Черный океан - Лука Сергеевич Птичкин 2 стр.


– И это повторяющийся сон?

– Да. Этот сон снится мне уже энную ночь, я уже со счета сбился. И он константен, каждый раз я вижу его как впервые.

Глеб подумал немного.

– Не понимаю, с чего бы это. Тебя что-то беспокоит? В реальной жизни у тебя все хорошо?

– В том то и дело, что вроде как да.

– О семье пока не думаешь? Может, пора уже. Вот и снится всякая ересь.

– Может быть. – Без особого интереса ответил Алик.

– Ты устаешь на своей работе?

– Ладно… Извини, не бери в голову. – Сейчас Алик был как-то по-странному спокоен, либо подавлен, как никогда, словно он – не он. – Это просто кошмары.

– Но ведь должна же быть причина. Просто так ничего не случается. Может, какие-то твои сомнения в чем-либо?

– Знаешь, я знать не знал о том, чтобы о чем-то всерьез париться… до снов… жил себе одним днем… работал, как все… встречался с девушками… никаких запар. Просто жил… а тут: на тебе! Сны, в которых я вижу собственную кровь… и пошло-поехало… вот тут я уже и запарился всерьез. Просто мне такое никогда не снилось… мне вообще всегда снились сны, как и всем. Я так полагаю.

– Наверное, тебе нужно попробовать сменить образ жизни. Отдохнуть на выходных от этой суеты. Мы с Евой собирались в субботу или воскресенье съездить куда-нибудь. Хочешь, поехали с нами, возьми эту… как ее? Извини, не помню ее имени… ну ты понял.

– Хорошо… Кажется, ты прав. – Бросил Алик. Он явно был не очень доволен доводом Глеба, но и продолжать эту тему ему не хотелось. Наверняка он сейчас корил себя за то, что это говорит. – Все проходит, вот и это пройдет. Расслабься, у тебя, кажется, сегодня выходной. Кстати, как там твоя работа? Продвигается? – Поинтересовался он, переводя тему.

– Да. Сегодня отправил новую книгу, которую назвал «Куском».

– Куском чего? – Усмехнулся Алик, словно ничего только что и не говорил.

– Просто: «Кусок», – вяло отозвался Глеб.

– Ясно. Ладно, извини, старик, мне надо езжать-бежать на работу. Мне надо быть там в четыре. И… спасибо за кофе. Редко, кто в России, помимо ресторанов, может его варить так, как ты.

– Да не за что. Это кофеварка варит кофе. Тебе спасибо, что заглянул.

– Тебе спасибо.

Алик спустился по лестнице, за ним Глеб. Перед тем, как закрыть дверь, Глеб упомянул, что сны не снятся, если получить физическое утомление. Алик пообещал, что разберется.

– …Не парься. Чушь все эти… сны. Созвонимся.

Когда он опускал металлическую защелку на двери, снова раздался телефонный рык.

Глеба охватил страх. Удушливая волна трепета подкатила к его горлу, а сердце резво забилось без определенного ритма. Он сглотнул. Стало намного труднее дышать: воздух словно сгустился. Или как будто на шее сильно затянули галстук. Опять? Глеб медленно направился к телефону на тумбочке в спальне. Он был виден отсюда, из коридора. На миг у Глеба возникла мысль, что открытая дверь в спальне и звонящий телефон – приглашение. Но к чему?

– Черт, почему я так боюсь? – Спросил себя Глеб, ровно дыша и пытаясь успокоиться. – Неизвестности? Вдруг, что-то хорошее. – Он подумал, что там может быть что угодно, в том числе и издатель, и агент. А телефон все ревел и ревел, отбрасывая гулкое эхо по дому и в голове Глеба. Страх стал приобретать характер паранойи. Глеб, не в силах больше терпеть, дотронулся до трубки и, медленно сняв ее, выдохнул. Почему бы просто не положить ее снова? Нет, там может быть кто угодно…

– Да. – Ответил Глеб, готовясь услышать что угодно, но только, как ему казалось, не это.

– Глеб, привет, что так долго-то трубку не брал? – Послышался мягкий женский голос.

Глеб облегченно вздохнул. Каждая клетка его мышц так расслабилась, что он, дрожа от слабости в коленях, сел на кровать.

– Э… Был занят. Как же я рад тебя слышать, Ева, ты не представляешь! – Глеб стер со лба маленькие крупицы влаги.

– С тобой все в порядке? – Спросила она. – Ты какой-то нервный.

