Дальше: запах сена, дождь… Стоп, хватит! Я вскочил с кровати и пошел на кухню, закурил в темноте. Глядя в окно, увидел, как в темной воде стекла вспыхивает мой красный огонек, и включил свет…
Вот, оказывается, в чем было дело! Она кого-то ждала. Дождалась. Времена переменились, и она – на коне. А мое ожидание было напрасным, смешным, безнадежным: «Мудрец, я не люблю тебя!»…
Но почему моя жизнь пошла наперекосяк в том августе? Я тихо и спокойно парил над лесами, полями и пустынями и мог бы приземлиться там, где меня действительно ждали, но я неожиданно самопроизвольно катапультировался в неизвестной местности, в другую жизнь и побрел по ней, увязая то в крови, то в болоте, то в купонах, то в купюрах. А ведь я был мальчиком из образцовой семьи! Таким обычно не о чем жалеть, у них все идет по плану до самой старости…
2
Нас было пятеро. В команду я подобрал (почти в буквальном смысле этого слова – на улице) талантливого оператора, которого знал еще по институту, звукорежиссером была моя студентка-старшекурсница (дородная, в больших очках, но на удивление милая и серьезная девушка, целиком отдавшая себя работе) и – два водителя. Я же исполнял обязанности и режиссера, и сценариста, и редактора, а кроме того, еще и духовного наставника. Работали мы, как негры на плантации, зарабатывали хорошо, а наши ролики имели успех и побеждали на разных конкурсах. Я пытался помочь всем старым приятелям, которых встречал на своем пути. И меня приняли. Я это чувствовал. Однако все же старался держаться особняком, поменьше тусоваться в обществе коллег. Разговоры меня утомляли, мешали продуцировать идеи. Обедал в «Национале», ужинал там же или дома тем, что готовила моя домработница, – она приходила два раза в неделю. Однажды, поддавшись на уговоры оператора, решил пообедать в Доме кино. Это произошло 4 ноября. Погода и настроение были отвратительными: на улице плотной студенистой массой висел густой туман и такой же вязкий смог-сплин забивал легкие изнутри – наверное, я простудился.
Я давно не был в Доме кино. Наверное, лет пятнадцать, а то и больше. Его убогий интерьер и меню в ресторане сразу же навеяли на меня еще бóльшую тоску. Полумрак подчеркивал нищету и запустение, а безыскусные восковые свечи на столах скорее говорили о нехватке электроэнергии, нежели создавали романтическую атмосферу. Но, как ни странно, жизнь здесь кипела. За каждым столиком сидели люди, оживленно беседовали, выпивали и вообще чувствовали себя непринужденно, и мое настроение потихоньку улучшилось. И вот здесь, именно в тот день – хмурый и тоскливый – я увидел Лизу…
Это было, как… Даже не знаю, с чем сравнить то мгновение! Так бывает в триллере, когда в кадре практически ничего не происходит – показывают интерьер комнаты, камера медленно скользит по картине, висящей на стене, по узорам на обоях, спускается ниже, ниже… И зритель уже понимает, что на полу, посреди всей этой роскоши, сейчас обнаружится труп, лежащий в море крови. Потому что замедленность кадров – невыносимая, музыка – жуткая… Не знаю, почему мне пришло в голову именно это сравнение. Итак, сначала я заметил сережку-капельку, блеснувшую в мочке уха женщины, которая сидела неподалеку от моего столика. Этот нестерпимо резкий мгновенный лучик сам прыгнул мне в глаза. Странно… Она и тогда началась для меня с красного огонька. То есть вначале был отблеск, ослепивший меня.
Женщина сидела вполоборота ко мне, на ней было элегантное темное платье, туфли на высоких каблуках, волосы собраны и стянуты на затылке, длинная шея. Почему я сразу же понял, что это – она? Вот вопрос, на который я не могу найти ответа. Не буду врать, будто я сохранил спокойствие. Да, мне хотелось оставаться спокойным. Но от меня это не зависело. Не зря я вспомнил триллер – меня охватил настоящий ужас. Оттого, что наконец сбылась моя мечта – встретить ее, но еще больше – оттого, что все, что я считал прошедшим, пережитым и по-юношески глупым, оказалось таким же мучительным, как будто к груди приложили раскаленный кусок железа. Мог ли я подойти, непринужденно поздороваться? Оказалось, что это невозможно: сердце колотилось, ноги ослабли, я просто прирос к стулу. Две рюмки водки не спасли положения.
