Тронутая его словами, Гвен почувствовала, как по ее щеке потекла слеза. Именно эти слова ей и нужно было услышать, и она была так благодарна за них. Логика подсказывала ей, что Абертоль прав.
Тем не менее, эмоционально она все еще переживала этот кошмар. Где-то в глубине души девушка не могла избавиться от ощущения, что она испорчена навсегда. Она знала, что это неправда, но именно это и чувствовала.
Абертоль улыбнулся, протягивая книгу поменьше.
«Помнишь ее?» – спросил он, откинув обложку в красном кожаном переплете. – «Это была твоя любимая книга на протяжении всего твоего детства. Легенды наших отцов. Здесь есть одна особенная история, которую я захотел прочитать тебе, чтобы помочь тебе провести время в безделье».
Гвен была тронута этим жестом, но больше не могла выносить. Она грустно покачала головой.
«Спасибо», – поблагодарила девушка хриплым голосом, в то время как по ее щеке побежала другая слеза. – «Но я не могу слушать ее прямо сейчас».
На его лице появилось разочарование, после чего старик понимающе кивнул.
«В другой раз», – сказала Гвен, чувствуя себя подавленной. – «Мне нужно побыть одной. Не могли бы вы оставить меня, пожалуйста. Все вы», – произнесла она, обернувшись и посмотрев на Штеффена и Иллепру.
Они все поднялись на ноги и склонили свои головы, после чего развернулись и поспешили выйти из комнаты.
Гвен чувствовала себя виноватой, но не могла остановить это. Ей хотелось сжаться в комок и умереть. Девушка услышала шаги в комнате, услышала, как за ними закрывается дверь и, подняла глаза вверх, чтобы убедиться в том, что осталась одна.
Но Гвен удивилась, увидев, что это не так – здесь находилась одинокая фигура, стоявшая в дверном проеме, прямая, с идеальной осанкой, как всегда. Она медленно и величаво подошла к Гвен, остановившись в нескольких футах от постели девушки, бросая на нее ничего не выражающий взгляд.
Ее мать.
Гвен удивилась, увидев, что перед ней стоит бывшая Королева, величественная и гордая, как всегда, глядя на нее обычными холодными глазами. В ее взгляде не было сострадания, что заметно выделяло ее среди прочих посетителей.
«Почему ты здесь?» – спросила Гвен.
«Я пришла, чтобы увидеть тебя».
«Но я не хочу тебя видеть», – ответила девушка. – «Я никого не хочу видеть».
«Меня не волнует, чего ты хочешь», – произнесла ее мать холодно и самонадеянно. – «Я твоя мать, и у меня есть право навещать тебя, когда я пожелаю».
Гвен почувствовала, как ее старый гнев по отношению к матери вспыхнул с новой силой. Королева была последним человеком, которого она хотела видеть в этот момент. Но она знала свою мать и знала, что та не уйдет, пока не выскажет то, что у нее на уме.
«Тогда говори», – сказала Гвендолин. – «Говори и уходи, оставь меня одну».
Ее мать вздохнула.
«Ты этого не знаешь», – начала она. – «Но когда я была молода, когда была твоей ровесницей, то подверглась такому же нападению, что и ты сегодня».
Пораженная Гвен посмотрела на королеву. Она и понятия об этом не имела.
«Твой отец знал об этом», – продолжала мать. – «Но его это не волновало. Он все равно женился на мне. В то время мне казалось, что вся моя жизнь закончилась. Но это не так».
Гвен закрыла глаза, чувствуя, что по ее щеке побежали новые слезы, пытаясь отгородиться от этого разговора. Она не хотела слушать историю своей матери. Ее мать слишком поздно решила проявить свое сострадание по отношению к ней. Неужели она надеется на то, что может просто вальсировать здесь после стольких лет резкого обращения и предлагать сочувственную историю в надежде на то, что отношения можно восстановить?
«Ты закончила?» – спросила Гвендолин.
Ее мать сделала шаг вперед.
«Нет, я не закончила», – твердо произнесла она. – «Ты теперь Королева, и пришло время вести себя соответственно», – сказала мать твердым, как сталь, голосом. Гвен услышала в нем силу, незнакомую ей прежде. – «Ты жалеешь себя. Но каждый день повсюду женщины страдают от гораздо худшей участи, чем твоя. То, что произошло с тобой, – ничто в ходе жизни. Ты меня понимаешь? Это ничто».