– Не-а, я не нервный, все в порядке. Давай встретимся сегодня… В Болонье.

– Надоело мне Блонье… – Скучно произнесла Ева.

– Встретимся там, потом решим, куда пойти.

– Ну, Блонье – так Блонье, – согласилась Ева.

– Славно. – Глеб потянулся, как будто только что спал. Но потянулся он от снятого напряжения. – Как у тебя дела?

– Кажется, все в порядке. А ты как?

– Да, тружусь в поте лица, – соврал Глеб и, взглянув на часы, лег, не убирая ног с пола. Была уже половина третьего, – почти закончил. Вдохновение.

– Ну ладно, свидимся…

В последнее время их общение сводилось к таким обрывочным фразам. И Глеб понимал, что с этим нужно что-то делать.


Глеб сидел на скамейке нагретой солнцем, склонявшимся к горизонту. Ветер был слаб. Он лениво шевелил листья тополей, или каких-то других деревьев, изуродованных пилами работников по благоустройству города. Это был приятный летний денек. По тропинкам неторопливо гуляли молодые некрепкие пары, старики с тросточками.

Вдали, меж деревьев мелькали разноцветные силуэты скейтеров и конькобежцев, катающихся по аллее недалеко от драмтеатра. Шумные компании толпой сидели на прогибавшихся под ними скамейках, держали в руках бутылки пенного пива, играли на гитарах и дышали воздухом, раскаленным от их горячих историй и ненормативной лексики.

Может, сегодня какой-то праздник?

Сейчас было восемь вечера. А Глеб сидел и размышлял о сегодняшнем дне: о своей работе, о странных звонках, o пустом e-mail, что пришел сегодня утром, о страхе, возникающем у него. Сидел, осматривал людей и теребил влажной от испарины рукой шелестящий букет цветов.

Внезапно он заметил в толпе человека, опершегося спиной на дерево, приблизительно в двадцати – двадцати пяти метрах от Глеба. Это был седовласый мужчина с круглым, но не толстым, словно добрым лицом, пересеченным неглубокими морщинами. (Хотя, «добрый» или «недобрый» – две вещи глубоко относительные, как и все в этом несовершенном мире). Можно даже сказать, что он не старик, но уже и не столь молод. Все бы ничего, если бы человек не улыбался едва заметной улыбкой, а его синие глаза, близко посаженные к носу, не смотрели бы на Глеба.

– Глеб! – Окликнула Ева, севшая рядом с Глебом на скамью, – куда так смотришь, меня не замечаешь?

– Прости. – Глеб отвел взгляд от странного мужчины и надолго прильнул к ее губам. – Просто у меня был нелегкий день, задумался. – Он посмотрел туда, где только что стоял мужчина, но там его уже не было. Очевидно, тот ушел. Глеб вручил Еве букет цветов.

– Спасибо! – Хоть у нее и было неплохое настроение, стало заметно, что оно улучшилось. – Если я спрошу: в честь чего это?

– Захотелось тебя порадовать.

– Может, сегодня у нас что-то особенное?

– Нет же. Просто так! – Взбунтовался Глеб.

– Ладно, ладно. – Успокоила его Ева.

Она выглядела, как всегда, замечательно. Ей были присущи изящество и особая, едва уловимая грация.

– Я, если честно, забыл, какие цветы тебе нравятся больше… – Начал было Глеб.

– Глебушка, ты угадал, – перебила Ева случайно. И погрозила пальчиком. – Давно не дарил ничего.

Он промолчал и лишь нежно взял ее за руку.

– Как дела, книга? «Кусок»? – Спросила она, улыбнувшись. По-видимому, она не воспринимала эту книгу всерьез. Да и кто будет воспринимать книгу с таким названием серьезно. А между тем это серьезная психологическая драма. Может, стоит сменить название? Нет… Кажется ирония в драме урбанистической философии очень нужна, просто необходима, так что название все-таки подходит.

– Похоже, в порядке, насколько я могу знать. Сегодня отправил ее своему издательскому агенту. Жду ответа, надо будет позвонить ему сегодня вечером.

– Шанс-то на успех есть всегда.

– Еще я скучаю по тебе…

– Не волнуйся. Видишь, какая я счастливая?

– Не сказал бы что очень, но… – честно ответил Глеб. – И не в дурном настрое.

– А это значит, теперь все будет как раньше. Почти все уладила. Потом расскажу.

– Расскажешь. Надеюсь, это правда. Знаю, куда мы поедем. В кофейню.

– Угу, мы там давно не были. Можно и заглянуть, – ответила Ева.

