Раненые бредили. У одного гноилась простреленная нога, у второго был туго перемотан живот. Оставалось удивляться, почему он еще жив. Этих парней ополченцы тоже знали. Оба служили в первой роте батальона Зимакова и считались без вести пропавшими после боя за Мургу.
Раненых извлекли из подвала, уложили на пол. Бойцы вязали простыни, одеяла, чтобы транспортировать бедняг до БМП.
Поднять наружу тело Николая Алена не разрешила, вцепилась в руки бойцов, завыла в полный голос:
– Оставьте здесь! Я сама похороню Коленьку в этом подвале. С вами не поеду. Здесь мой дом и муж. Я никогда их не брошу. Не волнуйтесь, я не сумасшедшая, сильная, справлюсь.
Алексей растерялся. Не тащить же ее волоком в БМП?
«Ладно, пусть остается, будем надеяться, что война вот-вот кончится», – подумал он.
А на северной околице шел настоящий бой. Била пушка второй БМП, ей поддакивал пулемет. За этим гамом автоматные очереди почти не прослушивались. Похоже, силовики, по счастью, не имевшие тяжелой техники, пытались прорваться в поселок, а второе отделение их сдерживало.
Боевая машина Гававы уже была здесь. Она съехала с дороги, смяла забор, расшвыряла обломки сарая и через несколько секунд уже кружилась по двору. Лихач по имени Георгий был в своем репертуаре!
– Алексей, Бакаева ранили в ногу! – взволнованно прокричал в рацию прапорщик Кульчий. – Здесь фигня какая-то творится! Укропы обстреливают нас из степи, подбираются, видимо, хотят узнать, как у нас дела. Их порядка взвода! Нам нужны потери, командир?
– Как Бакаев?
– Живой, кровь идет, ругается.
– Олег, продержитесь несколько минут! Потом людей в отсек, всем отходить!
Потери в этот день действительно были не нужны, как, впрочем, и в любой другой. Он отдавал лаконичные команды: БМП задним ходом к крыльцу! Раненых в отделение для десанта! Остальных – туда же, включая мертвого Сычева. Не оставлять же погибшего товарища! Да, он прекрасно понимает, что десантный отсек рассчитан на шестерых, но придется потесниться! Сычева завернуть! С ранеными обращаться нежно!
Команды выполнялись прытко, никому не хотелось зависнуть в негостеприимном районе. Погрузка продолжалась несколько минут. А силовики в далеком лесу уже прочухали, где находится их враг. Взрывы смещались к центру поселка. Бойцы суетились, затаскивали раненых в узкую бронированную клетушку.
С башни свесился возбужденный Гавава. Этот сорокалетний щетинистый «абрек» покрикивал на товарищей, перехватил свирепый взгляд командира и смутился.
Алексей забрался в БМП последним, увидел хмурые лица подчиненных и невольно улыбнулся:
– Чего рожи такие, будто Крым не наш? Подвинулись, сидим по стойке «смирно»!
Отход на базу после выполнения задачи превратился в увлекательный квест. БМП неслась по улице Карбышева, подпрыгивая на ухабах. Гавава пребывал в своей тарелке, даже сделал попытку проделать управляемый занос, завершившийся обрушением забора и дружной руганью спрессованных «селедок».
Ожила скорострельная пушка наводчика-оператора Антона Лопырева, била короткими очередями. Поди пойми, куда он пытался попасть. В узкие бойницы для автоматчиков просматривались лишь прыгающие ограды да фрагменты заброшенных построек.
– Гоша, сбавляй! – зарычал Стригун, вцепившись в ручку над головой. – Ладно мы, но ты же раненых везешь!
– Товарищ капитан, никак нельзя! – крикнул механик-водитель. – Поеду тише – все будем ранеными, а то и убитыми! Оно нам надо?
Потом был головокружительный вираж на улицу Степную и бесконечная тряска без поворотов. Шанько и Гуляев поддерживали раненых, которые от этой болтанки пришли в чувство. Одного рвало, другой стонал сквозь зубы.