Ее мать вздохнула.
«Если ты хочешь выжить и чувствовать себя уютно в этом мире, ты должна быть сильной. Сильнее мужчин. Мужчины получат тебя – так или иначе. Дело не в том, что происходит с тобой, дело в том, как ты к этому относишься. Как ты реагируешь на это. Вот над чем у тебя есть контроль. Ты можешь сломаться и умереть. Или ты можешь быть сильной. Вот что отличает девочек от женщин».
Гвен знала, что ее мать пытается помочь, но сердилась на нее за отсутствие сострадания в том, как она это делала. И она ненавидела, когда ей читали лекции.
«Я ненавижу тебя», – сказала ей Гвендолин. – «И всегда ненавидела».
«Я знаю об этом», – ответила мать. – «Я тоже тебя ненавижу. Но это не значит, что мы не можем понять друг друга. Я не хочу твоей любви. Я хочу, чтобы ты была сильной. Этим миром не правят слабые и напуганные люди, им правят те, кто в бедственной ситуации качают головой, словно ничего не произошло. Ты можешь упасть и умереть, если хочешь. Для этого есть много времени. Но это скучно. Будь сильной и живи. Живи по-настоящему. Стань примером для других. Потому что однажды, я уверяю тебя, ты в любом случае умрешь. А пока ты дышишь, ты можешь также и жить».
«Оставь меня одну!» – крикнула Гвендолин, не в силах больше слышать ни слова.
Ее мать бросила на нее холодный взгляд, затем, наконец, после бесконечной тишины, развернулась и важно вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.
В абсолютной тишине Гвен начала плакать и не могла остановиться. Больше чем когда-либо она хотела, чтобы все это просто исчезло.
Глава шестая
Кендрик стоял на широкой площадке на краю Каньона, глядя на кружащийся туман. Пока он смотрел вдаль, его сердце внутри разбивалось на осколки. Его разрывало на части, после того он увидел свою сестру в таком состоянии, и он чувствовал себя опустошенным, словно это он подвергся нападению. По лицам всех силесианцев он видел, что они считали Гвен кем-то большим, чем просто правителем. Они все считали ее членом семьи. Они тоже были подавлены. Словно Андроникус причинил боль им всем.
Кендрику казалось, что это он во всем виноват. Он должен был понимать, что его младшая сестра сделает нечто подобное, зная, насколько храброй и гордой она является. Он должен был понимать, что Гвен попытается сдаться до того, как у кого-нибудь из них появится шанс остановить ее, и он должен был найти способ предотвратить это. Кендрик знал характер своей сестры, насколько она доверчива, знал ее доброе сердце. Кроме того, будучи воином, Кендрик лучше, чем она, знал жестокость некоторых руководителей. Он был старше и мудрее ее, и ему казалось, что он подвел сестру.
Кендрик так же считал себя виноватым во всем этом. Эта ужасная ситуация была непосильной ношей для одного человека, недавно коронованного правителя, шестнадцатилетней девушки. Она не должна была нести на своих плечах тяжесть всего этого в одиночку. Такое весомое решение было бы сложным даже для него самого – или даже для их отца. Гвендолин сделала все от нее зависящее в сложившихся обстоятельствах и, возможно, поступила лучше, чем смог бы любой из них. Кендрик и сам понятия не имел, как справиться с Андроникусом. Никто этого не знал.
Рыцарь подумал об Андроникусе, и его лицо покраснело от гнева. Это был правитель без морали, без принципов, без человечности. Кендрику было ясно, что если все они сейчас капитулируют, их всех постигнет та же участь – Андроникус убьет или обратит в рабство каждого из них.
Что-то изменилось в воздухе. Кендрик видел это в глазах всех мужчин и почувствовал это в самом себе. Силесианцы больше не собирались просто выживать и защищаться. Теперь они хотели отомстить.
«СИЛЕСИАНЦЫ!» – проревел голос.
Толпа притихла и посмотрела вверх. В верхнем городе, на краю Каньона, глядя на них, стоял Андроникус в окружении своих приспешников.
«Я даю вам шанс!» – прогремел он. – «Приведите Гвендолин, и я позволю вам жить! В противном случае я пролью на вас огонь на рассвете, такой сильный огонь, что ни один из вас не выживет».
