После этого я полетел с четырьмя 500-килограммовыми бомбами, затем до полудня выполнил еще семь вылетов против вражеских танков. К вечеру большая часть их была выведена из строя. Только после этого командование «проснулось» и отдало-таки нам приказ атаковать русские танки. Но мы уже сделали свою работу. Таким образом, плотина была спасена»1.
Во время одного из вылетов Ju-88A лейтенанта Герушке был подбит и совершил вынужденную посадку на брюхо недалеко от советских танков. Увидев это, пилот другого «Юнкерса» лейтенант Вастл Винкель прямо на глазах изумленных солдат Красной армии стремительно приземлился, чтобы забрать экипаж. Стоит ли говорить, насколько это было рискованно! Не только из-за того, что самолет мог быть уничтожен огнем. Где была гарантия, что Винкелю удастся снова взлететь по глубокому снегу? Тем не менее эвакуация прошла успешно. Пока штурман и бортстрелок вели огонь по противнику, другие члены экипажа помогали товарищам забраться на борт. Посадив одного летчика в кабину, а еще троих прямо в бомбовый отсек, Винкель резко дал газу, и самолет, прокатившись несколько сотен метров, сумел оторваться от земли. Подобные смелые акции были в люфтваффе обычным делом. Причем не только вблизи линии фронта, но и в глубоком тылу противника!
«Винкель сначала полетел в направлении приближающихся танков, а затем сделал резкий поворот и в итоге совсем не пострадал от огня легких зенитных орудий, сопровождавших танки, – рассказывал Хёберлен. – Он вернулся целым и невредимым с восемью человеками на борту. Я сразу же позвонил адъютанту авиакорпуса и предложил в качестве признания этого выдающегося поступка на следующий день перед всей группой вручить Винкелю Германский крест в золоте. Адъютант выслушал меня, но немногословно сказал: «Вы же знаете, что для этого существуют более высокие инстанции, только они могут утверждать представления к награде». Как я мог забыть, что Святая Бюрократия и на войне полностью господствует!»
После непрерывных авиаударов танковая группа Попова была остановлена, а уцелевшие танки повернули обратно. Как оказалось, этот момент стал кульминацией советского наступления. А Хёберлен вскоре получил возможность воочию осмотреть результаты налетов своей группы. Приехав на «Кюбельвагене» на место бомбежки, он увидел многочисленные следы разрушений: сгоревшие танки и застывшие посреди поля многочисленные бензовозы и грузовики американского производства, сопровождавшие их.
Такие асы и известные на фронте личности, как Хёберлен, могли, естественно, позволить себе не только проявлять инициативу вопреки приказам, но и некоторые вольности, в том числе в отношении вышестоящего начальства. Типичный случай произошел в Запорожье вскоре после того, как советская танковая колонна, двигавшаяся на город, была разгромлена.
«Юнкерс» возвращался на аэродром после очередного боевого вылета и уже приближался к взлетной полосе. Командир I./KG51 снизился до 200 метров и взял курс на посадку. Вдруг с пункта управления полетами поступило срочное указание пропустить вперед Ju-52, идущий сзади. «В зеркало заднего вида я увидел, что расстояние до Ju-52 составляет по меньшей мере 500 метров, – вспоминал Хёберлен. – Вдруг с Ju-52 была выпущена сигнальная ракета, означавшая что-то вроде «Отвалите в сторону». Я понял, что это какая-то «высокая птица» стремится обогнать нас на посадке.
Едва мы вылезли из самолета, послышался рев «Мерседеса-SSK», несущегося на высокой скорости. Из него вышел генерал-оберст барон фон Рихтхофен, командующий воздушным флотом, которому мы подчинялись. Я сразу же подошел к нему и доложил: «Командир группы I./KG51 гауптман Хёберлен, вернулся из боевого вылета».
«Гауптман, – сказал он. – Сообщите имя пилота, который осмелился приземлиться перед моим Ju-52, немедленно!»
«Господин генерал, прошу прощения, я не знал, что этот самолет был ваш, это был я сам».
«Такие действия являются неприемлемыми, я лично решу, как вас наказать!»
Потом он пошел со мной к моей машине, в которую только что были загружены бомбы, и удивленно спросил: «Сколько килограммов бомб загружено в ваш Ju-88?»
