– Скорее, времени мало… завтра утром вернёмся.
Мимолетное падение и вот, я одна. В собственном мирике.
Остальные, видимо, тоже разбежались по своим. Не будем их тревожить.
Я не чувствовала движения времени, я то вспоминала, то забывала о нём. Сделав пару заметок о Руминистэ и её игре, я налила себе чашечку чая и села у окна.
За стеклом кружил снег и среди него пятнами чернел спящий город.
Не будем тревожить и его…
Я пила маленькими глотками горячую жидкость, пахнущую жасмином, и смотрела вдаль.
И я знала…
Там, за окном, был вовсе не Лаэрен.
Это был…
Проснулась я от странного хохота. Сквозь остатки сна понимаю, что это кто-то незнакомый. Смех был чуть приглушенный, словно…
Она была в маске. Улыбалась мне нарисованным ртом. Восседала посреди подушек на полу и смотрела на меня сквозь прорези чёрными огромными глазами.
Поправив рукой в чёрной перчатке оборки на шикарном красном платье, девушка снова рассмеялась.
– Лукреция? – пересохшим горлом спросила я. Девушка кивнула и сняла маску.
Под белым фарфором оказалось не менее бледное лицо. Глаза оказались карими, губы – розовыми. По-детски припухлыми. И шрам на правой щеке.
Нет, не имя, обыкновенный шрам. Рваный, грубый… Может быть, его она скрывала под маской?
Безумно красивая и печальная. Лукреция, ещё одна из мира Лаэрен.
В чёрном корсете, в ярком кринолине юбок она казалась невесомой. На вид ей лет семнадцать, а вот глаза говорят совсем другое…
Она младше, чем хочет казаться…
…в отличие от Арис.
Я слезла с кровати, и присела рядом с ней. Нагнув голову, оголила шрам.
– Не надо, я знаю твоё имя… – Лукреция нервно сжала запястья. – Я… давно здесь. Мне нравится, как ты спишь.
Давно?! И она наблюдала за мной, как я похрапывала?
Лицо предательски загорелось.
– Пришла просто… ну… познакомиться, – каждое слово она словно вытягивала из себя, боязливо и осторожно. Будто боялась…
…что кто-то ударит её.
Беру её за руки и осторожно, чтобы не спугнуть, шепчу:
– Никто не причинит тебе боль.
Лукреция, словно испуганная лань, дёргается в сторону и одевает маску.
– Я не люблю общаться, Соби… Я пришла просто…
В воздухе раздался звон. Из портала – плиты вывалилась неразлучная парочка в компании Руминистэ. Я вздрогнула при виде неё, вспомнив про охоту и пожирание кроликов. Но здесь она была другой.
Спокойной… нет, ангелоподобной.
– Ууу, я первая! – закричала Арис, поправляя накладную грудь. Словно проигравшийся, Котовски отвесил ей подзатыльник и что-то передал малышке. Что именно, я не разглядела – Арис быстро спрятала в лиф.
Я улыбнулась им. Наверное, Котовски и Арис – единственные, кто дружат в Лаэрене.
Дружба…
А ведь…
…И я …когда-то дружила…
Пока, ошарашенная странными воспоминаниями – обрывками, я стою у плиты, Арис подбегает к окну и раздвигает шторы.
И там.
Ничего.
Кроме картины.
Просто картины, на которой изображен лес.
Но… там же был…
Протираю глаза. Нет, не показалось. Города нет, один только холст и нарисованный лес, похожий на заснеженный мирик Руминистэ.
– У-у-ууу… – разочарованно протягивает Арис, копошась в лифе. Салфетки от беготни по моему мирику выбились наружу и среди них я увидела даже носок.
Девочка закрыла шторы назад и прыгнула с кровати на Котовски, разглядывающего мягкие игрушки.
– Э-ге-гей, лошадка!!!
Ушастый было пытался сбросить с себя малышку, но Арис надежно ухватилась за его уши и теперь спокойно направляла Котовски в нужную ей сторону. Руминистэ сидела на чайном столике и, хлопая в ладоши, что-то напевала. Лукреция стояла рядом и перебирала кружева на юбке.
– Лу! Хочешь покататься? – Арис тяжестью своего тела развернула Котовски к девушке и неожиданно шлёпнулась рядом, среди подушек.
– Ах ты, малявка! Все же уши растрепала! – досадовал Котовски, не наблюдая в моём мирике зеркала, а Арис смеялась во весь рот и хлопала в ладоши. Затем стукнула по столу и крикнула:
– Чаю с пи-ро-жын-ка-ми!
В ответ на поверхности столика появился чайный розовый сервис и огромное блюдо с различными сладостями.
– О-го! – горящими глазами смотрела на всё это Арис.
– У тебя Шамая луШая игр… – с набитым ртом кричала она, даваясь от счастья.
Руминистэ и Котовски присоединились к ней, а Лукреция направилась к серой плите.
– Я устала. Шумно у вас… – она помахала рукой и исчезла. Лишь Руминистэ успела крикнуть: «Пока, ЛУ!». В то время как смазливые мордочки поедали кремовые заварные.
Я прыснула смехом, увидев их перемазанные кремом рожицы.
– Ждорова у неё, Шкотовски?
– Ага!
Розы Велиара
Когда все ушли, довольные и перемазанные, я приказала столику прибрать, а сама ринулась к окну.
Не может быть, чтобы…
Вместо картины на меня смотрел МОЙ город. Всё тот же серый, спящий, зимний.
Я поудобнее уселась на подоконнике, подложив подушку, и принялась рассматривать. Всё пыталась понять, где же я в нём, в этом странном городе, куда выходило единственное окно моего мирика.