Он сделал паузу, улыбнувшись.
«Это очень щедрое предложение. Не думайте слишком долго».
После этих слов Андроникус развернулся и ушел прочь.
Все силесианцы повернулись и посмотрели друг на друга.
Вперед вышел Срог.
«Дорогие силесианцы!» – крикнул он огромной растущей толпе воинов. Кендрик никогда прежде не видел его таким серьезным. – «Андроникус напал на нашего лучшего, нашего самого дорогого правителя. Дочь нашего любимого короля МакГила, великую Королеву по праву. Он атаковал и каждого из нас. Он попытался поставить пятно на нашей чести, но вместе этого запятнал только свою собственную!»
«ДА!» – крикнула толпа, мужчины зашевелились, каждый из них схватился на рукоять своего меча с огнем в глазах.
«Кендрик», – сказал Срог, повернувшись к нему. – «Что ты предлагаешь?»
Кендрик медленно заглянул в глаза всех стоявших перед ним мужчин.
«МЫ АТАКУЕМ!» – крикнул он, чувствуя огонь в своих венах.
Толпа одобрительно крикнула в ответ. Она становилась все плотнее и плотнее, в глазах присутствующих мужчин читалось бесстрашие. Кендрик видел, что каждый из них был готов сражаться не на жизнь, а на смерть.
«МЫ УМРЕМ КАК МУЖЧИНЫ, А НЕ КАК СОБАКИ!» – снова крикнул Кендрик.
«ДА!» – крикнула толпа в ответ.
«МЫ БУДЕМ СРАЖАТЬСЯ ЗА ГВЕНДОЛИН! ЗА ВСЕХ НАШИХ МАТЕРЕЙ, СЕСТЕР И ЖЕН!»
«ДА!»
«ЗА ГВЕНДОЛИН!» – крикнул Кендрик.
«ЗА ГВЕНДОЛИН!» – крикнула толпа мужчин в ответ.
Толпа исступленно кричала, становясь все плотнее с каждый мгновением.
Крикнув последний раз, они последовали за Кендриком и Срогом, когда те повели их по узкой площадке все выше и выше к верхней Силесии. Пришло время показать Андроникусу, из чего сделано Серебро.
Глава седьмая
Тор стоял вместе с Рисом, О’Коннором, Элденом, Конвеном, Индрой и Кроном в устье реки. Они все смотрели на мертвое тело Конвала. В воздухе витало мрачное настроение. Тор и сам это ощущал, оно грузом давило ему на грудь, когда он смотрел на своего брата по Легиону. Конвал. Мертв. Это казалось невозможным. До сих пор, как помнил Тор, их было шестеро в этом путешествии. Он никогда и представить не мог, что их останется всего пятеро. Это заставило его ощутить свою смертность.
Тор вспомнил обо всех тех днях, когда Конвал был рядом с ним, вспомнил, что он сопровождал его на протяжении всего путешествия, с самого первого дня, когда Тор вступил в Легион. Он был для него братом. Конвал всегда поддерживал Тора, для друга у него всегда имелось доброе слово. В отличие от некоторых других молодых людей, он принял Тор как друга с самого начала. Тору было больно видеть его на земле мертвым, особенно в результате именно его, Тора, ошибки. Если бы он не доверился трем своим братьям, возможно, Конвал сегодня стоял бы здесь живой.
Тор не мог думать о Конвале без Конвена. Они были двумя идентичными близнецами, неразлучными братьями, которые всегда дополняли мысли друг друга. Он не мог себе представить ту боль, которую испытывал Конвен. Он выглядел так, словно потерял рассудок. Счастливый, беспечный Конвен, которого Тор когда-то знал, казалось, умер от удара.
Они стояли на краю поля боя, где все произошло. Вокруг них грудой лежали мертвые тела воинов Империи. Молодые люди застыли на месте, и никто из них не хотел двигаться дальше, пока они не похоронят друга надлежащим образом. В их распоряжении были меха воинов Империи, которые они сняли с них и обвернули ими тело Конвала. Они положили его тело – длинное, застывшее, лицом к небу – на небольшую лодку, ту самую, на которой они приплыли сюда. Похороны воина. Конвал уже казался таким застывшим, окостенелым и посиневшим, словно никогда и не жил.
