Он вернулся к стиральной машине, которая к тому моменту уже закончила работу, сложил деньги с документами в отдельный пакет и собрал пустые бутылки. Выносить мусор он далеко не стал – подъезд и без того приходился свалкой – и вышел на узкую улицу в поисках приличного кафе. Таких поблизости не оказалось, и ему пришлось посетить забитый уголок на шоссе. Слишком уютный для мусорных притонов с безликими высотками. Он удивился чересчур низким ценам, но официантка пояснила, что это как раз у него слишком много наличных для одной чашки кофе.
– Здесь хватит на то, чтобы купить это место, – усмехнулась она.
Девушка была приверженницей свободного стиля. Несмотря на светлый тон кожи и европейскую внешность, она носила бинди и круглую серьгу в носу. При этом одета была неформально: порванная футболка, американская пилотная куртка с нашивками, легинсы и тяжелые сапоги на высокой подошве.
– Такие цены только у вас?
– Считай, что так, – бросила она в ответ.
Ее непреднамеренная ложь, вызванная скорее растерянностью, подействовала на него незначительно, и все же он схватил ее запястье по инерции.
– А если честно?
– Не сказать, чтобы только у нас, – протянула девушка. – Во внешнем мире цены куда ниже, но нам нужно как-то себя поддерживать. Это нелегко, знаете ли. Мы с хозяином едва перебиваемся.
– Во внешнем мире? – напрягся Люк, отпуская ее руку.
Девушка застыла, глядя на него с усталой иронией.
– Совсем из ума вышел?
– Выходит, вы меня знаете? – ответил вопросом на вопрос он.
Девушка только улыбнулась, щуря подведенные мелом глаза. Было заметно, что поведение мужчины кажется ей нарочно фальшивым.
– Это какая-то игра, Гари? – спросила она, опустив блокнот с заказом.
– Гари? – переспросил он.
– Если хочешь сохранять нейтралитет, я даже спрашивать не буду зачем. Значит, так оно и надо. Передать остальным, чтобы ничего у тебя не спрашивали?
– Остальным?
Она вытянула шею, скептически покачала головой и отправилась на кухню. Мужчина выкурил несколько сигарет, дожидаясь заказа. В состоянии покоя он выглядел инертным, даже почти спящим.
– Если тот мир внешний, то это, стоит полагать, внутренний? – спросил Люк, когда она вернулась.
– Боги, скажи, что делать, – процедила сквозь зубы девушка.
– Просто расскажи все что знаешь. Сделай вид, что мы незнакомы. Что я человек из внешнего мира. Объясни, в чем отличие и что нас держит здесь, а кого-то другого там? Есть ли между вами война? Мне нужно быть в курсе всего. Ведь мы чем-то занимались, верно? – уточнил он.
– Ну, разумеется, Гари. Ты один из первых, кто отказался принимать иллюзорный мир. Ты самый главный наш проводник. Ты Первый.
Люк потер переносицу и тяжело вздохнул. Совсем недавно, какую-то неделю назад он жил и работал в пятидесятых, зарабатывая для семьи на обывательской работе. Как он мог стать чьим-то проводником?
– А этот мир, выходит, настоящий?
– Можно и так сказать, – пояснила она. – Мир беженцев, отбросов, которые не желают становиться частью иллюзии. От тех, кто не желает верить системе, безжалостно избавляются.
– Дай мне секунд десять, – потер лоб полицейский, разглядывая пустые глазницы в отражении чашки. – Получается, мы просто бежали от того, чей частью не хотим становиться?
– Пока прогнозы туманны, – пожала губы она.
– И мы не хотим ничего изменить?
– Показать нам, куда идти, – твоя обязанность. И до сих пор ею остается.
Девушка выставила запястья с татуировками в виде чуть повернутых вбок крестов.
– Перекресток, – подсказала девушка. – Символ трудности выбора. Во всяком случае, у нас есть выбор. Этот знак носят все, кто не согласен. Те, кто еще борется за права и свободу. Кто выступает против кодовых номеров, по которому можно вычислить все, что тебя касается. Даже местоположение на текущий момент.