Солнце уже не виднелось, оно скрылось где-то за старинными домами. Парк укрыли длинные густые тени, еще час-другой и зажгутся фонари своим неярким бледно-желтым светом.

Они неторопливо продвигались к цели.

– Сегодня неплохая погодка, в меру прохладно, мне такая по душе. – Глеб вспомнил поговорку: если разговор зашел о погоде, значит – говорить не о чем. Он взглянул вверх. Там, сквозь густые кроны деревьев, просматривалось хмурое небо с зияющими в нем просветами лазурной синевы.

…Ева и Глеб сели за первый стол, солидарно заказав кофе с булочками. Они часто молчали. Иногда просто не хотелось говорить. Ведь времени много, далеко не у всех так. Сейчас молчали – не потому, что нечего сказать, а просто потому, что можно понять друг друга без лишних слов. Глеб терпеливо ожидал рассказа и некоего откровения. Молчанье – золото.


Девушка принесла поднос с кофе и маленькими булочками – круасанами, поставила его на край и тихо удалилась в глубь зала. Глеб проводил официантку то ли презрительным, то ли ленивым взглядом и снова взглянул на Еву. Он отпустил ее руки, и отпил ароматного кофе сорта арабики с корицей.

Глеб подумал, что не хватает ему в отношении с ней какой-то изюминки. Не сколько совместного проживания и спокойствия, сколько… Хоть она и была ему самым близким человеком, всегда старалась понять его, поддержать, все же чего-то не хватало.

Все же, воистину, чего-то не хватало.


Руки Глеба были в карманах. На голове – балахонный капюшон. Шел сильный дождь. И этот дождь уже успел изрядно промочить Глеба, и капюшон липким блином бессмысленно был прибит к его голове. Какая была необходимость закрывать кофейню так рано, когда на улице льет, как из ведра? Глеб уже провел Еву до ее дому, что был недалеко отсюда. И сейчас он возвращался к своей машине, оставленной на обочине, недалеко от книжного магазина. Съежившись от холодной сырости, Глеб вспоминал Еву, вечера, проведенные с ней, неожиданно перешел на веселые пьяные кутежи с друзьями дома или в других местах, а потом и уже где-то на улице. И вдруг с отвращением вспомнил странные звонки по телефону и дыхание, пугающее его.

Вскоре дождь стал совершенно ледяным, одежда промокла насквозь и стала очень тяжелой. Глеб даже ощущал, как по его спине потоками струилась дождевая вода, и кашлянул. В его голове невольно пронеслась мысль что, провожая девушек и возвращаясь домой замерзая, молодые люди… болеют. Но, эта мысль куда-то сгинула, когда взгляду Глеба предстал мужчина с добрым лицом, которого он видел, сидя на лавочке в ожидании Евы. Несмотря на проливной дождь, этот мужчина стоял в тонком матерчатом и, безусловно, мокром плаще. Его жидкие седые волосы на голове чуть вздрагивали при ударах по ним тяжелых капель дождя. Мужчина спокойно смотрел на Глеба, поджидая его.

– Закурить не найдется? – Крикнул человек. И его голос был еле слышен от шума дождя.

Глеб заинтересовался, остановился возле него, пошарил по карманам, для виду, и ответил:

– Э… Простите, нет.

– Да и я не курю. – Человек улыбнулся и протянул Глебу какой-то конверт.

– Что это? – Спросил Глеб недоверчиво.

– Возьмите это. – Этот человек мало походил на почтальона при том обстоятельстве, что почтальоны не доставляют почту в руки прямо на улице, предварительно выслеживая получателя из-за дерева или из-за угла.

Глеб, не колеблясь, взял. Он просто спешил добраться до машины. Раздался оглушительный гром; где-то вдали сверкнула яркая, слепящая молния.

– Это пригодится вам, – сказал человек. Глеб волновался от нехватки ответов на накопившиеся вопросы и загадки. Кроме того, у него был интерес.

– Кто вы? – Глеб кашлянул.

– Потом… мне нужно идти, да и вам тоже, Глеб. Простудитесь еще. – Человек развернулся и пошел по дорожке, в сторону кофейни.

– Глеб? – Глеб удивился. Он взглянул на конверт, размышляя о том, что в нем может быть, положил в мокрый карман балахона и двинулся дальше, к автомобилю.

Ему казалось, что вокруг него формируется нечто странное и непонятное. Он словно ощущал вокруг себя упругую петлю заговора.