Гавава все делал правильно. Возможно, в поселок проник корректировщик огня украинских артиллеристов. Теперь снаряды ложились точнее. Они взрывались сзади, расшвыривая комья задубевшей земли. БМП уже вырвалась в поле, прыгала по бороздам, а за ней расцветали дымные фонтаны, билась в броню ударная волна.
– Нормально, командир! – крикнул Гавава, вцепившись в штурвал. – Старый конь борозды не портит!
БМП вышла из зоны поражения и помчалась на юго-восток. Людям стало веселее. Механик сжалился над измученными пассажирами и сбросил скорость. За бортом тянулась голая степь, кое-где кустарники, редкие перелески.
– Тормози! – приказал Алексей. – Пять минут перекур. Дальше – малым ходом. Желающие могут перебраться на броню.
Он первым потянулся к люку, спрыгнул на землю. Ощущение как после шторма. За ним на волю полезли остальные. Бойцы дышали полной грудью, разминали затекшие конечности.
Лязгая и громыхая, подъехала вторая БМП. Из башни высунулся наводчик-оператор Максимов, из люка – механик Чухрай. Физиономии пятнистые, но довольные. Порезвились, искупались в адреналине.
Алексей Стригун поднялся на борт второй боевой машины. Прапорщик Кульчий – небритый, похожий на Кощея в молодые годы – помог ему. Здесь было не так тесно – шестеро здоровых, один раненый.
Доброволец из Чечни Хасан Бакаев лежал на фуфайках лицом вниз, обливался потом, изрыгал проклятья. Над ним склонились товарищи. Пуля пробила верхнюю часть бедра. Боли, конечно, страшные, но нужно очень постараться, чтобы довести это несчастье до летального конца.
Перед пострадавшим на коленях стоял Степан Бобрик – тридцатишестилетний невысокий лысоватый доброволец из Владивостока, бывший десантник и технолог на мясокомбинате. Он, посмеиваясь, делал перевязку.
– Как он? – поинтересовался Алексей.
– Окорок повредил, – сдерживая смех, сообщил Бобрик. – Сзади. Тазобедренную, так сказать, часть. Все в порядке, товарищ капитан, он еще отомстит своим врагам. Подтвердишь, Хасан Рамзанович?
– Зарежу! Шакалы! Всех зарежу! – Раненый взвился и в изнеможении треснулся лбом о фуфайку.
– Я же говорю, практически здоров, – заявил степенный и рассудительный Константин Архипов, бывший сотрудник донецкой автомобильной инспекции.
– На вечерний намаз побежит как миленький, – выдал чубатый Махецкий.
– Издеваетесь?! – взревел пострадавший и снова затих, пронзенный парализующей болью.
Ранение действительно плохо сочеталось с образом гордого кавказского парня.
– Не переживай, Хасанчик, все в порядке. Божьи планы всегда лучше наших. Можешь духовное обновление, – давясь смехом, пробормотал подтянутый Саня Дьяков, еще один российский доброволец, бывший пограничник, не поленившийся приехать на защиту своих убеждений из заснеженной Сибири.
– Вот же сволочи! Я вам припомню!.. – хрипел раненый.
– Как его угораздило? – Стригун с трудом сохранил серьезный вид.
Еще немного, и сам схватился бы за живот.
– Проглядели, товарищ капитан. Наверное, противник с тыла зашел, – сказал тридцатидвухлетний брюнет Николай Семицкий, коллега Антонца по «Беркуту».
Впрочем, службу он проходил в солнечном Крыму.
– Мы в укрытиях находились, оглянуться не успели, а Хасан уже лежит и так душевно выражается.
Ополченцы гоготали уже открыто. Вроде мелочь, а приятно. Сотрудник грозненского ОМОНа Хасан Бакаев не отличался добродушием и покладистостью, хотя и не был в команде изгоем.
– Все, довольно ржать! Отнеситесь к происшествию серьезно. Это все-таки ваш боевой товарищ, – сказал Алексей и спрыгнул на землю. – Будем считать, что потери минимальные. Задание выполнено, двух живых мы из Мурги все-таки вытащили. Через полчаса будем на базе. Вперед!