– У меня эта метка тоже есть?
– Ты ее и придумал, – улыбнулась девушка. – Многим приходилось скрывать свои намерения. Такая метка у тебя на шее сзади.
Чем глубже он вникал, тем меньше понимал ситуацию, в которой оказался.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Нам запрещено говорить имена. И это твое правило. Но если ты не прочь его нарушить, то Махарди. Ты зовешь меня просто Махой.
– Люди во внешнем мире тоже носят имена?
– Условно да, но для государства и компаний, на которых работают и которым принадлежат, они просто двоичные коды. Мешки энергии, состоящие из нулей и единиц.
– И только поэтому мы бежали? Поэтому стали отщепенцами?
Маха обошла мужчину стороной и откинула волосы с его шеи.
– Странно, вроде бы и понимаю, что это ты, но никак не могу отделаться от мысли, что ты шпион, – вернулась на прежнее место и всмотрелась в его глаза девушка. – Вот уже пятнадцать минут на тебя направлен прицел моего пистолета, но я не выстрелю до тех пор, пока мои подозрения не оправдаются. Ты всегда вел себя странно, однако к такому поведению все привыкли. Теперь ты словно бы не ты вовсе. Конечно, я пообещала исполнять каждое твое поручение и даже повторю твои же слова. И все же, это странно.
Полицейский кивнул, девушка опустилась на стул и взяла сигарету из его пачки.
– Люди внешнего мира несвободны, потому что у них нет права выбора. Они зависимы от всего материального. Выполнить даже самую элементарную работу они не в состоянии. Окружающий мир их не устраивает, но изменить его они не хотят. Для этого они создали новый мир, иллюзорный. Тот, что находится у них голове. Они программируют мир вокруг таким, каким хотят его видеть.
Маха достала квадратное устройство, практически прозрачное по ширине, и запустила нужную программу одним нажатием пальца.
– Я этим пользуюсь нечасто, правда, – покраснела она. – Знаю, ты это запрещаешь, но никаких личных данных я нигде не оставляю, клянусь. Я даже кэш путаю, чтобы они не понимали, что конкретно я ищу. К тому же я пользуюсь программой одного крайне известного и крайне скрытого хакера. Она позволяет блокировать любое проникновение системы в личные ресурсы.
– Как знаешь.
Маха развернула прозрачный двусторонний экран. Проступило объемное изображение людей с очками, закрывающими большую часть лица.
– Им кажется, что они живут. Что они делают что-то значимое. Они оправдывают свое бесцельное существование жизнью внутри. Им кажется, будто они индивидуальны, независимы. А на деле, они рабы техники, государства и кредитов, которых накопили в огромном множестве. Они не видят выхода и поэтому отключаются от реальности. Наш мир отличается лишь тем, что мы хотим жить, хотим создать. Своими силами, а не с помощью устройств. Они отказываются принимать такой мир.
– То есть люди действительно не покидают своих домов?
– Точно гусеницы, не выходящие из коконов. Они так не создали космических кораблей и не совершили космических путешествий, потому что им хватает господства внутри себя. Там, в собственной реальности, они короли и гении. Там отсутствует конкуренция. Они всегда первые. И если что-то идет не так, значит, они просто не заплатили по кредитам своей фирме. В их голове начинается полное безумие. Их просто разрывает внутри собственного мира снова и снова. Они не могут выбраться и застревают в этом безумии навечно. Их разум не умирает, потому что минута здесь длится сотню лет там. Они вынуждены блуждать по лабиринтам своего подсознания бесконечно, не видя конца. Они теряют контроль над собственной реальностью и попадают в мыслительный ад.
Открылась анимированная картинка с изображением счастливого мужчины на берегу моря. Он поднял коктейль, салютуя девушке, похожей на Мерлин Монро.
– Она еще жива? – удивился Люк.
– Они могут позволить все что угодно. Создавать фильмы с помощью сознания с самыми невероятными эффектами и развитием сюжета, после чего транслировать по общей сети. Могут обедать с погибшими звездами. Да что уж там! Могут на них жениться и сбрасывать фотографии своим друзьям. В их реальность.