Тор не знал, как долго они простояли там, каждый из них углубился в свои собственные печали, никто не хотел видеть, как уплывает тело. Индра прочертила над головой Конвала небольшие круги, напевая что-то на языке, который Тор не понимал, закрыв глаза. Тор понял, как сильно она заботилась о нем, когда девушка провела торжественную панихиду, и при звуке ее голоса он ощутил покой. Никто из молодых людей не знал, что сказать, и они все стояли там с мрачными лицами, храня молчание, позволив Индре вести службу.
Наконец, Индра закончила и сделала шаг назад. Вперед вышел Конвен, по щекам которого текли слезы, и опустился на колени рядом со своим братом. Он положил свою руку на руку брата, склонив голову.
Затем Конвен протянул руку и подтолкнул лодку. Она поплыла по тихим водам реки, после чего ее вдруг поднялось течение, которое медленно и осторожно понесло лодку прочь, словно прилив понял, что нужно делать. Лодка все дальше и дальше уплывала от группы молодых людей. Крон заскулил, наблюдая за ней. Из ниоткуда возник туман, поглотивший лодку. Она исчезла.
Тору показалось, словно его тело тоже погрузилось в загробный мир.
Члены Легиона медленно повернулись друг к другу и посмотрели через поле боя на местность за его пределами.
Позади них находилась преисподняя, из которой они вышли. С одной стороны простиралась большая равнина травы, а с другой – пустошь, суровая пустыня. Они стояли на распутье.
Тор повернулся к Индре.
«Чтобы добраться до Неверсинк, мы должны перейти эту пустыню?» – спросил он.
Она кивнула.
«Другого пути нет?» – спросил он.
Девушка покачала головой.
«Есть и другие пути, но менее прямые. Вы потратите несколько недель. Если вы надеетесь отыскать воров, это ваш единственный путь».
Остальные члены Легиона долго и пристально смотрели на пустыню, находящуюся под палящим солнцем.
«Она выглядит неумолимой», – сказал Рис, подходя к Тору.
«Я не знаю никого, кто выжил бы, перейдя ее», – сообщила Индра. – «Эта пустыня огромна и наполнена враждебными существами».
«У нас недостаточно провизии», – сказал О’Коннор. – «Мы не справимся».
«Тем не менее, это путь к Мечу», – напомнил Тор.
«При условии, что Меч до сих пор существует», – вставил Элден.
«Если воры добрались до Неверсинк», – сказала Индра. – «Тогда ваш драгоценный Меч потерян навсегда. Вы рискнете своими жизнями ради мечты. Лучшее, что вы можете сейчас сделать, – это вернуться в Кольцо».
«Мы не повернем назад», – решительно заявил Тор.
«Особенно не сейчас», – добавил Конвен, делая шаг вперед. Его глаза горели огнем и горем.
«Мы найдем этот Меч или умрем, пытаясь», – сказал Рис.
Индра покачала головой и вздохнула.
«Я и не ожидала услышать от вас другой ответ, парни», – сказала она. – «Безрассудные до конца».
* * *
Тор шел бок о бок со своими друзьями по Легиону через пустырь, щурясь от палящего солнца, задыхаясь от неустанной жары. Он думал, что будет рад убраться подальше от преисподней, от ее вездесущего мрака, от невозможности видеть солнце. Но он ушел из одной крайности в другую. Здесь, в этой пустыне, не было ничего, кроме солнца – желтого солнца и желтого неба, все сияло вокруг него, и скрыться от этого было негде. У него болела голова, и он чувствовал головокружение. Тор еле волочил ноги, ему казалось, что он идет уже всю свою жизнь. Обернувшись, он увидел, что его друзья испытывают то же самое.
Они шли уже полдня, и Тор не знал, как они смогут продолжать идти вперед. Он бросил взгляд на Индру, которая натянула капюшон на голову, и спрашивал себя, права ли она была. Может быть, они поступали безрассудно, предпринимая эту попытку. Но молодой человек поклялся найти Меч. А какой у них выбор?
Пока они шли, их ноги взбалтывали облака пыли, которая кружила повсюду, отчего дышать было еще сложнее. На горизонте не было ничего, кроме высушенной на солнце грязи. Насколько хватало взгляда, все было равнинным. Не было ни малейшего проблеска строения, дороги, гор или чего-нибудь другого. Одна сплошная пустыня. Тору казалось, что они подошли к самому краю света.