Раньше я думал, что она должна очень измениться – растолстеть или усохнуть, – и тогда бы я смотрел на нее с сожалением. Но даже в полумраке было видно, что эта женщина – прекрасна, элегантна и так же недоступна. Может быть, черты ее лица заострились, а паутинка легких морщинок легла на лицо – не знаю. Я видел другое. То есть, как и тогда, много лет назад, не мог адекватно воспринимать ее внешность. Вокруг нее все так же существовала некая аура, которая ослепляла меня, как и прежде.
Более того, разглядывая ее издали, я вдруг понял, что во всех женщинах, которые встречались на моем пути, искал подобные черты. Собирал их по крупицам. У одной был хрипловатый голос – и я шел за ним, другая – курила, третья – напоминала Лизу ростом и резковатыми движениями… О Господи, да я же был банальным, как мальчишка, выбирающий невесту, похожую на собственную мать!
Я попытался успокоиться и наконец заметил, что она не одна. Ее спутница сидела лицом ко мне. Они оживленно беседовали. Чтобы отвлечься, я стал рассматривать ту, другую. Она была моложе, с рыжеватыми волосами и светлыми, почти прозрачными серо-зелеными глазами – такими ясными, что напоминали глаза ангелов с полотен иконописцев. Слишком большой рот царевны-лягушки, тонкий нос, острый подбородок. В общем, все не очень пропорциональное, но довольно милое.
«Царевна‑лягушка» была в обычных синих джинсах и темном свитере. Единственная деталь, привлекавшая внимание, – браслеты на запястье, они мелодично позвякивали при малейшем движении, словно китайские подвески на ветру. В ауре Лизы девушка показалась мне такой же прекрасной, почти красавицей. Впрочем, меня это не волновало.
К их столу подошел официант, Лиза положила в кожаный переплет купюру, и обе встали. Прошли мимо меня.
Я выждал несколько секунд, поднялся и пошел за ними.
Возле гардероба спрятался, переждал, пока они оденутся…
Вышел вслед за ними. На улице Лиза села в машину, махнула рукой спутнице и… все. Я остался стоять на обочине, смотрел, как черный «опель» завернул за угол…
А потом пошел за «царевной-лягушкой». Не знаю почему… Тогда я об этом не думал. «Царевна‑лягушка» показалась мне единственной ниточкой, способной привести к клубку неосуществленных надежд.
У девушки была странная походка – слишком стремительная, и это придавало ей шарм. Сумочка на длинной цепочке раскачивалась, как маятник. Постепенно и я втянулся в этот ритм и уже не следил, куда мы идем, – просто шел за ней, стараясь попасть в такт ее шагов.
3
…Она шла.
Я шагал за ней.
Я догонял ее, но она не убегала.
Она просто еще не знала о моем существовании. Если бы знала, села бы в первую попавшуюся маршрутку и уехала.
И я бы никогда не догнал ее…
Но мы шли – затылок в затылок, и меня уже охватил охотничий азарт. Что я делал в подобных случаях лет десять назад? Я порылся в карманах, нашел там связку ключей от квартиры и офиса и… швырнул ей под ноги. Она вздрогнула от неожиданности, растерянно посмотрела вниз. Я успел нагнуться раньше:
– Девушка, это вы выронили ключи? – И протянул ей связку.
– Спасибо. Извините. – Она быстрым движением схватила ключи с моей ладони, они мгновенно исчезли в кармане ее куртки. Быстрый взгляд строгих зеленоватых глаз… Разворот на сто восемьдесят. И вновь перед моими глазами запрыгали ее рыжие кудряшки. Вот это да! Что же дальше?
Я растерянно смотрел ей вслед. У перекрестка ее походка замедлилась, а еще через пару шагов она остановилась. Открыла сумочку, встряхнула ее. Похлопала себя по карману, достала ключи…
Девушка стояла ко мне спиной, но я понимал, что она внимательно рассматривает связку. Затем она стала озабоченно оглядываться по сторонам. Увидела меня, начала медленно приближаться.
В ее глазах отображались самые разнообразные эмоции. Когда она поравнялась со мной, ее лицо наконец-то приобрело верное выражение: оно улыбалось.
– Это вы нарочно? – спросила девушка и протянула мне ключи.
– Да, – не стал отрицать я.
– И что это означает?
