«Даже в такую жару пальцы у Анны наверняка холодные, – ласково подумал он. Тонкие линии вен, напрягшиеся на руках женщины, вызвали у Николая острую боль в сердце, – Её-то зачем пытают? Она тут совсем не при чём. Моя вина во всём. Только моя.»
Пока Кравцов раскаивался и бичевал себя, Анна Керман внимательно осматривала Соева.
Адвокату обвинителю было за пятьдесят. Если не учитывать его сухощавость, то во всём остальном он был внешне приятным. Соев являлся представителем смешанных кавказских кровей. Его смуглая кожа не походила по цвету на загар. Черты лица, выделенные габаритным носом и твёрдым подбородком, смотрелись волевыми. Две толстые, почти чёрные полосы, горизонтально прочерченные на месте сбритых усов, вместе со складками щёк и подбородком, зрительно очерчивали квадрат нижней части лица. Это утяжеляло его и без того широкий овал. Упругие щёки адвоката при малейшей улыбке смешно сжимались вдоль пазух носа в два резиновых комочка. Они нависали над складками щёк, делая похожим Соева на ёжика.
Крупная голова венчалась обильной сединой, зачёсанной прямо наверх и разметанной по сторонам двумя обширными залысинами. В противоположность лицу, фигура Соева была настолько аскетичной, что выглядела ссохшейся. Широкая рубашка, вправленная в светлые летние брюки, не прятала худощавость, а, прокручиваясь вокруг тела, наоборот подчёркивала её, почти бросалась в глаза. Впрочем, такие люди как Соев, никогда не оставались незамеченными. Высокий рост и глаза необыкновенной живости притягивали к нему взгляд. Энергичная походка и чёткие манеры Соева абсолютно вписывались в его яркий образ.
И вместе с тем, он был неприятен Анне. Неприятен не только его положением обвиняющего. Мужчины такого плана: уверенные в себе и не признающие в людях никаких слабостей, пугали женщину. Бесспорно, Соев являл собою сильную личность. Анна, не всегда способная ответить таким, как он, предпочитала их избегать, отчего легко попадала под их осуждение. Оказавшись перед Соевым на процессе, Анна поняла, что он сможет выпотрошить её наизнанку. Женщина напряглась. Деваться было некуда. Во все глаза на неё смотрели Надежда и Верка Латыпова, бросившие в деревне все дела. Хмурил брови Иван: он не пропускал ни одного заседания. Далеко в зале сидели Егор – старший сын Белородько и Татьяна – дочь Верки. «Красивая пара», – не ко времени подумала Анна, вспоминая молодых пацанами: Таньку – тонконогой девчонкой с косичками, Егора – серьёзным пареньком на голову ниже подружки. Теперь перед ней сидели современная молодая девушка со стильной причёской утопающего каре и столичный парень-интеллигент в полупрозрачной оправе на носу. Анна вздохнула. Из всех присутствующих в зале, она могла надеяться только на Николая. Но он, при нынешнем положении, вряд ли смог бы помочь ей. Чтобы выпутаться самой и вытолкнуть на свободу бывшего мужа, Анне приходилось рассчитывать только на себя. Размышления женщины прервал голос Соева:
– Госпожа Керман, скажите нам, когда перед смертью вы видели Ларису Фёдорову в последний раз?
Анна помедлила, пытаясь понять суть вопроса.
– До свадьбы, – наконец произнесла она тихо, призывая себя оставаться спокойной.
– Я прошу уточнить до какой именно свадьбы?
Соев говорил сухо, почти жёстко. В его лице не проскальзывало никакого участия к робости опрашиваемой.
– До нашей свадьбы с Николаем, – произнесла Анна ещё тише.