Глава 2
Перемирие, объявленное в сентябре, нарушалось по сорок раз на дню, от Мариуполя до северных районов Луганщины. Обе стороны увлеченно обстреливали друг друга из всех видов оружия, но линия соприкосновения в целом не менялась. В отдельных местах сохранялись даже протяженные нейтральные территории, образованные согласно минским договоренностям. В одних районах они составляли несколько километров в глубину, в других тянулись на десятки верст.
Попытки нарушить статус-кво, конечно, предпринимались. В нейтральные зоны проникали разведывательные группы, контактировали с населением, оставляли или вербовали агентов из местных жителей. Отмечались попытки захвата населенных пунктов на ничейных землях.
Внимание украинских военных привлек поселок Степановка, расположенный между лесными массивами. К западу, в двадцати километрах, располагался городок Реман, где временно дислоцировался отдельный полк специального назначения ВСУ. На востоке, в сорока верстах – райцентр Староброд, где стоял гарнизон ополчения под командованием полковника ВДВ Доревича.
К вечеру усилился ветер, снег повалил густыми хлопьями. Уже темнело, когда на западной окраине Степановки объявились две БМД украинской армии. Солдаты сидели в десантных отсеках и на броне, кутались в воротники утепленных курток, исподлобья поглядывали по сторонам.
Машины встали в начале улицы Луначарского, рядом с разбитой АЗС и сгоревшим двухэтажным бараком. Солдаты соскочили с брони, начали подпрыгивать, чтобы согреться.
– Скоро весна, – пошутил кто-то.
Майор Поперечный холода пока не чувствовал. Все-таки офицерская зимняя форма не идет в сравнение с солдатской. Он разминал ноги в новеньких берцах с войлочным нутром. Камуфляж на пуху практически не продувался.
Начальнику разведки полка Игорю Николаевичу Поперечному недавно исполнилось тридцать восемь. Достаточно рослый, осанистый, всегда выбритый, с вытянутым холеным лицом – ему идеально шла военная форма. В отличие от многих в украинской армии, он находился на своем месте. Немногословный, с пытливыми глазами – его побаивались не только подчиненные, но и кое-кто из начальства. Он не был уперт на тупой палочной дисциплине, но больше всего любил порядок и был крут к тем, кто придерживался иных взглядов. Подчиненные с опаской поговаривали, что не так давно майор собственноручно пристрелил солдата, покинувшего позицию, и при этом даже не изменился в лице.
Майор угрюмо осмотрел западную окраину Степановки. До войны здесь проживали семь тысяч человек. Заурядный поселок, в основном одноэтажный, ближе к центру дома повыше. Главным предприятием тут считался завод металлоконструкций, производивший много чего, от крышек водостоков до фонарных столбов. Но его разбомбили еще в июле, и жизнь застыла.
В августе здесь проходили жаркие сражения. Поселок несколько раз переходил из рук в руки. С каждым боем неповрежденных строений и людей в нем становилось меньше. По сообщениям агентов, на данный момент в Степановке не осталось и десятой части населения. Одни уехали, бросив имущество, другие погибли под бомбежками. Люди жили в подвалах.
Несколько часов назад начальника разведки вызвал к себе командир полка – полковник Гликер Валентин Эдуардович – и поставил задачу. Поселок Степановка – пусть и дыра, но много значит в оперативном плане. Это высота, с которой можно держать под контролем окрестные селения. Если установить там парочку батарей дальнобойной артиллерии, то для российско-террористических войск настанут трудные времена. Перемирие недолговечно и нужно лишь для того, чтобы подкопить силы для решительного наступления.
Майору надлежало выдвинуться в Степановку, изучить обстановку и, не поднимая шума, обосноваться в поселке. Здание администрации практически целое, в нем можно оборудовать базу. Террористов в Степановке, похоже, нет, но убедиться следует. Выполнить задание и доложить. Пусть начальство решает, что делать с этой выгодной стратегической точкой.
– Бутковский, командуйте, – бросил он офицеру, высунувшемуся из второй машины, поморщился, когда ретивый лейтенант стал орать трубным голосом, созывая бойцов к построению.