– Но ведь вероятен факт, что кто-то захочет жениться на одной и той же знаменитости. Что тогда происходит?
– Голограмма разрывается вместе с их сознанием. Поэтому лучше семейные снимки держать при себе. Либо показывать друзьям из своей реальности, создавая эскизы старых друзей. Какая разница, настоящие они или нет, когда можно окунуться в иллюзорный мир с головой и не чувствовать дискомфорта? Всего лишь выплачивать долги по кредиту и жить беззаботно до конца… До какого они хотят конца. Они сами придумывают, сколько им жить и как умирать.
Женщина, подающая руку принцу из популярного некогда мультфильма. Мужчина в темном костюме супергероя и мальчик, включенный в сюжет любимой книги. Все они соблазняли счастливыми лицами зрителя, что смотрел на экран.
– Ты можешь стать частью чего угодно, – описала фотографии Маха.
– Но что, если их отключить принудительно? Или если выйдет из строя система?
– Они потеряют память. Вся информация об их жизни, по сути сама жизнь хранится на жестком диске. Они просыпаются в полном неведении. Причем забывают и ту жизнь, что вели на диске, и ту, что была до нее. Они сходят с ума, узнавая о том, что происходит вокруг. Разумеется, эта информация конфиденциальна.
– Но даже если всплывет, люди ее проигнорируют.
– То же самое ты говорил, когда это произошло около года назад. Ты слил информацию о замыкании более чем трех тысяч программ. Никакой реакции. Даже среди тех, кто был временно отключен или еще не подключился.
– Системный брак не исключен при создании любой техники большими тиражами. Но в данном случае речь идет о человеке.
– Больше, о его душе. Она не умирает и вынуждена петлять внутри сознания трупа. Это хуже, чем кошмар наяву. Сначала человек создает идеальный, с его точки зрения, мир. К хорошему быстро привыкаешь. И вот он уже забыл о том, что когда-то его создал. Он убежден в своем бессмертии. В том, что умеет летать, потому что в его мире все рождаются с крыльями за плечами. Но вот что-то пошло не так, и происходит замыкание в устройстве и порядке его мира. Представь, что кто-то берет твой мир своей огромной рукой и сжимает до размера грецкого ореха или выбрасывает в черную дыру. Либо же просто его лопает, включает невесомость на поверхности земного шара и оставляет все человечество твоего сознания подвешенным в центре пустой галактики. Вариантов много. И если носитель запрограммировал организм созданного сознанием человечества на абсолютное выживание, то есть лишил низших потребностей, сам понимаешь, все это человечество обречено на бесконечный космический полет в центре небытия.
После длительной паузы, выделенной на переваривание информации, Люк очнулся.
– Остался хоть кто-нибудь по-настоящему живой?
– Во внешнем мире только программисты и корпорации, на которые те работают, и процентов двадцать от прочего населения.
– А подобные этому места еще есть?
– Разумеется. В Америке их не менее десяти, еще пять в Европе. Они разбросаны по всему земному шару, только это не афишируется. Против них не воюют, но только до тех пор, пока они не ступят в мир внешний. Считается, что аноним, перешедший черту, несет в себе преднамеренную угрозу для иллюзорного мира. Территория этого сектора начинается десятью километрами южнее и расстилается еще на двадцать километров к северу. Некрупный, но никто и не говорил, что он самый большой.
– А люди с чипами…
– Прокаженные.
– Они не могут присоединиться к нам, если уже помечены?
– Могут, если очистятся от меток. В том числе имен. Но зачем им это? Они плавают по своим утопиям и бросать их ради реальности не намерены. Реальность, в которой работают? – фыркнула она. – Увольте! Их лишили права выбора, поэтому они разучились видеть настоящее.
– Маха – не твое настоящее имя?
– А кто говорил, что я была прокаженной? – оскорбилась девушка. – Это мое имя, потому что меток я никогда не носила. И вообще согласилась на такую жизнь одной из первых.