Избегая смотреть на неприятного адвоката, она коротко глянула на судей. Соев, не претендуя до этого быть в поле зрения допрашиваемой, сейчас подошёл к её стойке:
– А у меня есть показания свидетеля, который видел вас в день убийства Ларисы Фёдоровой в подъезде её дома, – по-прежнему жёстко произнёс Соев, дожидаясь пока Анна посмотрит на него. По залу прошёл ропот возмущения. Кто-то громко охнул. Кто-то вслух обозвал молодую женщину неприличным словом. Судья был вынужден призвать зал к спокойствию. «Нет, только не это!» – безнадёжно взмолился Кравцов. Он впился глазами в смертельную белизну лица Анны. Ничего в нём не выражало возмущения или поражения. Женщина беспрекословно соглашалась со сказанным, не протестуя против этого. Она словно спала с открытыми глазами и ничего не слышала. Николаю так захотелось, чтобы Анна проснулась.
Медленно переведя на обвинителя обречённый взгляд, опрашиваемая промолчала. Соев испепелил её презрительным взглядом. Ему больше не нужно было настаивать на её ответе:
– Ваша честь, я прошу вас разрешить мне допросить соседа Ларисы Фёдоровой, пенсионера Владлена Сергеевича Каменева.
Скользнув взглядом по Керман, судья повернулся в сторону милиционера на входе:
– Госпожа Керман, вернитесь на своё место. Введите свидетеля Каменева!
Спускаясь, Анна неловко оступилась.
– Погодите раньше времени падать в обморок. Вы пока ещё только свидетель, а не подозреваемая, – недобро пошутил над этим Соев.
– Спасибо, – поблагодарила Анна, совершенно не к месту.
По правде сказать, она не обратила внимания на реплику адвоката. Ей поскорее хотелось спрятаться от людских глаз, в этот момент алчных, возбуждённых разгорающимся действием. Торопливое желание повернуться к залу спиной вылилось в невнимательность при спуске. Чертыхнувшись про себя, Анна захромала на своё место. Все чувства были поглощены досадой на себя. Глупо было не предвидеть возможность осведомлённости Соева о её визите к Ларисе.
«Наверное, он вынюхал обо мне многое. Осталось только узнать что именно», – подумала молодая женщина, проходя мимо адвоката.
В вызванном свидетеле Анна без труда узнала старичка, ехавшего с ней полгода назад в лифте дома Ларисы.
Было бы странным, если бы он не приметил её: до сих пор Анна помнила на себе его вислый взгляд. Такой, Анна замечала это, нередко появлялся у старых мужчин. Взгляд, выражающий восхищение женщиной, и в то же время разочарование от неспособности стать предметом её внимания.
Без всякого интереса прослушав обстоятельное заявление Каменева о том где, когда и при каких обстоятельствах видел он Анну Керман, Соев подвёл показания свидетеля к нужному рубежу:
– Скажите, Владлен Сергеевич, в своём предварительном рассказе вы нам заявили о том, что ехали в одном лифте с этой женщиной двадцать второго января в районе шестнадцати часов. Так ли это было на самом деле?
– Я сказал? – удивился Каменев, но тут же спохватился, – Ах, да! Я сказал именно так. Это было после обеда. На улице уже начало смеркаться.
– Начало смеркаться или уже было темно? – Соев подкрался к Каменеву почти на цыпочках. Голос его сейчас был тихим, ласковым. Он смотрел на старика с улыбкой, всем своим видом выказывая предрасположенность.
Потребность в уточнении показания привела Каменева в нерешительность. Он принялся вспоминать, бормоча себе под нос:
– Темно? Нет, вроде бы только начало темнеть. Хотя, зимой на улице темнеет рано. Так что, может быть, уже и было темно.
Соев, терпеливо выждав пока старик проговорится, попросил его припомнить час встречи с Анной в лифте поточнее.
– Час? Господи-боже, какой же это был час-то? Погоди, кажется это было всё-таки около четырёх, – совсем неуверенно повторил свидетель.
– А может позже? – в голосе Соева проскользнула настойчивость.
Услышав её, Каменев поторопился согласиться:
– Может и позже. Я, честно признать, не помню.
Старику совсем не хотелось расстраивать Соева. Вызванный адвокатом для столь серьёзного дела, Каменев больше всего был озабочен тем, чтобы не подвести столь уважаемого человека, каким был представитель правосудия.
