Дело в том, что во время войны сюда был эвакуирован знаменитый на весь мир Хреновский конезавод – три тысячи отборных племенных орловских рысаков. К слову, и Буян, упомянутый в первой главе, был того же происхождения. Стратегическую важность эвакуированного хозяйства подчёркивало то, что командовал им не гражданский председатель, а генерал-майор по фамилии Шевченко. После окончания войны конезавод вернулся на прежнее место дислокации, но часть лошадей осталась.
В небольшой конюшне на отделении Виктора Борникова содержалось несколько отборных орловских рысаков. И первый секретарь райкома частенько наведывался туда – конями чистых кровей полюбоваться, на жеребцах элитных погарцевать.
Но, конечно, не за любовь к лошадям ценили молодого управляющего Власюк и Штильман, а за грамотность, деловитость, за то, что дневал и ночевал на работе.
После перевода на целину, что можно было расценивать как повышение, ибо в те годы даже директоров целинных совхозов решением Политбюро ЦК КПСС назначали, Власюк подтянул за собой старые, проверенные в деле кадры. Вспомнил он и о Викторе Борникове.
К тому времени Виктор был женат – сыграли они вскоре после памятного плутания в пурге свадьбу с любимой и единственной на всю жизнь Тамарой Радок, ставшей теперь тоже Борниковой.
Тамара Андреевна – тоже родом из крестьянской семьи. Родители её, Андрей Васильевич и Софья Михайловна, были переселенцами с Украины. Мамина семья перебралась в Оренбуржье в 1905 году, отцова – в 1927-м, из Киевской области. У Тамары было ещё пятеро братьев и сестёр, все работящие, деловые.
И в Викторе она оценила прежде всего серьёзность. Был он парнем со всех сторон положительным: не пил, не курил. В работе добросовестный, ответственный…
И не ошиблась. Двое сыновей у них родилось ко времени переезда на целину: старший, Александр, в 1961 году, и Вячеслав в 1962-м.
Непросто принималось решение о переезде на новое место жительства. На родине, в совхозе «Пономарёвском», всё отлажено. Есть дом, родня рядом, уважение односельчан, а там-то, на целине, ещё как-то всё сложится?! К тому же переезжать требовалось всем семейством, кроме жены и детей маму престарелую с собой забирать, да и сестра Рая заявила, дескать, без вас здесь не останусь, тоже двинусь на целину!
В парткоме совхоза к решению коммуниста Борникова, вступившего в партию в 1959 году, отнеслись без энтузиазма – хорошие специалисты самим нужны! Но интересы государства, придававшего особое значение освоению залежных и целинных земель, возобладали в конце концов.
Так Виктор Борников в 1963 году оказался в Адамовском районе, в эпицентре, можно сказать, битвы за целину.
Власюк определил его на должность инспектора-организатора. Функциональные обязанности – примерно те же, что и у инструктора райкома партии, надзирающего за хозяйственными делами на вверенной территории.
Не сказать, чтобы новая должность пришлась по душе Борникову, которого звали теперь уважительно, по имени-отчеству: Виктор Дмитриевич. Он скучал по земле, стремился не к «организующей и направляющей», каковой считалась тогда роль партии в жизни общества, а к привычной, конкретной работе в поле, на ферме.
В 1963 году с момента начала освоения целинных земель прошло уже восемь лет. Отгремели фанфары, всё реже наезжали в поля столичные журналисты. Отходила в прошлое романтика палаточных городков. Те, кто приехал в оренбургские степи из городов, следуя всеобщему порыву, энтузиазму, в большинстве своём разъехались по домам. На смену экзотике, комсомольскому задору пришли суровые сельские будни.
Впрочем, и тех, кто остался, прикипев душой к целинной земле, к здешним бескрайним просторам, оказалось тоже немало. Ведь на целину в своё время посылали действительно лучших! Они проходили строгий отбор. Партийные, комсомольские, профсоюзные организации выдвигали из своих рядов, рекомендовали самых достойных, отвечали за них.
Этот человеческий потенциал неравнодушных к судьбе отчизны людей, способных жертвовать личными интересами ради общественных, пассианариев, как назвали бы их сейчас, сохранился на целине до сих пор, а в годы, о которых ведётся здесь речь, был тем более особенно высок.
Тем не менее, эйфории и задора, характерного для первоцелинников, заметно убавилось. Зато проблем оставалось – хоть отбавляй!
Кое-где после распашки степи оказались растревоженными пески. Загуляли пыльные бури, что привело земледельцев к дополнительным затратам: приходилось делать полосные пары. Это когда на поле засеянные полосы чередуются с паровыми. На следующий год полосы меняли местами. Кое-где под зерновые распахивали новые площади.
Быт целинников, так живописно показанный в фильме об Иване Бровкине, был ещё далеко не отлажен. Возведённые как временные, наскоро, из подручных материалов жилые дома – щитовые, камышовые, саманные, продолжали стоять (а кое-где сохранились и сейчас, более полувека спустя!). Надо было решать проблемы водоснабжения, отопления в суровые, со шквалистыми ветрами, зимы. Продолжать электрофикацию. Строить больницы, школы, клубы, прокладывать дороги. И, конечно, самое главное – давать Родине хлеб!
