Покончив с Анапой и возвратившись в Георгиевск, Гудович деятельно занялся устройством русской пограничной линии. Он начал с того, что обуздал кабардинцев, введя у них родовые суды и преследование за такие преступления, которые до сих пор подлежали только духовному суду шариата, а в народе считались даже доблестями. К ним принадлежали взаимные набеги, кровомщение и даже куначество, обязывавшее защищать в своем доме каждого, не исключая убийцы.
Новая юрисдикция, не совсем понятная для горцев, вторгавшаяся в область их вековых народных обычаев, вызвала среди кабардинцев общее неудовольствие. Но прежде чем вспыхнуло готовящееся восстание, Гудович ввел в Кабарду войска, арестовал зачинщиков и выслал в Россию двух наиболее влиятельных из них владельцев Атажукиных. Это были братья Адиль и Измаил Гиреи, из которых последний был тогда подполковник и имел Георгиевский крест.
Для лучшего прикрытия русских границ Гудович проектировал устройство новой линии от верховьев Кумы по сухой границе и по Кубани до устья Лабы. На этом пространстве он думал расположить ряд укрепленных казачьих станиц – по примеру того, как это сделано было на Тереке. К сожалению, мысль его обратить в поселенных казаков те донские полки, которые служили на Кавказе, вызвала среди них открытый бунт, и казаки, оставив своих старшин, но забрав знамена, ушли на Дон и там произвели всеобщее смятение.
Один из современников этих событий, новочеркасский священник Рубашкин, оставивший свой дневник, рассказывает в нем, что в Новочеркасск прибыло более тысячи казаков из полков Поздеева, Луковкина и Кашкина. 31 мая 1792 года до трехсот человек ворвались в залу к атаману Иловайскому, требуя, чтобы им показали именной указ, «за что» Гудович принуждал их поселиться на Кавказской линии. Казаки требовали войскового круга, и Иловайский уступил. Но едва окончилось в кругу чтение некоторых бумаг и писем Гудовича о поселении на Кубани двенадцати новых станиц, как казаки кликнули: «Отымай дела!» «И тут, – прибавляет повествователь, – была штурма…»
Правительство вынуждено было послать регулярные войска для водворения спокойствия, но, несмотря на то, только через три года удалось отправить на Кавказ тысячу донских семей, из которых Гудович образовал новый Кубанский линейный казачий полк, поселенный на проектированных им местах по Кубани в шести станицах: Усть-Лабинской, Кавказской, Григориополисской, Прочноокопской, Темнолесской и Воровсколесской. При двух из этих станиц, Усть-Лабинской и Кавказской, возведены были сильные крепости, первая – на два батальона и семьдесят шесть орудий, а вторая – на один батальон и двадцать семь орудий.
В области внешних сношений деятельность Гудовича была направлена на то, чтобы заставить Персию исполнять договоры и не стеснять русскую торговлю. Но скоро дела на персидской границе приняли весьма неблагоприятный для нас оборот. Один из братьев гилянского владельца, Муртаза-Кули-хан, спасаясь от его преследований, нашел себе убежище в русском селении, основанном при Энзелинском порту с торговыми целями лет за десять перед этим во времена экспедиции графа Войновича. Напрасно жители Гилянской провинции требовали выдачи принца. Им ответили отказом и даже поспешили отправить его на купеческой шхуне в Баку. Но едва судно вышло на рейд, как значительные силы гилянцев напали на селение. Пятьдесят русских солдат под командой поручика Евдокимова, поддержанные пушечным огнем с купеческих судов и военных ботов, геройски отразили нападение.
Тогда гилянцы приступили к правильной блокаде селения. Семь дней держалась команда в осаде, но на восьмой, когда не стало провианта и пороха, забрала с собой жителей и, сев на суда, отплыла на остров Саре.
Так закончила свое существование последняя русская торговая колония на берегах Астрабада.