– Ух… Точно. – Он вздрогнул от холода и, открыв дверь своей машины цвета баклажана, сел в нее, захлопнул дверь и включил свет. Ему хотелось посидеть в ней немного, прежде чем поехать. Он прокашлялся и снял с себя вымокший до нитки балахон. Затем положил его на сидение справа. На заднем сидении должна была лежать чистая сухая футболка, но Глеб не оборачивался, он замер. Ему казалось, что сзади кто-то сидит. Он, затаив дыхание, уставился бессознательным взглядом вперед на улицу. Справа колыхались деревья с густой бушующей листвой, слева вознеслись бесцветные тусклые в ночи дома с ярко-желтым светом из больших окон; впереди в глубине улицы на дороге носились невзрачные автомобили, изредка мелькавшие яркими фарами. На этой улице машин не было: здесь, рядом с парком, как известно, проезд был запрещен.

Глеб не решался посмотреть даже в зеркало заднего вида. Ему стало чудиться, будто он слышит чье-то мерное дыхание сзади. Да! Он, несомненно, его слышит. В мышцах чувствовалась пульсирующая нервная слабость. Его руки, несмотря на нее, сами вцепились в руль. Он продолжал сидеть, не смея взглянуть назад. Дыхание стало громче и как будто в микрофон, точно с перегрузкой.

– И что вам нужно? – Болезненно отчеканил Глеб.

Ему никто не ответил. Что же, он того и ожидал. Может это и к лучшему. Лишь кто-то позади него продолжал громко дышать. У Глеба появилось неопределенное желание оглянуться, или хотя бы посмотреть в зеркало заднего вида. Его пустой взгляд скользнул к нему, но не достиг. Боковое зрение, казалось, уловило какое-то движение в зеркале. Рефлекс взял свое: Глеб посмотрел в зеркало… На сидении… На бежевом… Небрежно висела серенькая футболка. Глеб все-таки обернулся. То же зрелище. Он облегченно выдохнул и вытер с теплого лба то ли пот, то ли воду. Дыхание, которое Глеб слышал, растворилось в воздухе, став его собственным.

– Что это может значить? Простыл, должно быть. – Глеб протянул ослабшую от испуга руку к футболке, схватил ее, одел на голый торс и поехал домой. Дорогу освещали скучные фонари, словно задремавшие стражи, опершись на алебарды.

Конверт! Конверт в балахоне! Одним движением Глеб рукой нырнул в карман и достал оттуда мокрый и слегка мятый конверт, осмотрел его. Мучаясь в догадках, открыть его не решился.

– Может, завтра? – Приглашающим тоном спросил себя Глеб, словно спрашивал «Чай? Кофе?» или «Может, вина, сэр?» Но это спокойствие было лишь снаружи. Внутри же, его терзало чувство зреющего против него заговора, которое было похоже на чувство, что за ним следят.

Глеб захотел немного отвлечься. Поглядывая на блестящую от воды дорогу, отражающую свет фонарей, он достал из кармана мокрых джинсов мобильник. Пальцы безропотно заскользили по клавиатуре телефона, светившегося ярким синим светом, точно неоновой, подсветки. Недолго думая, он набрал рабочий телефон Игоря. Игорь вовсе не был его другом, даже приятелем считался с трудом. Он был его агентом, которому утром он отправил «Кусок». Пошли бледно-желтые гудки, мерно прерываемые серой тишиной. Именно такие ассоциации появлялись в голове Глеба, когда он слышал сигнал вызова. Прошло пять-шесть таких бледно-желтых гудков, прежде чем Игорь принял вызов.

– Слушаю, дорогуша, – сказал Игорь.

Глеб не стал спрашивать, что это еще за «дорогуша». Он уже привык к постоянным бзикам этого излишне импульсивного женоподобного агента. Кстати, Глеб все пытался найти другого агента. И дело тут было вовсе не в голубизне. Но, к сожалению, не мог найти никого.

– Алло, здравствуй, Игорь, – выдавил из себя Глеб.

– Хорошо, что ты позвонил. Знаешь, почитал бы сейчас твой «Кусок», но, знаешь, еще раньше пришла с рукописью Ирочка, понимаешь?

«Вечно эта Ирочка!» – Подумал Глеб, не слушая быструю болтовню Игоря. – «Куда же еще раньше-то? Небось, прибежала к нему домой вчера вечером как всегда! Впрочем, нашему Игорьку, безусловно, нравятся романчики, которые по-быстрому пишет эта пресловутая Ирочка! Нет! Агента точно надо менять!»

Назад Дальше