Первые мгновения Артем не понимал, что случилось. Вроде вот он, Ил, стоит в трех метрах справа, и вдруг исчез. Будто в воздухе растворился. А потом Свет услышал крики – парни бросились к краю крыши, словно это могло что-то изменить.
Чуть позже родители Ильи разрешили Баху выложить в сеть ту чертову фотографию. Надеялись, что трагедия их сына послужит уроком и спасет жизнь очередному отчаянному подростку. Артем сохранил снимок у себя в компьютере.
После того случая Свет стал серьезнее относиться к своему увлечению. Осознал, что главные правила паркура – безопасность, эффективность, простота – не пустой звук, а единственно верный путь. Быть трейсером – это не летать с крыши на крышу. Быть трейсером – значит иметь голову на плечах и владеть своим телом.
Вечером они с Денни долго бродили по улицам, пришибленные произошедшим. Домой Артем идти не спешил – там ор и пьянка, а ему хотелось тишины и покоя. Денни привел товарища на свое тайное место тренировок – замороженную стройку и прилегающие к ней гаражи. Взобрались на низкий выступ на уровне первого этажа, уселись, обхватив колени руками, так и просидели до самой ночи.
– Знаешь, о чем я сейчас подумал, – признался тогда Артем, глядя на темнеющую груду гравия. – Как-то неправильно у нас все.
– У нас – это у кого? У трейсеров? – откликнулся притихший Данила.
– Да. У всей нашей тусовки. Нет у нас благородной цели. Например, спасти ребенка, как в фильме «Ямакаси». Или защитить людей от произвола властей – как в «13-м районе». У нас обычная жизнь, в которой преодоление препятствий – это способ отличиться. В идеале паркур – это образ жизни. А ведь большинство трейсит просто из тщеславия, из желания быть не как все. Нет в этом ни философии, ни благородства. Один выпендреж.
Некоторое время Денни молчал, потом спросил задумчиво:
– Так ты хочешь спасти ребенка?
И не выдержал, прыснул со смеху.
– Придурок, – слабо улыбнулся Артем.
– А если серьезно, то ведь главное, как ты сам относишься к паркуру. А на остальных плевать. Вся шелуха рано или поздно отвалится. Останутся только настоящие.
– Как ты думаешь, мы какие?
Денни нашарил рукой отколовшийся кусочек шифера и запустил в сгущавшиеся сумерки:
– Время покажет.
– Илюху жалко, – после паузы сказал Свет. – И родаков его тоже.
– Сам виноват, – неожиданно зло процедил друг.
– Все равно жалко.
– Согласен.
Той ночью Артем ворочался до утра, не мог заснуть. Перед глазами стоял светловолосый семнадцатилетний парень в яркой одежде на фоне пронзительного голубого неба. Со следующей тренировки Свет временно перестал изучать сложные элементы и вплотную занялся хромающей базой и постановкой правильной техники.
Артем закрыл фотографию. Часы показывали без пяти двенадцать. Оставалось ровно пять минут до окончания приема заявок на чемпионат. Больше тянуть нельзя. Он зашел на сайт, открыл форму и поспешно вбил свои данные.
Сейчас
Тянуть можно было и дальше, но два дня на рефлексию Джек посчитал достаточным. Он отдохнул, вдоволь нагулялся по Мюнхену, наговорился с родителями. Дело оставалось за малым.
Прикрыл дверь в комнату, сделал пару глубоких вдохов и отыскал в телефоне контакты Гретхен. Волновался, когда набирал номер.
Длинные гудки.
Джек повторил набор. Трубку никто не взял.
Она могла сменить номер. Или занята и не слышит. Или знает, кто звонит, и поэтому не отвечает.
Иван кинул мобильный на кровать и застыл у окна. Заснеженный сад посверкивал под деликатным утренним солнцем, из трубы соседнего дома устремлялся в серо-голубое небо почти бесцветный дымок камина. Джек не собирался сдаваться. Он приехал, чтобы увидеть Гретхен, – хочет она того или нет. Вреда он ей не причинит, семью не разрушит. Нет ничего дурного в том, чтобы встретиться двум знакомым, поболтать о разном.
Телефон, упавший между подушками, приглушенно заныл. Джек взял его в руки и посмотрел на дисплей. Звонила Гретхен.