Следовавшие затем вероломные поступки персидского шаха, нашествие его на Грузию, взятие Тифлиса и варварское избиение жителей еще более осложнили дело, и война стала неизбежной. Получив приказание немедленно начать военные действия с теми средствами, которые находились у него под рукой, Гудович поспешил привести Каспийскую флотилию в почтительное, как он выражался, состояние и тотчас же отправил два отряда: один, под командой полковника Сырахиева, – в Тифлис, на помощь грузинскому царю Ираклию, другой, генерал-майора Савельева, – в Дербент для овладения городом, который справедливо считался воротами Персии.
Но в то самое время, когда он рассчитывал пожать новые лавры, императрица назначила главнокомандующим всеми действующими против Персии войсками графа Валериана Александровича Зубова; Гудович же должен был оставаться на линии и содействовать успеху похода только своевременной отправкой к войскам провианта, снарядов и подкреплений. Обиженный Гудович, ссылаясь на крайнее расстройство здоровья, просил увольнения от должности. Императрица изъявила согласие, но в знак особого благоволения пожаловала ему тысячу восемьсот душ крестьян в Подольской губернии и сохранила при нем все содержание, штаб и канцелярию по званию генерал-аншефа. Начальником же Кавказской линии назначен был генерал-лейтенант Исленьев.
Но отставка Гудовича была недолговременна. Не успел он доехать до Воронежской губернии, как встретил курьера, который привез ему манифест о вступлении на престол императора Павла и высочайшее повеление немедленно возвратиться на Кавказскую линию, принять под свое начальство всю армию графа Зубова и, прекратив войну, заключить с Персией мир. Война эта была совершенно противна видам нового государя.
Император Павел, благоволивший ко всем, кто некогда стоял близко к его покойному отцу, в день своей коронации возвел Гудовича в графское достоинство и пожаловал ему три тысячи душ крестьян. В следующем году Гудович назначен был военным генерал-губернатором сперва в Киев, потом в Каменец-Подольский и, наконец, главнокомандующим армией, готовившейся тогда к походу на Рейн. Поход этот, как известно, не состоялся, а вскоре граф Гудович навлек на себя немилость государя, был отставлен от службы и прожил в своем имении безвыездно до 1806 года, когда император Александр снова призвал на службу маститого генерала.
ЗА КАВКАЗОМ
ЛермонтовТеперь один старик седой,Развалин страж полуживой,Людьми и смертию забыт,Сметает пыль с могильных плит,Которых надпись говоритО славе прошлой и о том,Как, удручен своим венцом,Такой-то царь в такой-то годВручал России свой народ.И Божья благодать сошлаНа Грузию! Она цвелаС тех пор в тени своих садов,Не опасаяся врагов,За гранью дружеских штыков.
В то время как северные предгорья Кавказа были свидетелями победы цивилизованного христианского государства над дикими горскими племенами, по ту сторону горного хребта иной христианский мир погибал в неравной борьбе с магометанством. То была старая борьба, имевшая позади себя уже целые тысячелетия. Исторические обстоятельства сложились так, что без помощи России этому миру не было спасения, и взоры его уже два столетия были обращены на север. И вот, во времена Гудовича, когда Персия своим вероломством вызвала большой поход графа Зубова, за Кавказом возникает для России новый центр военных действий, который, естественно, и должен был привести к полному покорению всей той обширной страны.
Русские были желанными гостями не со стороны только христианского закавказского мира, их появление в тех странах было как бы от века предрешено и предвидено. Поэтический Древний Восток смотрел на девственные снеговые вершины Кавказа, никогда не попираемые человеческой стопой, как на священную границу своих народов; за ней жили уже племена, не имевшие ни имени, ни истории для тогдашнего образованного света. Позже самый Коран указал на нее как на последний оплот мусульманского мира. В одном месте его говорится, что за Кавказом живут народы Гог и Магог и что наступит время, они перейдут Кавказские горы и разрушат благословенные мусульманские царства.