Вот так тихая операция!.. Впрочем, бойцами своего подразделения майор был доволен. Пусть не асы военного дела, но вполне подготовленные и мотивированные ребята, не понаслышке знакомые с понятиями «боевые действия» и «дисциплина». Всем далеко за двадцать, кому-то за тридцать, у каждого за плечами два месяца в тренировочном лагере под Житомиром и участие в боевых операциях.
Он хмуро осмотрел строй спецназовцев. Жаловаться на обмундирование и амуницию бойцам не приходилось. Перед выездом всех досыта накормили, выдали сухие пайки. У каждого «АК-74» с пятью запасными магазинами, по комплекту наступательных гранат «РГД-5». На взвод два гранатомета «РПГ-7» с шестью выстрелами, пара одноразовых «Мух». У каждого бойца немецкая портативная радиостанция «Грон», десантные ножи, пистолеты Макарова, снайперские прицелы, приборы ночного видения. В вещмешках имелись даже маскхалаты.
– Становись! – скомандовал лейтенант Бутковский.
– Несколько слов, бойцы, – негромко начал Поперечный. – Надеюсь, все уяснили смысл поставленной задачи? Завтра к обеду в этот горем убитый населенный пункт войдут наши части. Задача взвода: обеспечить вступление войск в Степановку. Поселок должен быть зачищен. Обследовать каждую улицу, выставить охранение. Мирных жителей по возможности не трогать. Никому не спать. Машины остаются здесь, движемся пешком, попарно, прикрывая товарищей. Через два часа всем собраться у поселковой администрации. Механикам БМД ждать особого распоряжения. За работу. Слава Украине!
– Героям слава!
– Бутковский, командуйте. И не орите, ради Христа.
Серые призраки скользили по заснеженным улицам, мимо рухнувших стен и палисадников, вырванных с корнями деревьев, остовов сгоревших автомобилей. Стемнело, ветер усилился, дул стремительными порывами, свистел в продырявленных крышах. Косматые тучи, похожие на дирижабли, проплывали над самыми головами.
Электричества в поселке не было, часть столбов повалена, на остальных болтались заиндевевшие провода, показывая направление ветра. Весь поселок состоял из двух улиц, протянувшихся с запада на восток, и множества переулков, связывающих их. Руины завода металлоконструкций возвышались за бетонным забором. Несколько бойцов просочились сквозь проломленную ограду, разошлись по территории. Остальные продолжили движение. Солдаты проходили на участки, где имелись неповрежденные постройки, бегло осматривали дома, подсобные строения.
Поперечному поступали доклады о том, что на заводе ничего подозрительного не отмечено. Осмотрены подвалы разрушенного общежития. Выявлены мирные жители, в основном старики и женщины. Радостных возгласов при появлении родной украинской армии не отмечено, «аборигены» боятся любых вооруженных людей. Проверены развалины поселковой котельной: живых не видели. В Обводном переулке замечена активность.
Несколько гражданских при появлении солдат убежали в дом, а до этого разбирали на дрова сарай. Проведено задержание. Их четверо: двое пожилых мужчин и две молодые женщины – испуганные, страшные, как смертные грехи. Вот и настало время, когда бабам можно не краситься! Уверяют, что не террористы, просят не убивать. Кричат, что являются украинскими патриотами, но как-то не похоже.
– Оставьте их в покое, – проворчал майор в микрофон. – Баб не трогать, выполнять задачу.
В соседнем переулке послышались глухие выстрелы, закричала женщина. Майор ругнулся в полный голос. Что еще?! Он шел последним по улице Луначарского, в одной руке рация, в другой – взведенный пистолет «МР-443» «Грач». Перед ним шагали сержант Бурлак и рядовой Смирнов. Всполошились, побежали на шум.
Поперечный тоже кинулся за ними – до переулка было метров пятьдесят. Он проглядел канаву водостока, засыпанную снегом, и утонул по пояс, как в болоте. Выбирался, ругаясь, набирая полные берцы снега. Когда успело так засыпать?