«2250 килограммов, господин генерал».
Пораженный этим, он сказал: «Я никогда не слышал, что такое возможно!»
«Только я в группе летаю с такой нагрузкой, потому что я знаю, что на этой расширенной взлетно-посадочной полосе Ju-88 может взлетать с таким весом».
«Мое почтение, гауптман», – сказал он и уехал».
Удивление Рихтхофена можно было понять, ведь подобная бомбовая нагрузка почти соответствовала американскому стратегическому четырехмоторному бомбардировщику В-17, как правило бравшему на борт 2,5 тонны бомб.
Командующий 4-м воздушным флотом никак не наказал Хёберлена за то, что тот «подрезал» его на посадке в Запорожье. Однако этим случаем воспользовались его коллеги, решив подшутить над командиром.
«После следующего вылета я пришел вечером в казино, где уже находилось большинство офицеров, – продолжал свой рассказ командир I./KG51. – Я чувствовал, что что-то должно произойти, и нервничал. И действительно, через несколько минут пришел курьер и вручил мне телеграмму из воздушного флота. Я побледнел, когда прочитал там: «Гауптман Хёберлен немедленно назначается командиром аэродромной роты на аэродром Полтава». И подпись: фон Рихтхофен!»[6]
Тем временем на фронте группы армий «Зюд» наступил перелом. Собрав в кулак свои танковые дивизии, в том числе II танковый корпус СС Пауля Хауссера, Манштейн начал наступление.
С воздуха эсэсовские танки поддерживали пикирующие бомбардировщики I./KG51. Они наносили удары по позициям советских войск, дорогам, а также бомбили железнодорожные станции в Изюме, Купянске и Балаклее. 28 февраля у Ju-88A командира группы Хёберлена внезапно вышел из строя правый двигатель. «Нам пришлось лететь над вражеской территорией еще почти 150 километров до тех пор, пока мы достигли наших линий», – вспоминал он. Опытный летчик довел самолет до базы, избежав встречи с советскими истребителями. Впрочем, таковые встречались в небе довольно редко, поэтому экипажи бомбардировщиков чувствовали себя в небе довольно комфортно.
Гитлер был доволен. Его войска снова наступали, и кризис, как казалось, был наконец преодолен. 10 марта фюрер еще раз прилетел в Запорожье, чтобы лично поблагодарить Манштейна за его успехи, а также вручить ему дубовые листья к Рыцарскому кресту.
В результате упорных боев, продолжавшихся в течение месяца, вермахту удалось отбросить Красную армию обратно за реку Донец, а 26 марта снова занять Харьков и Белгород. «Замок Украины» был снова заперт. Этот момент совпал с началом весенней распутицы, и в итоге линия фронта постепенно стабилизировалась.
Примерно таким же чередом шли события на других участках фронта. В начале 1943 года II./KG4, которую с 30 января возглавлял майор Райнхард Граубнер, а также штаб эскадры, которой, в свою очередь, с 12 января командовал оберст-лейтенант Хайнц Йоахим Шмидт, по-прежнему базировались на аэродроме Сещинская.
Отсюда с июня 1942 года подразделение действовало в интересах группы армий «Митте». Бомбардировщики в основном наносили удары по железнодорожным узлам и станциям в районах Ельца, Тулы, Мичуринска, Калуги, Сухиничей и др. Кроме того, специально выделенные экипажи по ночам охотились за эшелонами в тылу советских войск. «Хейнкели» оказывали и непосредственную поддержку войскам 9-й армии, ведущей бои в районе Ржева, сбрасывая на позиции советской пехоты, танков и артиллерии осколочные и мелкие фугасные бомбы. Осенью наносились систематические авиаудары по вокзалам, станциям и перегонам на участках Великие Луки– Торопец, Великие Луки – Нелидово, Самцы – Васильево, Слутчица и Горбачево. Попутно совершались налеты и на другие военные объекты, к примеру, 11 октября 13 Не-111 бомбили советские склады продовольствия в районе Торопца. В начале ноября были совершены массированные налеты на вокзал Сухиничи-Северный, вокзал и аэродром в г. Калинин, а также вокзалы в Торопце, Торжке, Богорелом и Сухиничи. Эти операции проводились с целью парализовать железнодорожные перевозки в тылу советских войск и ослабить их давление на фронт 9-й армии на Ржевско-Вяземском плацдарме. В ночь на 6 ноября два Не-111 совершили налет на Горький, сбросив бомбы на Московский вокзал и нефтеперегонный завод «Нефтегаз». В результате прямого попадания на последнем было разрушено здание котельной, вследствие чего предприятие примерно на месяц вышло из строя.