– Герр Иван, это ты? – Ее голос, вкрадчивый, хрипловатый, ничуть не изменился. Джек мгновенно почувствовал облегчение, словно все это время подозревал, что медсестра являлась плодом его воображения.
– Ты сохранила мой номер? Польщен.
– О, герр Иван, я не забываю людей, сделавших мне приятно.
Джек почти расплылся в довольной улыбке, когда услышал продолжение фразы.
– Твой плеер, который я одолжила, прекрасно служит. Слушаю музыку и поминаю тебя добрым словом.
Материнство не повлияло на характер медсестры – ироничности не убавилось ни на грамм.
– Я проездом в Германии, – сдержанно ответил Джек. – Хотел бы пригласить тебя в кафе, если это уместно.
– За кого ты меня принимаешь, герр Иван?
Он поморщился от досады: ну вот, начинается.
– У меня нет намерения тебя обидеть…
– Намерения нет, и все-таки обидел, – отчитала его собеседница. – Не видел девушку целую вечность и приглашаешь ее в какое-то кафе. Я соглашусь не меньше чем на ресторан. Самый дорогой в городе. Ты знаешь, какой самый дорогой ресторан в Мюнхене?
– Знаю, Гретхен, – с улыбкой ответил Иван. Чертова медсестра умела накалить обстановку. – Когда тебе удобно?
– Сегодня в семь вечера.
– Договорились.
– Отлично. Встретимся там. Я доеду сама, – предупредила Гретхен и положила трубку.
Иван глянул на часы – 10.15. Отец уже уехал на работу и не появится раньше вечера. Очень не хотелось отвлекать его от дел, но выбора нет. Нужно звонить.
– Папа, извини, понимаю, ты занят…
– Отставить извинения. Говори по существу, – приказал Кравцов-старший. – Что-то стряслось?
– Твой бизнес-партнер Маркус еще является совладельцем «Тантриса»?
– Да, насколько мне известно.
– Будет очень неловко попросить его об услуге? – смущенно протянул Иван. – Я в курсе, что в этом ресторане бронируют места за несколько дней, но мне кровь из носу нужен столик сегодня на семь вечера.
Сергей Иванович одобрительно хмыкнул:
– Вот это я понимаю! Надо полагать, фрейлейн очень красивая, раз требует таких усилий?
– Очень красивая и грозная, – признался Джек.
– В таком случае ты выбрал правильное место для ужина. Когда мне нужно задобрить твою мать, я веду ее в «Тантрис», – рассмеялся Кравцов-старший. – Я свяжусь с Маркусом. Думаю, проблем не возникнет.
Гретхен приехала вовремя, что странно. В их последнюю встречу она заставила себя ждать. К тому моменту, как она подошла ко входу в ресторан, Иван олицетворял собой спокойствие и невозмутимость.
– Прекрасно выглядишь, – поприветствовал он Гретхен, целуя в щеку.
– Ты тоже. После лечения в клинике ты был несколько изможден и потрепан. Признайся, ты вел в России веселую и беззаботную жизнь?
Джек воздержался от ответа и молча предложил пройти внутрь. Метрдотель спросил имена и проводил гостей к столику. Они расположились в центре большого зала, помпезного и старомодного, оформленного в черно-оранжевой гамме. В поле зрения не было ни одного свободного места. Этот старейший ресторан считался лучшим в городе, и две мишленовские звезды были тому подтверждением.
Пафосность обстановки смутила Гретхен, – очевидно, она впервые посещала это заведение. Пока официант расписывал меню, Джек не сводил со спутницы взгляда. На ней было обтягивающее вязаное платье, подчеркивающее большую грудь и тонкую талию. Сосредоточенно думая над заказом, Гретхен покусывала пухлые розовые губы и бесшумно постукивала пальцами по столу. Было странно сидеть напротив и видеть мельчайшие изменения ее мимики. Странно, что все так легко складывалось. Странно, что он столь долго не отваживался на этот простой в общем-то шаг.
Гретхен заказала дегустацию четырех блюд с рекомендованным сомелье вином. Джек попросил крем-суп из лобстеров и рыбное филе с черными трюфелями.
