера и поддерживающего его электората общего врага. Кто у нас будет врагом? – Минусов грозно глянул на Корнева.
– Н-не знаю, – растерянно пожал тот плечами. – Олигарх какой-нибудь… Или чиновник…
– Обойдёмся без персоналий, – пресёк его потуги политтехнолог. – К персоналиям вернёмся, когда выборная рубка начнётся. А сейчас… Пусть общим врагом – твоим и твоих избирателей, – станет народная нищета, бедность! И ты, депутат, вознесясь с помощью народа, как на скоростном лифте, к вершинам власти, бедность и нищету искоренять будешь!
– Ещё, я так понимаю, предвыборную программу надо разработать, – несмело подал голос Корнев. – И в ней прописать, что я народу пообещаю…
– Брось, – отмахнулся Минусов. – Над этим не думай. Надо будет – напишем. А вообще-то учти, что избиратель по большому счёту не за программу политика голосует, а за человека. Представь, что в депутаты баллотируется толстяк. Да что бы он ни написал в своей программе, люди обязательно подумают: вон рожу-то какую нажрал… И в этом смысле ты, Геннадий Михайлович, кандидат идеальный. Твоя худощавость, немного впалые щёки, ранняя седина убедят избирателя, что живётся тебе не легко.
– Как в песне Пугачёвой? – обрадовано вставил Корнев, и пропел фальшиво. – …Так же, как все, как все… Я по земле хожу, хожу…
– Гениальный, между прочем, текст, – согласился Минусов. – Точное попадание – прямо в яблочко. Если бы Алла Борисовна в депутаты пошла – все бабы старше сорока за неё бы проголосовали. Как же! И Аллочка, оказывается, после концертов домой чуть живая с авоськами да сумками хозяйственными приплетается, а Филипп её, ну прям как мой Васька, небось, с дружками водку допоздна жрёт! А то и вообще… по девкам бегает! Избиратель должен идентифицировать себя с политиком, представлять его в виде вожака стаи. Кстати, Геннадий Михайлович, надо будет нам с тобой твою биографию подработать. Что б, значит, представить тебя выходцем из простой семьи… всего в жизни самостоятельно добившегося, без поддержки и блата…
– Так я и есть из простой семьи, – обрадовался Корнев. – Отец у меня рядовым инженером на машзаводе работал, мама – медсестрой в поликлинике.
– Вот-вот, – подхватил Минусов. – Всю жизнь твоя мама лечила других, а когда заболела сама, медицина оказалась бессильна. И ты поклялся…
– Мама-то у меня жива, а папа умер, – прервал его Корнев. – Скончался скоропостижно, от инфаркта…
– Да? – рассеянно повернулся к нему политтехнолог. – Ну пусть будет папа… Какая, к чёрту, разница? Главное – принцип. На врачебную стезю тебя сподвигло чувство сыновьего долга. Народ на такие истории знаешь как реагирует? Прямо визжит от восторга! Сын – за отца, брат за брата, кровь за кровь… Жуть! Кстати, фотографий надо будет наделать – ты с семьёй, с мамашечкой престарелой… Этим буквально завтра займёмся. Поговори с женой, пусть приготовится. Дамы – они в этих вопросах… щепетильные. Чтоб съёмку не сорвала – скажет, что плохо одета, ужасно выглядит… Фотограф мой будет. Профессионал – экстра-класс!
– Так, значит, мне семью завтра готовить? – не поспевал за бурным темпераментом Минусова Корнев. – Я и с женой ещё как следует не потолковал… Насчёт депутатства-то..
– А что толковать? – осклабился политтехнолог. – Она что, глупая, от таких-то бабок отказываться? От переезда в Москву, и прочее… Да там всё, всё другое! Другая жизнь, отношения между людьми… Не то что у вас здесь, в провинции. Пьянь, рвань, убогость…
Корнев слушал, кивал смиренно – как ни крути, а так и есть, в сущности…
– Да, с фотографированием не переборщите! – опять перескочил с одной мысли на другую Минусов. – Оденьтесь скромно. Я по вашему городу погулял, посмотрел на улицах… Народишко небогато живёт. Вот и нам надо под него мимикрировать. В российском обществе феномен социальной зависти пока силён…
– Ох, и нахлебаюсь я грязи… На выборах-то, – поёжился в неприятном предчувствии доктор.
– Пойдут накаты – ответим адекватно, – грозно пообещал Минусов. – На войне – как на войне. Ты же врач, хирург, травматолог! Тебя ли кровью, костями сломанными пугать?!