Теперь же, когда весь южный фланг группы армий «Митте» находился под угрозой вследствие отступления 2-й армии, II./KG4 наносила удары по советским войскам, наступающим на Курск, а также по-прежнему бомбила вокзалы, железнодорожные станции и перегоны в тылу противника. «II./KG4 10.2.1943 в условиях плохой погоды и видимости атаковала военные цели в пространстве Никольское-1 и -2, а также Поныри-1 и -2, – сообщала сводка 1-й авиадивизии от 10 февраля. – Удары наносились по позициям пехоты, колоннам и скоплениям войск в деревнях с хорошими результатами, с малых высот. После бомбардировки осуществлялся обстрел остатков пехоты и транспортных средств из бортового оружия, в результате чего противнику были нанесены большие кровавые потери. Эти атаки были настолько эффективны благодаря высокой скученности войск противника. В районе целей во время последующих налетов наблюдалось множество трупов русских и лошадей, уничтоженных машин и орудий, особенно в Никольское-2. Разрушительное воздействие авиаударов было полностью подтверждено»[7].
Затем Граубнер получил многочисленные письма с благодарностями из 2-й танковой армии за мощную поддержку с воздуха.
В марте II./KG4 снова в основном боролась с железнодорожными перевозками. Группа стала практически специализирующейся именно на такого рода задачах. К примеру, начиная с 12-го числа наносились удары по станциям Ливны, Елец и Узловая, а также составам на перегонах Елец – Курск – Касторное и Киров – Сухиничи – Калуга – Износки. В результате движение на этих участках было практически парализовано. Впрочем, и немцы лишились при этом нескольких самолетов и неопытных экипажей. По данным немецкой армейской разведки, по всей видимости полученным в ходе допросов пленных красноармейцев, наиболее успешными были налеты на станцию Ливны 14, 15 и 16 марта, в результате которых были разрушены не только железнодорожные пути, здание станции, склад боеприпасов, но и сам город. Водопровод вышел из строя на месяц, а движение поездов было полностью парализовано на семь дней.
В ночь на 14 и на 22 марта группа произвела два налета на аэродром Курск-Ост. Во время первого, по немецким данным, было уничтожено 5 истребителей Як-1. Результаты второго удара оказались куда более результативными. На аэродроме было повреждено и уничтожено сразу 35 самолетов, опознанных как Як-1, «Харрикейн», «Аэрокобра», Ил-2 и У-2. После этого Курск на 2,5 месяца стал одной из основных целей бомбардировок.
Действия II./KG4 майора Граубнера были столь высоко оценены наверху, что командующий 6-м воздушным флотом генерал-оберст фон Грайм предоставил в апреле специальный отпуск для наиболее отличившихся экипажей группы[8].
Тем временем положение на центральном участке фронта тоже стабилизировалось. Хотя немцы вскоре были вынуждены эвакуировать Ржевско-Вяземский выступ, в течение всего 1942 года угрожавший Москве, южнее они сохранили в своих руках важные железнодорожные и авиационные узлы Орел и Брянск, которым будет суждено сыграть важную роль в последующих событиях.
Kubanbrückenkopf
Примерно в том же духе люфтваффе оказывали мощную поддержку своим войскам и на юге. Специализированная III./KG4 майора Вернера Клосински с 30 января базировалась в Крыму. Таким образом, эскадры как целостного подразделения в этот момент фактически не существовало, что, впрочем, в люфтваффе было скорее правилом, чем исключением.