Пока готовили заказ, они перекидывались фразами ни о чем. О главном Джек спрашивать не решался, а Гретхен и не думала облегчить ему задачу. Когда принесли еду, они на какое-то время умолкли, наслаждаясь невероятным вкусом. И пафосность обстановки, сложности с бронированием, заоблачная цена сразу теряли значение – пища была божественна и стоила каждого цента.
С потолка свисали округлые оранжевые светильники, фоном играла тихая музыка. Гретхен сделалась необычно молчалива, лишь изредка бросая короткие реплики. Она медленно пила вино, рассеянно глядя поверх бокала на своего собеседника.
Джеку почудилось, что она внезапно утратила к нему интерес.
– Хочешь чего-нибудь еще? – спросил он. – Десерт? Коктейль?
– Нет, герр Иван.
Еще несколько минут назад Кравцову казалось, что встреча превзойдет все его самые смелые ожидания. Но теперь он начал сомневаться.
– Я сделал что-то не так, Гретхен? – прямо спросил он.
Девушка окинула его долгим задумчивым взглядом и не ответила.
Пожалуй, впервые за всю свою психотерапевтическую практику Иван Кравцов не мог со стопроцентной уверенностью сказать: его собеседница специально играет на нервах или же естественна в своих проявлениях. С Гретхен никогда не поймешь точно. Это одновременно и привлекает, и раздражает.
Среди психотерапевтов ходили байки о «нечитаемых», не поддающихся анализу людях. Кравцов в эти мифы не верил. Любого человека можно расшифровать. Другое дело, что иногда этот процесс требует времени. Но при известной доле усердия рано или поздно ключ обязательно найдется. И тогда все загадочные прежде поступки, все, что движет человеком, станет предельно ясным. У Джека было недостаточно времени, чтобы копнуть вглубь и понять Гретхен. Но если ему представится шанс, он обязательно ее вычислит. Перспектива будоражила Джека. Единственное, чего он боялся, – это разочароваться. Иногда мерещатся в человеке невидимые глубины, воды его океана переливаются жидкой радугой. Хочется нырнуть в эту манящую бездну, утонуть, захлебнуться от восторга. Но реальность преподносит сюрпризы. И оказывается, что нет и не было там никакой глубины. И загадочное мерцание – всего лишь разводы бензина на поверхности мелкой лужи. Джеку хотелось верить, что переменчивость Гретхен имеет более интересную природу, нежели обычная бабья дурь.
– Ты позволишь подбросить тебя до дома? – спросил Иван, расплатившись по счету.
Гретхен кивнула.
Было около десяти вечера, когда они вышли из ресторана. Медленно падал снег, окутывая безлюдную улицу непроницаемой уютной тишиной. Джек открыл дверцу машины и помог девушке сесть.
– В каком направлении едем?
– Прямо, – улыбнулась Гретхен.
Джек молча вел машину, с удовольствием отмечая собственный дискомфорт. Он всегда и везде чувствовал себя в своей тарелке. Любой раздражающий фактор с легкостью раскладывал на составляющие и устранял беглым анализом. Кравцов умело пользовался профессиональными навыками, чтобы облегчать себе жизнь. Но сейчас он то ли не хотел, но ли не мог погасить волнение. Это странное ощущение чем-то напоминало выброс адреналина, но проявлялось более мягко, чувственно. Джеку нравился новый опыт.
– Здесь направо, – сказала Гретхен. – Остановись у вон того здания.
Джек припарковался у обочины. Дом был старый, двухэтажный. К каждой двери вела отдельная лестница с резными чугунными перилами.
Где-то там, за стеной, Гретхен ждали ее супруг и маленький сын. Джек отчетливо представил, как она заходит в квартиру, снимает сапоги и пальто. Стефан отвлекается от телевизора и приветливо кивает. Гретхен бесшумно открывает дверь в детскую и склоняется над кроваткой малыша, мгновенно позабыв и о глупом русском, и о скучном вечере в ресторане.
– Ты идешь? – с вызовом бросила Гретхен, нервно сжимая перчатки.
Джек с недоумением воззрился на нее. Она указала подбородком на другую сторону улицы, где сквозь прозрачную снежную пелену поблескивала вывеска отеля.
– Не зажигай свет. – Гретхен остановила его руку, когда они поднялись в номер.