– Но я же раны лечу, а не наношу… А тут, сам говоришь – война, драка…
– Ты пока ещё, Геннадий Михайлович, в нашем деле полный профан, – снисходительно глянул на него политтехнолог. – Поэтому по ходу дела учись, запоминай… Никогда не реагируй публично на выпады противника. Оправдывается только слабый и виноватый. А сильный лишь выражает сожаление по поводу того, что дела его оппонентов настолько плохи, что вынуждают их опускаться до оскорбительных нападок на соперника, грязных инсинуаций… И вообще, никогда не ругай, а жалей на публике своих противников, проявляй к ним великодушие и снисхождение – дескать, не ведают, что творят, прямо как дети малые… Прости, Господи, их прегрешения… А ты – выше мелких склок. Ты – отец родной для электората. Добрый, мудрый, справедливый по отношению к своим, снисходительный к поверженным врагам… Одним словом – лидер. Или вождь!
– Нет, всё-таки интересная у вас работа, – с уважением заметил Корнев. – Взять человека из небытия… Почти с того света… И – вдохнуть в него новую жизнь…
– Это, Геннадий Михайлович, скорее по твоей части, – усмехнулся Минусов. – У меня всё значительно проще. Политик – товар. Избиратель – покупатель этого товара. Чтобы я успешно этот товар ему втрюхал, требуется работать по классической маркетинговой схеме: сегментировать политический рынок, позиционировать, то есть предъявить политика, как товар, упаковать его в соответствии со вкусами и потребностями электората, и продать. Вернее, сделать так, что бы покупатель, то есть народ, именно моего политика выбрал.
– А я, честно говоря, глядя на политиков, всегда думал – вот, дал же Бог человеку талант! – простодушно признался Корнев. – А оказывается, их политтехнологи делают…
– Ну, не всё так просто… Ещё кофе, пожалуйста! – щёлкнул пальцами, привлекая внимание проходящей мимо официантки Минусов. – Я для себя наших клиентов по типажам классифицирую. Первый, наиболее часто встречающийся – так называемый «властолюбец». Парень этого типа отчётливо понимает, чего хочет от политической власти, на какие дивиденды, дорвавшись до неё, сможет рассчитывать. Ради этой цели подобные типы мать родную продадут – вступят в любую партию, примут и начнут исповедовать любую идеологию.
– Короче, олигархи долбанные! – заклеймил их, в свою очередь, Корнев.
– Нет, Михалыч, тут ты не угадал. Есть, конечно, и среди богатеев такие, что стремятся к политической власти – Березовский, например, но я бы его всё-таки не столько к бизнесменам, сколько к вечным комсомолятам, или к первой группе типажей отнёс. А настоящие бизнесмены – и это второй тип в моей классификации, – идут во власть не ради неё самой, а ради своего дела. Это, как правило, очень головастые, хваткие ребята, технари, прагматики. Сами они обычно неспособны к публичной деятельности, говорить не умеют, предпочитают действовать. Вставать на пути у них опасно – наймут киллера, и отстрелят… М-да, клиентов такого типа приходится сдерживать… Политиков они презирают, и предпочитают их покупать. Но иногда ситуация складывается так, что им самим приходится идти во власть… Я с такими люблю работать. У них сказано – сделано. Всё чётко, конкретно…
– А ещё какие типажи есть? – заинтересовался Корнев.
– «Старые вояки». Это те, кто политическую карьеру давно начали – во времена перестройки, первых съездов, народных депутатов. С ними тоже работать легко. Всё знают, меня с полуслова понимают. Не чистоплюи, но и убивать сильного конкурента не будут. Умеют проигрывать, сохраняя достоинство.
– А меня по твоей классификации к какой группе отнести можно? – полюбопытствовал доктор.
– Г-м-м… – хмыкнул загадочно Минусов. – Может быть, к «профессиональным народолюбам»? Сейчас эти типажи редки, в конце восьмидесятых – в начале девяностых годов их большинство было. Гуманитарии, итээровцы. Бессеребренники. Завсегдатаи митингов. По многим психушки плакали… Пламенные ораторы – всё для народа, для страны старались. Именно такие в девяносто первом, а потом и в девяносто третьем году Белый Дом защищали, на баррикады лезли. Ну и получили по интеллигентским соплям. Кого ещё тогда пристрелили, кто после сам с катушек съехал, кто спился… Единицы остались… Нет, ты не из их числа, – помотал головой политтехнолог. – Ты, скорее всего, «порученец»!
– Порученец? – удивился доктор.
– Это тот, кого во власть как бы назначили.
– В смысле…
– Да очень просто. Вызывает губернатор края своего подчинённого и говорит: «Есть, Сидор Сидорович мнение: выдвинуть тебя в депутаты Госдумы. Чтоб, так сказать, ты интересы региона в высшем законотворческом органе власти страны представлял»… Или как в нашем случае – присмотрел я тебя, и уговариваю: «Давай, Михалыч, вперед! Не дрейфь, победа будет за нами!»
– И как с нами, порученцами? Хлопотно?