В те годы в соответствии с настойчивыми рекомендациями Никиты Сергеевича Хрущёва, любившего порулить сельским хозяйством в масштабах государства, повсеместно внедряли раздельную уборку. Суть её заключалась в том, что сперва зерновые скашивали на свал, в валки шести-, десяти-, и даже восемнадцатиметровыми жатками, и оставляли на четыре-пять дней лежать в поле. Затем в дело вступали комбайны с подборщиками.
Выгода этого способа уборки заключается в том, что скосить хлеб можно пораньше, когда зерно в стадии восковой спелости. Оно, лишённое подпитки от корней, быстрее дозревает в валках, легче обмолачивается, темпы уборки возрастают. Метод этот практикуется иногда, в зависимости от складывающейся обстановки в уборочную страду, и сейчас. А тогда он был возведён в фетиш, признан обязательным к неуклонному исполнению всеми хозяйствами страны.
В совхозе «Советская Россия» это указание партии не выполнили. Урожайность в неблагоприятном 1963 году по всей области оказалась низкая. Как водится, принялись искать виноватых. А «Советская Россия» по итогам уборочной страды заняла последнее место в районе. Вот что бывает, когда игнорируют указания партии!
С должностей сняли всех руководителей совхоза, даже, под горячую руку, и главврача местной больницы.
Потребовалось укрепить «Советскую Россию» новыми кадрами.
Директором совхоза назначили уже проверенного в деле Якова Романовича Штильмана. Он, в свою очередь, предложил на должность управляющего центральным отделением Виктора Дмитриевича Борникова.
Главным агрономом хозяйства стал Борис Тимофеевич Ревазов, чеченец по национальности. Родом он был из Илекского района, слыл грамотным специалистом, энергичным, толковым.
Семья Борниковых переехала в Елизаветинку, начали устраиваться на центральной усадьбе. Жена Тамара, библиотекарь по образованию, стала работать в торговле – места по специальности ей не нашлось. Мама Виктора Дмитриевича, Дарья Васильевна, долго не могла привыкнуть к новому месту, причитала:
– И куда ж мы приехали! В голую степь! В Пономарёвке всё было – и дом, и хозяйство. А здесь – ни кола, ни двора…
В 1965 году в Елизаветенке родился у Борниковых третий сын, Евгений.
В «Советской России», в отличие от других целинных совхозов, работало немало исконного, коренного населения, что способствовало стабильности кадров. Кусем, Кускуль, Энбекши – казахские сёла. Прирождённые скотоводы, чабаны, местные казахи успешно осваивали и новые для себя профессии хлеборобов – трактористов, комбайнеров, полеводов.
Село Елизаветинка – старинное, казачье, ещё при государыне Екатерине основанное. Здесь испокон веков хлеб выращивали. Но и народ не простой, особого подхода требующий. Например, сколько лет после революции, Гражданской войны прошло, а тут помнили хорошо, кто за «красных» был, а кто «белым» сочувствовал, кто кого раскулачивал. Не забывали старых обид!
Но хватало и приезжих, тех, кто рассматривал целинный совхоз как временное место жительства, стремился перекантоваться, пока не подвернётся другая, более подходящая работа.
И со всеми этими людьми надо как-то ладить, нацеливать их на созидательный, результативный труд.
Масштабы хозяйства тоже впечатляли: 36 тысяч гектаров посевных площадей, 11 бригад, около тысячи человек работающих…
Прежний директор совхоза по фамилии Новокрещенов был мужиком здоровенным и громогласным. Любил поругаться, материл подчинённых так, что за версту слышно было. А мог, рассказывали, в сердцах и по уху кулаком приложить.
Штильман действовал мягко, интеллигентно, с подходцем, не забывал похвалить вовремя, поощрить человека за хорошо выполненную работу. К тому же он умел подбирать грамотные кадры, окружил себя толковыми специалистами, руководителями среднего звена, бригадирами – и дело в «Советской России» пошло на лад.
Вскоре совхоз перестали поругивать привычно на совещаниях разных уровней, «Советская Россия» вышла в передовые хозяйства района и области.
К тому времени Виктор Дмитриевич Борников поступил в Оренбургский сельскохозяйственный институт, на агрономический факультет. В 1965 году главный агроном «Советской России» Ревазов пошёл на повышение. Его пригласили стать главным агрономом только что образованного Светлинского района. А на освободившуюся вакансию назначили Борникова.
Яков Романович Штильман, будучи неплохим организатором, оставался по сути своей городским человеком, производственником. Работа на земле не стала его призванием на всю жизнь. Относился он к ней добросовестно, ответственно, но чувствовалось – душа не лежала. Поруководив совхозом около полутора лет, он возглавил Адамовскую районную сельхозтехнику. К тому времени где-то там, в партийных верхах, старые грешки ему простились, и вскоре Якова Романовича после ударной работы на целине восстановили в партии, вернули в Москву, где он на солидных должностях дослужился до пенсии. Но те, кто трудился с ним в Оренбуржье, сохранили о Штильмане добрую память.