I. ГРУЗИЯ В ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОШЛОМ
Много есть поэзии в кровавой истории Кавказа; грузин читает ее со слезами. Она описывает веками исчисляемые бедствия, дробление царства на царства, междоусобицу между царями и князьями, восстание племен на племена и родов на роды, замки феодалов как прибежище грабежей, дворцы вельмож как вертепы самовластного тиранства, перед которым униженно преклоняли колени и народ, и духовенство, и самое дворянство. Но среди этих мрачных событий история Грузии представляет и несколько светлых страниц…
Иоселиани
В северо-западной части Закавказья издавна жили христианские народы картвельского племени, составившие несколько самостоятельных государств: Грузию (Картли и Кахетию), Имеретию, Менгрелию и Гурию, то соединявшихся, то снова распадавшихся. Самую значительную и сильную часть картвельского племени всегда составляли грузины, занимавшие бассейны рек Куры и Алазани; история Грузии есть поэтому вместе с тем и история всех других картвельских народов, в тяжелые исторические моменты всегда соединявших свою судьбу с ее судьбами и своим отделением от нее в годины мира вносивших только династические и междуплеменные смуты.
Предания глубокой старины, записанные в историю грузинским царем Вахтангом VI, объясняют имя и происхождение картвельского племени именем Картлоса, праправнука Ноева (от Иафета), которому достались земли, орошаемые бассейном Куры до слияния ее с Арагвой. Замечательно, что название «Грузия» и поныне несколько чуждо ее народу, оставляющему за собой преимущественное имя «картули». Грузинами же, как полагают, его назвали в Средние века арабы и турки, быть может произведя это слово от имени святого Георгия, по необычайному уважению, которым окружал его картвельский народ, а быть может, и от испорченного имени реки Джур (Кура), от которой и самая страна названа ими Джуржистан, иначе – Гурджистан, что значит «Страна Куры».
Вековую жизнь Грузии в обширном смысле, в смысле всех картвельских племен, называют мартирологом – повестью страданий. И едва ли можно приискать для нее лучшее имя.
С тех пор как история заметила эту страну, она служит центром притяжения для различных народов, шедших к ней и с севера, и с востока, и с далекого запада и оставлявших за собой разрушительные следы. На обнаженных горах Картли и среди роскошной растительности Кахетии и Имеретии повсюду и доныне видны развалины старинных замков и башен, массивных и своеобразных, служивших народу убежищем во времена вражеских нашествий. И едва ли найдется в мире еще страна, где было бы столько же этих немых свидетелей народных страданий. В то время как в забытых и самой природой замкнутых ущельях Кавказа дичала и крепла жизнь неведомых миру племен, на южной покатости горного хребта Древняя Иверия в продолжение четырнадцати веков отстаивала свет христианства и первые основания цивилизации от кровавых вторжений магометанства и даже язычества.
История Грузии восходит к древнейшим временам Востока и застает в ней разрушение патриархального быта с властью старшего в роде, мамасахлиса. Во времена великих народных передвижений в Азии Грузия утрачивает свою самостоятельность, последовательно завоевываемая ассириянами, вавилонянами, персами. Под предводительством персидских царей народ грузинский с плетеными щитами и в деревянных шлемах бывал в походах против греков и скифов и знакомился с чужими знаниями и обычаями. В то же время горные твердыни близлежащего Кавказа привлекают в Грузию толпы иноплеменников, бегущих от полчищ завоевателей, греки приезжают к ней за золотым руном, и эти международные сношения вносили в страну зачатки цивилизации.
Александр Македонский, как говорят, делает попытку уничтожить даже внешние признаки некоторой самостоятельности Грузии, поставив в ней вместо мамасахлисов своего наместника с отрядом телохранителей. Но эти-то крайние обстоятельства и вызывают в Грузии восстание во имя своей независимости. Под предводительством Фарнаоза, потомка последнего мамасахлиса, грузины изгоняют наместника, и страна вступает в эпоху царей. Первым царем и был Фарнаоз за триста с лишком лет до Рождества Христова.