– Прости, – неловко улыбнулся он, приступая к остывшему кофе. – Но это звучит как мракобесие. И этот крест… Какое-то навязывание религиозных взглядов. Подобное существовало и в мое время.
– Полагаешь, я шучу? – разозлилась Маха.
– Нет, я уже почти ничему не удивляюсь. Но крест – это уже навязывание.
– Не крест. Перекресток, – строго поправила она. – Этот знак придумал ты. И он не привязан ни к какой религии, потому что ты не причислял себя ни к какой из известных вероисповеданий или философий. Это знак выбора, который делают уже в сознательном возрасте.
– Неужели знаки имеют такое принципиальное значение?
– Знаки несут материальную печать. Так нелепо и глупо пересказывать слова человеку, который сам же их произносил, – вскинула голову девушка. – О важности меток знали все правители. Свастика тебе удачи не принесет, будь уверен. Есть что-нибудь будешь? Вид у тебя неважный.
– А обычно я что-нибудь ем?
– Когда как. Ты вообще все решаешь спонтанно.
– Человек внешнего мира чем-нибудь питается?
– Человек внешнего мира, – скептически повторила она. – Человек вымирает как вид. Становится хуже машины. Машины хотя бы что-то делают. Человек внешнего мира питается энергией и старается обходиться без еды в привычном ее понимании.
Люк заметил за кассой пожилого мужчину, в каких-то лохмотьях: радужной футболке, спортивных штанах и тапочках.
– А это кто? – махнул он в его сторону.
– Хозяин магазина и мой начальник по совместительству. Его сын Том живет во внешнем мире. Жил, точнее сказать. Некоторое время назад его не стало.
– То есть? Что-то вышло из его системы?
– Нет, его похитили. Возможно, убили. Никто не знает.
– Я знаю этого мужчину? – привстал Люк.
– Время для разговора не самое подходящее, – поспешила за ним Маха.
– Добрый день, сэр, – остановился у кассы напротив старика полицейский. – Мне нужно поговорить о вашем погибшем сыне.
Старик бросил утомленный взгляд на девушку. Той осталось только раскинуть руками.
– Я его просила, но что толку?
– Что ты хочешь знать, Гари? – обошел стойку и опустился на стул старик.
Люк заметил, что у мужчины слишком дрожат руки для того, чтобы прикурить сигарету, и помог ему.
– Что-то вышло из системы? – переспросил у старика он.
– Понятия не имею, – покачал головой тот. – Не подумай, что мне плевать на судьбу сына. Все его осуждали, но, в конце концов, это его выбор. И никто не вправе навязывать ему свою точку зрения. Пусть бы жил как угодно, только жил. Ведь он мой сын, а у меня больше сыновей нет.
– Как давно он исчез?
– Около недели назад, как мне удалось выяснить. Хотя контакта я с ним не поддерживал больше года.
– Выходит, с вами кто-то связался?
– Да, мне сообщили, что мой сын не выходит на работу вот уже два дня. Понятия не имею, как им удалось достать мой адрес.
– Во внутреннем мире есть телефоны?
– Хотя бы этой роскоши нас не лишай, – усмехнулся старик. – Не знаю, зачем взял трубку. Видимо, не до этого было. Я сильно переживал. Переживал настолько, что – прости, Люк, но я не мог этого не сделать – навестил квартиру сына. Клянусь, я не оставил ни единой нашей координаты. Ни одного намека. Всего лишь осмотрел квартиру Тома и забрал кое-какие вещи, которые смогут облегчить поиски. Том, знаешь ли, мальчик очень скрытный. На публике появлялся редко, ни в какой связи замечен не был. Среди его вещей на рабочем столе я обнаружил стопку визиток и его текущее задание. Уж не знаю, кем он работал…
– Полиция дом осмотрела раньше вас?
– Мне ничего не доложили, но уверен, что так.
– С тобой беседовали? – спросила Маха.
– Только насчет его работы. Но я и сам понятия не имею толком, чем он там занимался. Вроде поиском каких-то вирусов или багов. На этих визитках неполный список личностей, которых он разыскивал.
Люк просмотрел педантично разложенные по датам карточки. Последним числился некий Л. Даргас.