А директором «Советской России» стал Бахчан (по паспорту – Бахиджан) Калиевич Калиев – личность на целине легендарная, заслуживающая того, что бы быть увековеченной в истории Оренбуржья. Именно при нём совхоз получил такой заряд энергии, что и сегодня, больше полувека спустя, это хозяйство остаётся одним из лучших не только в области, но и в стране.
Бахчан Калиевич ко времени своего прихода в «Советскую Россию» в сельском хозяйстве новичком не был. Успел поработать председателем сельсовета в Карабутаке (село это известно тем, что в его окрестностях погиб в спускаемом аппарате лётчик-космонавт Владимир Комаров), заместителем директора совхоза «Заря коммунизма», который возглавлял в ту пору тоже известный в Оренбуржье аграрий Наум Исаакович Зилист. Последняя должность Калиева перед назначением в «Советскую Россию» – директор откормсовхоза «Адамовский». Но там масштабы были не те. Только в «Советской России» в полной мере раскрылся талант Бахчана Калиевича как руководителя жёсткого, волевого типа, вникающего во все детали производственного процесса, умеющего добиваться высочайших результатов, не забывая при этом о нуждах людей.
– Яков Романович Штильман был человеком демократичным, – вспоминает сейчас, много лет спустя, Виктор Дмитриевич Борников. – Мог войти в положение, простить незначительные грешки, упущения по работе. А у Калиева не побалуешь! Сам человек невероятно работоспособный, настойчивый, целеустремлённый, он требовал того же и от подчинённых. Дело – прежде всего. Поставленные им задачи должны были выполняться беспрекословно, точно и в срок. Никакие обстоятельства, отговорки не принимались. Сказано – сделано. Только так, и не иначе. Я у него многому научился…
Средняя урожайность в совхозе в то время составляла всего 7 – 8 центнеров с гектара. В особо удачные 1966 и 1967-й годы, когда природа расщедрилась, собрали по 12 – 15 центнеров с гектара. Такое положение дел главного агронома «Советской России» Борникова никак не устраивало.
Вроде бы делали всё правильно, проводили в полях все предписанные сельскохозяйственной наукой агротехнические мероприятия, но урожайность всё равно зависела в основном от погоды. Выпало больше дождей – колос полновеснее, урожай выше. Припоздали осадки – и собирать нечего.
Нужны были семена новых сортов пшеницы, адаптированных к засушливым условиям земледелия Восточного Оренбуржья.
Понимал это и директор совхоза Калиев.
Теперь трудно даже представить, сколько сил, времени, энергии потребовалось директору и главному агроному на то, что бы одну за другой убедить десятки административных инстанций в необходимости создания на базе совхоза «Советская Россия» опытно-производственного хозяйства, где испытываются и производятся семена зерновых культур, наиболее подходящих к условиям произрастания на целине.
И нынче, к слову сказать, «Советская Россия» – единственная на востоке области площадка, где сохранили научные кадры, разрабатывают и внедряют новые сорта зерновых, сами получая при этом отменные урожаи. А всё начиналось тогда, в далёкие теперь 60-е годы…
Резковатый в общении, способный отчитать любого, кто, на его взгляд, допустил промах в работе, Калиев, тем не менее, проявлял отеческую заботу о людях. При нём совхоз развивался активно, обрёл как бы второе дыхание. Строились не только производственные помещения – склады, кормоцех, кошары, но и объекты социальной сферы. Дом культуры, больница, школы на центральной усадьбе и в отделениях, жильё для рабочих совхоза и специалистов. Благодаря директору, газификация сёл Елизаветинка, Баймурат, Энбекши проведена на тридцать – сорок лет раньше, чем в других целинных посёлках.
Причём надо заметить, что строились эти объекты, как тогда говорили, «хозспособом». То есть никакие денежные средства, стройматериалы централизованно на них не выделялись. Всё, от кирпича, цемента, гвоздей и досок до труб и кровельного железа, краски, требовалось изыскивать самим, выпрашивая, выменивая. А на что менять, если вся сельхозпродукция, произведённая в совхозе, строго учитывалась и выгребалась дочиста в закрома государства?! Но – хитрили, изворачивались, что-то припрятывали, действуя путём «личных контактов», получали что-то сверх лимитов… В итоге такой деятельности можно было заработать как орден, так и тюремный срок. Борникова с Калиевым пронесло. А те школы, клубы, жилые дома, производственные помещения, что удалось построить тогда, стоят и служат людям до сих пор.
С подчинёнными, включая заместителей, Калиев был строг, держал дистанцию. Но понимал, что иногда можно чуть отпустить вожжи, пообщаться, так сказать, в неформальной обстановке.
Времена тогда были суровые, выпивка не поощрялась. Но какой душевный разговор без рюмочки водки?
Как-то раз, уже в конце уборочной, Бахчан Калиевич посадил в машину Борникова и Курочкина, участника войны, которого уважал, и вывез на дальний полевой стан. Там была палатка брезентовая, снаружи – стол под открытым небом.