Я пожал плечами. «Царевна‑лягушка» улыбалась, в ее глазах прыгали солнечные зайчики, хотя на улице было пасмурно. Но я мог бы дать голову на отсечение, что зеленоватая радужная оболочка ее глаз поблескивала, как стеклышко в лесном ручье.
– Я хочу пригласить вас на чашку кофе.
– Я только что пообедала, – просто сказала она. – И кофе пила…
– Что же мне делать? – Я изобразил отчаяние.
– Я не знаю. А что вы обычно делаете в таких случаях?
– То есть?..
– Ну вы же – большой выдумщик. Должен же быть еще какой-то вариант!
– Конечно! – спохватился я. – Еще есть чай, мороженое, кино, цирк, боулинг, бильярд…
– Я выбираю бильярд! – воскликнула она.
– Отлично. – Я взял ее за руку, а свободной проголосовал проезжающему мимо такси.
Едва мы уселись на заднее сиденье, как дождь забарабанил в лобовое стекло. Она засмеялась и пожала мою руку:
– Да вы меня просто спасли!
Она была откровенна и непосредственна, как веселый щенок.
Я видел ее насквозь. Она была цельная и настоящая, будто… яблоко, переполненное жизненными соками и круглой детской радостью. А еще я подумал, что Лиза навсегда останется для меня сотканной из молекул-знаков и никогда не станет чем-то более весомым, чем капля воды, отблеск огня или запах листвы…
Я повез свою новую знакомую в клуб, где кроме обычного ресторана был зал с бильярдными столами. Я наблюдал, как азартно она играет, как неуемно прыгает вокруг стола, как смешно высовывает кончик языка, когда целится в шар. Через пару часов даже я устал, а она все не унималась, пока не научилась забивать шары в лузу. Тогда я предложил ей поужинать. Я знал, что в этом ресторане готовят потрясающий стейк по-ирландски, и заказал две порции с овощами. Все было так, будто мы знакомы очень давно. Это немного беспокоило меня, но она держалась совершенно естественно – не кокетничала, вела себя ровно, по-дружески. А когда принесли стейк, активно принялась за дело. Мне было приятно смотреть, как она ест – с аппетитом, с выражением неподдельного блаженства на лице. Мы пили вино. И я вдруг отметил, что мы очень мало говорили друг с другом, удивился тому, что это совсем не мешает нам. А еще – мы так и не познакомились, не назвали своих имен, будто это не имело никакого значения! И мне это тоже нравилось, казалось необычным. В конце концов, какая разница? Прекрасный вечер, мягкий свет, зеленый бархат скатертей, чудесная безымянная девушка напротив… Необременительное общение без обсуждения дальнейших действий. Я узнал, что она учится «на художника», хорошо рисует, любит шоколад. Она все больше нравилась мне. Вопрос о ее спутнице я отложил на потом, сейчас это было бы не к месту.
В конце вечера я уже понимал, что мне не стоит использовать эту девушку, нужно идти к Тенецкой другим путем.
Когда я довел ее до подъезда, произошло самое удивительное. Она сама потянулась ко мне и поцеловала в щеку…
– Спасибо. Мне было очень хорошо. Когда у меня под ногами зазвенели твои ключи, я подумала – ты только не смейся! – что это звон небесный… – Она немного помолчала, а потом решительно произнесла совершенно неожиданное: – Если бы ты на мне женился, я бы почувствовала себя самой счастливой на свете!
Странно, но эти простые слова навели меня на мысль – а почему бы и нет?.. Чего еще я жду от жизни? Для чего работаю, сочиняю всю эту телемуть? Кому я нужен? И, в конце концов, если этому всему когда-нибудь суждено закончиться, весело ли мне будет смотреть на одинокие стены своего дома? И еще: ни одна из женщин не говорила со мной вот так – все ждали инициативы от меня, капризничали, кокетничали, требовали, иногда – угрожали. Тоска…
– Ты не подумай, что я кретинка, – продолжала она, – я просто ЗНАЮ, что так должно быть. А откуда знаю – не знаю… – Она улыбнулась. – Со мной такое бывает. Вот, к примеру, я знаю, что у тебя в карманах две зажигалки и… – она задумалась, внимательно глядя мне в глаза, – и носовой платок – вчерашний, с табачными крошками…
Я, словно зачарованный, порылся в карманах. Одна фирменная зажигалка была в джинсах, это я знал наверняка. Из внутреннего же кармана пиджака извлек еще одну – старую-престарую, поломанную. О платке нечего было и говорить. Все было так, как она сказала.