Группе поручили оказывать поддержку войскам 17-й армии, которая по приказу Гитлера отходила с Кавказа на так называемый Кубанский плацдарм. Одной из задач экипажей «Хейнкелей» стала буксировка через Керченский пролив грузовых планеров Go-242 с боеприпасами и продовольствием, которые приземлялись на специально подготовленных аэродромах Тимощевская и Славянская. На обратном пути, как правило, вывозились раненые. Периодически группа привлекалась и к бомбардировочным вылетам, основными целями которых являлись черноморские порты, вокзалы и аэродромы. Так, 20 февраля были нанесены авиаудары по порту Туапсе и аэродрому Геленджик, 25 февраля по вокзалам в Армавире, Краснодаре и Кропоткине. 3—10 марта была произведена серия ночных налетов на аэродромы Краснодар и Адлер. Здесь базировались советские бомбардировщики и штурмовики, наносившие удары по немецким плацдармам. Вскоре оказалось, что аэродром Багерово, на котором базировалась III./KG4, слишком узкий и тесный для посадки бомбардировщиков в ночное время. После того как пять Не-111 потерпели аварии, группа была переброшена в Саки. 25 марта был выполнен успешный налет на доки в Геленджике, о котором на следующий день даже сообщалось в сводке Главного командования вермахта[9].
II./KG55 и штаб эскадры «Грайф» после падения Сталинграда также обосновались на авиабазе Саки в Крыму. Основными целями «Хейнкелей» были переправы через реку Кубань и наступающие советские войска в районе Армавира и Краснодара. Ну а HI./KG55 в начале февраля действовала с аэродрома Сталино под командованием IV авиакорпуса генерала Пфлюгбейля. Совместно с «Хейнкелями» из III./KG27 «Бёльке», II./KG53 «Легион Кондор» и 14.(Eis)/KG27 они сначала прикрывали отход 1-й танковой армии через Дон. Одной из специфических задач, которые выполнялись самолетами, стала бомбардировка льда на этой реке с целью не допустить быстрого форсирования ее советскими войсками. В марте «Хейнкели», как и их коллеги на центральном участке фронта, переключились на железнодорожные объекты: Батайск, Федоровку, Александровку в дельте Дона. Именно нечеловеческие усилия опытных экипажей, действовавших даже в условиях сильных снегопадов и сильной облачности, позволили сухопутным войскам удержать линию фронта.
Между тем в начале 1943 года обстановка складывалась уже таким образом, что люфтваффе больше не могли держать большую часть своих подразделений на Восточном фронте. В Африке войска союзников рвались к морю в Тунисе, а английские и американские бомбардировщики все чаще бомбили немецкие города. Поэтому все больше опытных подразделений, совершивших на востоке тысячи боевых вылетов, приходилось отправлять на запад.
Согласно планам командования люфтваффе, вся KG4 в начале 1943 года должна была пройти перевооружение на новые тяжелые бомбардировщики Не-177. Предполагалось, что эскадра, с 1940 года специализировавшаяся на стратегических бомбардировках и других специальных миссиях, станет первой, полностью оснащенной этими машинами. И, закончив наконец свою затянувшуюся «командировку» на Восточный фронт, которая должна была завершиться еще осенью 1941 года, будет использована для террористических налетов на британские города. Которые должны были стать возмездием за рейды британских бомбардировщиков на территорию рейха. Однако кризис под Сталинградом и последующие события позволили осуществить этот план лишь частично. 9 февраля только I./KG4 майора Вольфа Веттерера убыла в Лехфельд для перевооружения на Не-177. Остальные две группы продолжали воевать на «старых добрых» Не-111Н-6.
Однако в марте пяти опытных экипажей при этом лишилась и вторая группа эскадры «Генерал Вефер». Среди них оказался и Херберт Зюннер. «Я попрощался с II./KG4 в марте 1943 года в Сещинской, – вспоминал он. – Без всякого предварительного уведомления поступил приказ: пять опытных экипажей немедленно отправить в Шартр во Францию в распоряжение Авиационного командования налетов на Англию (Angriffsfuhrer England)». Оно было сформировано по приказу Гитлера в начале 1943 года. Его руководителем был назначен инспектор (командующий) бомбардировочной авиации оберст-лейтенант Дитрих Пельц, в прошлом пилот пикирующего бомбардировщика Ju-88A и командир II./KG77, специализировавшийся на одиночных рейдах и точечных авиаударах по стратегическим объектам. Используя новые бомбардировщики Do-217K, Ме-410, Ju-188 и Не-177, Пельц должен был начать новое воздушное наступление на Великобританию.