Фарнаозу летописи приписывают устройство гражданского быта Грузии, введение письменности и, наконец, установление в стране религии Зороастра. Предание говорит, что на могиле родоначальника картвелов Фарнаоз поставил громадную статую идола Армаза, одетого в великолепные латы с золотым панцирем, в венце, осыпанном драгоценными камнями.
Во мраке следовавших затем веков, наполненных борьбой с Арменией и другими соседями, мелькает лишь несколько славных имен, из которых одно, царя Адерка, замечательно тем, что в третий год его царствования родился Спаситель мира. К его времени относится и трогательная легенда о хитоне Господнем. Она рассказывает, что евреи, потомки поселенцев со времен пленения Вавилонского, жившие в столице Иверии Мцхете, ежегодно посылали на Пасху в Иерусалим своих представителей, через которых молва о чудесах Спасителя скоро распространилась по всей Иверии. В год крестной смерти Христа в числе посланных был и некто Елизар, сын благочестивого семейства. Он присутствовал при событиях на Голгофе, был поражен всем виденным и приобрел от римского воина хитон Господень, доставшийся тому по жребию. Когда он возвратился на родину, по одним сведениям, дочь, а по другим – сестра его, пораженная вестью о распятии Спасителя, схватила хитон в свои руки и тут же упала мертвой. Никакие человеческие силы не могли вырвать священную одежду из ее объятий, и она погребена была вместе с ней. Высокий кедр вырос над ее могилой и на долгое время укрыл святое место от изысканий человеческих.
Немного спустя проповедь о Христе Спасителе пронес по Кавказу апостол Андрей вместе со своим спутником Симоном Кананитом, и в Анакопии предание поныне указывает могилу последнего, бывшую всегда предметом благоговения для самых диких обитателей Кавказа. Но полной своей победой христианство обязано равноапостольной Нине.
Святая Нина была дочерью римского полководца и сестры иерусалимского патриарха. Она приходилась близкой родственницей великомученику Георгию, которого, так сказать, и сроднила с Грузией, поручив его покровительству новое свое отечество. И святой Георгий как бы сообщил и воинские доблести, и мученические свойства целому народу, который по имени своего покровителя и стал, быть может, называться грузинами.
Нина еще в раннем возрасте любила внимать рассказам о дальней Иверии, куда унесен был хитон Господень, и мысль сделаться просветительницей этой страны и отыскать святую одежду всецело овладела ею. День и ночь молилась Нина Пресвятой Деве, прося ее помощи. Богоматерь явилась ей в сонном видении, вручила крест, сложенный из виноградных лоз, и сказала: «Иди в Иверскую страну и благовествуй Евангелие, я буду тебе покровительницей». Проснувшись и увидев в своих руках чудный крест, Нина со слезами облобызала его и перевязала своими волосами.
И вот, в начале IV века, при основателе династии Сасанидов царе Мириане, современнике Константина Великого, святая Нина является на истоках неведомой ей реки (Куры) и, следуя по ее течению, достигает Мцхета в день празднования народом Армаза. На высокой горе стоял исполинский кумир, горевший золотом; по сторонам его – два другие, поражавшие огнем, как говорит предание, всякого дерзавшего подступать к ним без воли жрецов. Гремели трубы, курился фимиам, текла кровь жертв; царь Мириан со всем народом распростирался ниц перед идолами, и только одна чуждая, никому не ведомая дева не преклонила колени. Внезапно среди ясного дня разразилась страшная буря с молниями и громом; капище разрушилось, и среди развалин его лежали остатки разбитых, поверженных кумиров. В ужасе бежал народ, и на развалинах осталась одна Нина, спокойно смотревшая на возникшую и утихшую около нее бурю стихий. Это было 6 августа, и день Преображения Господня стал для Иверии днем, сменившим тьму язычества на свет христианской истины.