– Вот видишь! – обрадовалась она.
– Деваться некуда, – засмеялся я. – Как порядочный человек, должен жениться!
– А ты – порядочный человек?
Загнала меня в глухой угол. Я задумался:
– Честно говоря, не знаю…
Она была странной. Я даже испугался за ее будущее: неужели она была такой прямой и простой со всеми?
– Значит, порядочный… – Она поковыряла носком кроссовки, как это делают дети. – Ну все, спасибо. Я пойду…
Но я уже не мог отпустить ее просто так! Интерес к ней затмил мой разум:
– Нет, стоп! У тебя еще есть время?
– Конечно!!!
– Тогда – поехали!
Я снова схватил ее за руку, мы выскочили на шоссе и поймали машину. Она ни о чем не спрашивала.
Что было потом, вспоминаю как сон. Мы поехали к одному художнику, моему давнему приятелю. На крыше его мастерской пили шампанское, водку и ситро «Буратино». Потом все вместе отправились еще в одну мастерскую и попали (мне это не казалось удивительным) на грандиозное застолье с шашлыками, которые жарили прямо во дворе посреди города. Моя чудесная «царевна‑лягушка» произвела неизгладимое впечатление на старых акул пера и кисти.
– Тебе, старик, всегда достается все лучшее, – без конца твердил хозяин мастерской, бросая взгляды в сторону моей прекрасной незнакомки. – Посмотри, у нее лицо, как у Богородицы. А кожа! Ты посмотри на виски – китайский фарфор. Аж светится!
Я тоже пристально рассматривал «лягушку» и видел ее слишком большие глаза на слишком бледном лице и чувственный рот, который все время смеялся, ведь ей угождали все по очереди. Это действительно выглядело смешно. Я сидел в уголке и наблюдал за всем этим. Я не находил в ней ничего, кроме привлекательной естественности.
Мы пели, пили, а под утро стреляли во влажное небо из духового ружья, пока соседи не вызвали милицию. Пришлось потрясти своим удостоверением и быстренько раствориться в молочно-розовом рассвете.
– Ты не устала? – спросил я ее по дороге домой.
– Конечно, нет! – Она была возбуждена и свежа, как и днем, когда я впервые увидел ее.
– И тебе понравилось все это безобразие?
– Очень!
Я пожал ее руку:
– Тогда я действительно должен жениться…
Мы вышли из машины у ее дома.
– Когда? – серьезно спросила она.
– Хоть завтра! Готовься – пойдем подавать заявление! – выпалил я.
– Тогда – до завтра?
– До завтра!
Она уже была на пороге подъезда, когда до меня дошло, что я так и не знаю ее имени – представлял всем как «Царевну» (мысленно добавляя – «лягушка»)…
– Как тебя зовут, невеста? – крикнул ей вслед.
Она обернулась.
– Лика.
– Анжелика? – уточнил я, едва не добавив – «маркиза ангелов».
– Ни в коем случае! Просто – Лика. И никак иначе!
Елизавета Тенецкая
1
…В последнее время ей все чаще приходила на ум песня Высоцкого: «Нет, ребята, все не так!» Почему «не так», когда вот оно, счастье – признание, исполнение желаний, дом, семья? Она дождалась. Вот едет в серебристо-сером «опеле» в трехкомнатную квартиру в центре города… А когда входит в какой-нибудь зал, всегда слышит шепот за своей спиной – восторженный или завистливый, не имеет значения. Почему же все чаще преследует этот запах плесени? Он исходит от флакончиков с дорогими духами, от авторских полотен, висящих в квартире на стене, от подарков, присылаемых отовсюду… От себя самой. Она уже не знает, нужна ли кому-то на самом деле, или все дружеские связи основаны на взаимовыгодных условиях: «ты – мне, я – тебе». Она не знает, действительно ли не утратила своих способностей или же признание ее таланта – дань высокой должности ее мужа. Когда-то она решила проверить это, тайком уехала в Литву, скрытой камерой отсняла уникальные кадры штурма телецентра, взяла кучу интервью. Но делала это не ради славы. Там, в Вильнюсе, у костров, она снова была по-настоящему счастлива. Потому что здесь, дома, было что-то «не так». Она боялась себе признаться, что обманулась, что ее ожидания оказались напрасными. Еще страшнее было думать о том, что муж – не герой, а просто почти случайно попал «под горячую руку» властей…