Она раздвинула занавески, впуская в комнату тусклый уличный свет. Затем принялась медленно расстегивать пуговицы пальто. Иван привалился плечом к дверному косяку и молча наблюдал за ней. Другой на его месте рванул бы вперед в страстном порыве, но Джек интуитивно чувствовал, что лучше оставаться пассивным. От Гретхен исходила агрессивная, доминантная энергетика, и он решил подчиниться, сыграть по чужим правилам.
Гретхен поставила одну ногу на бортик кровати и осторожно стянула чулок. Свет из окна рисовал на ее бедре геометрические узоры. Джек накрыл ладонью свой рот и тут же отдернул руку. Он начинал возбуждаться.
В абсолютной тишине Гретхен сняла трусики и бросила их на пол, оставшись в одном платье. Джек едва сдержался, чтобы не шагнуть ей навстречу. Она хочет побыть боссом. Он даст ей эту возможность.
Гретхен постояла, придирчиво изучая его. В ее глазах плясали хищные огоньки. Она приблизилась к нему и, ухватив за галстук, потянула за собой. Толкнула в твердое кожаное кресло и опустилась сверху. Джек ощутил мягкую тяжесть ее бедер и накрыл их ладонями, плотнее прижимая к себе. Гретхен отвела его руки в стороны и поцокала языком:
– Без самодеятельности, герр Иван. Я все сделаю сама. Так, как я хочу.
– Прости.
Она улыбнулась, на миг утратив суровость.
– Мне нравится, как ты извиняешься. Возбуждает.
– Гретхен…
– Да?
– Прости меня, пожалуйста, – сдерживая улыбку, пробормотал Джек.
Она наклонилась к его уху.
– Сиди и не двигайся. – Ее рука скользнула вниз, к ремню на его брюках.
Иван не фантазировал об играх в стиле плохая немецкая фрау и хороший красный партизан, но Гретхен заводила его одним присутствием. Было в ней что-то не вульгарное, не распущенное, а правильно порочное. А может, они просто подходили друг другу на химическом уровне?
Они лежали в кровати, потные, утомленные, и бессмысленно глядели в сереющий потолок. Джек улыбался собственным мыслям: на этот раз Гретхен не преследовала цели забеременеть, а значит, видела в нем не только донора спермы. Это открытие обрадовало сильнее, чем он ожидал.
Девушка скосила на него глаза:
– У тебя глупая улыбка.
– Правда?
– Точно тебе говорю. – Гретхен снова уставилась в потолок. На ее лице застыло мечтательное выражение.
Джек повернулся на бок, подперев голову рукой и вперив жадный взгляд в обнаженную грудь. Он нежно провел пальцем по светло-коричневому соску.
– Ты очень красивая.
– Знаешь, о чем я думаю? – куда-то в пространство произнесла Гретхен.
– Не знаю.
– У каждого человека есть суть. Нечто неизменное, фундаментальное, что держит его и движет им. Иногда мне кажется, что мой стержень – возбуждение. Потому что интерес к миру у меня проявляется через «сексуальное», и никак иначе. Что бы я ни делала, меня это должно возбуждать. Иначе результат получается пресный, скучный, вялый. А я очень не люблю, когда вялый, – на последнем слове Гретхен издала смешок. – А какой стержень у тебя, герр Иван?
– Хм. Полагаю, что эрегированный.
– Я вижу, – хихикнула она. Ее недавняя задумчивость исчезла, и Джек снова узнавал ту непосредственную медсестру, которая ухаживала за ним в офтальмологической клинике. Ему было легко и комфортно, но все-таки один вопрос не давал покоя. Шел первый час ночи, а Гретхен даже не предпринимала попыток расстаться. Разве дома ее не ждут муж и ребенок?
– Говори.
– Что? – не понял Иван.
– Говори, – повторила Гретхен, повернувшись к нему лицом. – У тебя такое выражение, будто ты хочешь о чем-то спросить, но не решаешься.
– Меня так легко прочитать?
– Возбужденный мужчина читается очень легко, – проникновенным голосом сообщила она.
– Почему ты не спешишь домой?
Вопрос ее озадачил. Она даже приподнялась на локте, чтобы внимательнее рассмотреть Ивана.
– А почему я должна спешить? Тебе вроде пока не надоело мое общество, насколько я могу судить, – выразительно кашлянула она.
Джек почувствовал себя идиотом. Гретхен смутила его, что редко кому удавалось.