Соев, меж тем, повторил вопрос, поставив его иначе:
– Владлен Сергеевич, если вы говорите, что не совсем отчётливо помните время, когда вы ехали в лифте вот с этой молодой женщиной, – он указал на Анну, – значит ли это, что вы могли ехать с ней, скажем, не в четыре часа, как вы это думали ранее, а чуть позже: часиков так в семь, в восемь? – снова мягко спросил Соев.
– В семь-восемь? – переспросил Каменев и глянул на Анну. Ему очень хотелось помочь девушке. Старик не знал чьи интересы представляет на процессе адвокат Соев. Почему-то ему показалось, что желание Соева услышать нужный ответ будет полезным для девушки. Именно из этих соображений Каменев не стал упорствовать с отрицанием. Теперь, подумав, он с ужасом понял, что кроме того, что он сомневался во времени, он совершенно не был уверен в том, что на улице было темно. Страх, что ему придётся отвечать за свои выдумки, парализовал старика.
Появление Каменева на процессе было добровольным. Прочитав на днях в газете статью о предстоящем суде по делу соседки, старик сам позвонил в милицию. Он очень хотел быть полезным, поэтому без всяких колебаний заявил о том, что в день смерти Ларисы видел у неё гостью. В милиции, куда его пригласили, старик настолько красочно описал девушку, с которой ехал в лифте, и которая и была той самой гостьей, что ему тут же показали фотографию Анны Керман. Несмотря на то, что Владлен Сергеевич видел девушку всего один раз, и, что с момента этой встречи прошло почти полгода, он опознал её без труда. Он даже припомнил во что Анна была одета. Милиционеры записали все его показания и поблагодарили за подробности. Это было позавчера. А вчера, во второй половине дня Каменеву позвонил адвокат, представившийся Соевым, и попросил его ещё раз срочно явиться в милицию.
С первых же минут Соев вызвал у Каменева симпатию. Он с улыбкой расспрашивал старика о жизни, интересовался его карьерой бывшего строителя и, как бы про между прочим, задавал вопросы, касающиеся соседки Ларисы. Сам того не заметив, через час беседы с адвокатом старик выложил Соеву массу информации о жизни погибшей.
«Хорошо, что ребята подкинули его мне, а не Рябову, – утёрся Соев после ухода старика. Моральный облик соседки Ларисы до замужества с Николаем, описанный Каменевым со многими интимными подробностями, мог бы сослужить оппозиции неплохую службу, окажись он в протоколе допроса следователя. Соев же эти детали быта погибшей, интересующие его постольку, поскольку он представлял в данном деле интересы потерпевшей стороны, оставил в устном виде. На бумаге он чётко пометил только главное: Анна была в доме Фёдоровой в день смерти последней.
Сопоставив все имеющиеся у него до этого данные, Соев стал подозревать Анну в соучастии в преступлении ещё до начала сегодняшнего слушания. Предположение Рябова о том, что что-то помешало Ларисе допить вино, было лишь конечным убеждением Соева в собственной правоте. Идя по новому свежему следу и оперируя показаниями Каменева, сегодня, ещё до начала процесса, Соев добился у прокурора повторного обыска на квартире погибшей. С момента смерти хозяйки квартира стояла опечатанной. Отправляя бригаду на обыск, адвокат обвинения клятвенно молил старшего лейтенанта, возглавлявшего группу, найти ему во что бы то ни стало какие-нибудь улики против Керман. Теперь, когда у Соева были не просто подозрения против Анны, но и показания соседа, адвокат обвинения мог, в каком-то роде, диктовать поисковой группе свои условия. При первоначальном обыске на экспертизу были взяты лишь видимые улики: отпечатки пальцев на посуде, оставшейся на столе в зале и на кухне, пачка от таблеток, несколько предметов из обихода жильцов, какие-то фотографии, записные книжки погибшей и её мужа, документы. При повторном обыске Соев попросил перевернуть всю квартиру кверху дном. Чутьё подсказывало адвокату, что повторный обыск может дать кое-что интересное. Интуиция не обманула его: всего за несколько минут до начала второй части сегодняшнего заседания, Соеву передали сообщение, полученное по факсу. Это были результаты повторного обыска.