– Да нормально, – прихлебнул из чашки явно остывший кофе Минусов. – Звёзд с неба вы, честно говоря, не хватаете, да это от вас и не требуется… Избирательную компанию такие, как ты, рассматривают как ответственное поручение начальства с непредсказуемым результатом. Политтехнологов слушаются беспрекословно, но… в душе не верят в благоприятный исход выборной компании. Очень удивляются и искренне радуются, когда побеждают…
– Это про меня. Точно, – кивнул Корнев. – Я вот смотрю на тебя, жду чуда, и… не верю, что оно может случиться.
– Э-э, любезный Геннадий Михайлович, – утёр салфеткой пухлые губы Минусов. – Мы же с тобой профессионалы. А потому верим только в рукотворные чудеса. Так что давай-ка напряжёмся и сотворим чудо за два оставшихся месяца до выборов в Государственную Думу.
6
Три дня от Минусова не было вестей, и Корневу казалось уже, что договорённость с политтехнологом по поводу грядущих выборов – всего лишь привидевшийся сон – тяжёлый, путаный, короткий. Именно такие, бессмысленно-тревожные наваливаются на вымотанных хирургов, прикорнувших в промежутке между двумя операциями…
А на четвёртый день Корнева опять вызвал главврач. Не прикасавшийся на этот раз к спиртному, доктор чувствовал себя гораздо увереннее, неуязвимее и, переступив порог кабинета шефа, очень удивился, услышав вместо приветствия многообещающе-раздражённое:
– А-а… Вот и наш герой. Собственной, можно сказать, персоной… Ну, уважил, уважил старика. Спасибо, что снизошёл… Присаживайся…
– Чем обязан? – неприязненно поинтересовался Корнев, усаживаясь за длинный приставной стол, и пытаясь определить, чем на этот раз вызвал начальственный гнев.
– Это ничего, что я на «ты»? – юродствовал тот, поднимаясь и кланяясь. – А то, знаете ли, привык по-свойски… По-простому… А с тобой… с вами, то есть… теперь так нельзя…
– Да что случилось? – по-настоящему разозлился в ответ на паясничанье главврача Корнев.
– А ты… вы, то есть, и не знаете?! – всплеснув руками, театрально закатил глаза главный. – Мировая сенсация! Все газеты только об этом и пишут!
– О чём? – догадываясь уже, переспросил всё-таки доктор.
– Вот… Извольте…
Главный врач положил перед изумлённым Корневым с полдюжины разномастных местных газет. Все они были раскрыты на разных страницах, но на каждой красным маркером была жирно обведена одна и та же заметка.
– Вот, – повторил главный, взяв первую попавшуюся газету, и, водрузив на кончик носа старомодные очки в массивной оправе, принялся читать вслух. – Сердце на шампуре! Каково? – патетически простёр он руку в сторону Корнева. – Это заголовок статьи. Дальше ещё лучше. Тэ-эк… В городской травматологической больнице… Это я пропущу… Вот! Уникальная операция на сердце после проникающего ранения… Грудную клетку гражданина М. буквально проткнули насквозь длинным шампуром, словно шпагой. Пациент уже находился в состоянии клинической смерти… Не растерявшийся дежурный хирург Гэ. Эм. Корнев, – главврач опять указал обличающее на сидевшего перед ним героя статьи, – произвёл срочное вскрытие грудной клетки и в считанные минуты зашил колото-резаную рану длиной два сантиметра на передней стенке правого желудочка… Затем, после уколов прямо в полость открытого сердца, был предпринят прямой массаж кардиальной мышцы… Усилия врача-хирурга Корнева увенчались успехом – сердце начало сокращаться, его деятельность возобновилась. Пациент, получивший смертельное ранение, без преувеличения вернулся с того света, родился во второй раз…
– Ну и что тут… экстраординарного? – с вызовом спросил Корнев, дождавшись окончания чтения газетной заметки.
– Я, между прочим, за сорок лет работы в медицине только раз газетной статьи удостоился, а тут – прямо сенсация местного масштаба. И, главное, во всех газетах – один и тот же текст, и подпись одна и та же – С. Иваныч. Что бы это значило? Этот Иваныч – он кто?
– Понятия не имею, – искренне пожал плечами Корнев. – Журналист, наверное.
– Странно всё это, – указал главврач на стопку газет. – Мне уже из управления здравоохранения звонили. Спрашивали: с чего это ваш доктор Корнев так себя рекламирует? Уж не на повышение ли метит?
– Куда бы это я, интересно, мог метить? – вяло отбивался Корнев, проклиная про себя расторопного Минусова.
– На моё, например, место, – поджал губы главврач. – Только ведь такие вопросы не читатели бульварных газетёнок решают…
– Да не нужно мне ваше место! И вообще… Мало ли о чём нынче пишут! – не скрывая раздражения, возразил Корнев.