Проглотив написанное одним махом, адвокат обвинитель возбуждённо вскрикнул. Теперь можно было не торопиться с выходом на сцену. Что бы там не говорил теперь Рябов и как бы жалостливо он не разыгрывал сцены любовного треугольника, Соев знал, что всё равно, в конечном итоге, победа будет на его стороне. Улика, найденная во время второго обыска, была не просто обвиняющей, она была уничтожающей. Недостающая деталь из картинки пазлей, не позволявшая Соеву до этого чётко видеть весь рисунок, теперь встала на своё место. Для полного разгрома противника не хватало только правильных показаний Каменева. Добиться их Соеву было несложно: старик легко шёл на контакт и поддавался любым сомнениям. Значит, его можно было уговорить в нужном для обвинения направлении.
– Итак, Владлен Сергеевич, остановимся с вами на том, что вы не помните в какое точно время вы ехали в лифте с Анной Керман. А также на том, что вы не отрицаете того, что возможно это было не днём, а вечером, – подвёл Соев итог опросу Каменева.
Подслеповато моргнув глазами, старик согласился с адвокатом и вышел из зала. Напоследок он приветливо улыбнулся Анне.
«Ты-то тут никакой роли не играешь, дорогой товарищ сосед», – ответила Анна старику грустной улыбкой. Манипуляции Соева были очевидными. Осталось только дожидаться чем они выльются для самой Анны и, через неё, для Николая.
Впрочем, гадать всем пришлось недолго. Едва дождавшись, пока выведут Каменева, Соев стал медленно и внушительно излагать новую версию смерти Ларисы Фёдоровой. На этот раз материала для обвинения у него было больше. Теперь Соев упорно настаивал на том, что в квартире, кроме супругов, на момент преступления была ещё и Анна. Зная, что собрание на работе закончилось в начале восьмого, было легко предположить, что в гостиницу «Россия» Кравцов и его бывшая жена могли прибыть уже к половине восьмого, в крайнем случае без пятнадцати восемь. Поднявшись наверх в комнату, где жила Анна, они поговорили с дежурной по этажу, затем спустились в ресторан и заказали ужин для женщины и шампанское. Опять же, привлекая к себе внимание официанта, обслуживавшего их, парочка, таким образом, обеспечила себе алиби. К сожалению для обоих подозреваемых, в своих показаниях ни дежурная, ни тем более официант, никак не могли припомнить точного времени появления сообщников в гостинице. Зато оба однозначно заявили, что видели Николая и Анну недолго. На этаже они лишь поинтересовались есть ли у дежурной свежая пресса. В ресторане тоже не задержались: заказанная бутылка с шампанским осталась не выпитой более, чем наполовину. Это официант помнил отчётливо: подобные расточительства в их ресторане бывали большой редкостью. На основании этого, можно было предположить, что Николай и Анна торопились. Здесь очень важно было подчеркнуть то, что дежурная по этажу больше в этот вечер не видела ни девушку, ни её спутника. Правда, она оговорилась, что какое-то время отсутствовала на посту, отчего, возможно, упустила момент возвращения проживающей в свой номер. Но зато потом, в течение всего оставшегося времени, дежурная была на посту. В номере, где жила Керман, было тихо. В районе половины двенадцатого дежурная ушла в отведённый ей для ночлега служебный номер. Всё это могло предполагать что, посидев в ресторане, Николай поспешил покинуть отель для того, чтобы вернуться домой. Приехав, он, зная слабость жены к спиртному, под любым предлогом мог предложить ей выпить. Вино должно было помочь Николаю расположить жену к предстоящему визиту Анны. Последняя, доужинав в ресторане в одиночестве, вслед за этим села в такси и поехала на квартиру Фёдоровой. В лифте с соседом Ларисы Каменевым, она могла, таким образом, оказаться не в четыре часа, а после восьми. В своих показаниях Каменев не отрицал того, что мог перепутать время.