Снова подул ледяной ветер, легкие снежинки завихрились в воздухе. Глухо ударили пушки. Через несколько секунд над головой прошелестели снаряды. Далеко, на немецких позициях, взлетели клубы черного дыма. Наталья спустилась в землянку. Прохорова поскользнувшись, проехалась за ней, громыхая винтовкой по обледенелым ступеням.
– Осторожно, федуловскую винтовку попортишь, – предупредила ее Наталья. – Может, та еще вернется. Вместе воевать придется. Она тебе за винтовку врежет.
– Ой, я так напугалась, – призналась Надя взволнованно. – В первый раз убитого увидела.
Наталья покачала головой.
– У всех в первый раз бывает.
Санинструкторов в землянке не было. Наталья зажгла лампу из артиллерийской гильзы. Красноватый свет озарил черные стены, узенькие топчаны, столик в углу. На нем, старательно прикрытые телогрейкой, стояли два котелка.
– Не забыл Харламыч, – улыбнулась Наталья, – принес обед. Только остыл. Подогреть надо.
Она присела на корточки перед малюсенькой железной печкой, нащипала лучину и, найдя в углу небольшой кусок газеты, подожгла.
– Дров тоже принес. А ты, Надежда, – она повернулась к Прохоровой, – ты пока за водой сходи к ребятам. Потом пообедаем, да я поеду. Мне к генералу надо. Опаздывать негоже.
– Я сейчас, – бережно прислонив винтовку к стене, Прохорова схватила котелок и выбежала из землянки.
Наталья смотрела на огонь и все вспоминала происшествие, которое случилось утром. Женщину в немецкой шинели с офицерскими погонами. Неужели она? Неужели мать Штефана? Ей показалось, что она узнала ее, иначе заставила бы Прохоровой выстрелить второй раз. Неужели снова друг против друга? Неужели она там? И неужели Прохорова ее все-таки ранила?
7
Йохан осторожно взял Маренн на руки и поднял ее на БТР. Она тяжело дышала, кашляла, в уголках губ выступила кровь.
– Что? Что? Куда? – спрашивал он встревоженно и вытирал марлей испарину на ее лбу, сочащиеся кровяные сгустки. – Поехали! – приказал водителю. – Быстро! В госпиталь! Как ты здесь оказалась?
– Ничего. Ничего серьезного, – она облизнула губы, прислонившись головой к его руке. – Только царапнуло. Впервые за две войны, – она закашлялась, потом, проглотив слюну, продолжила. – В восемнадцатом году я девчонкой бежала под огнем французских пушек, и хоть бы один осколок задел меня, а тут… Трудно дышать, – она посмотрела ему в лицо большими зеленоватыми глазами, слезившимися от боли.
Он прижал ее к себе.
– Крамер, доктора Виланда мне, – приказал оберштурмфюреру.
– Слушаюсь, – через минуту тот передал трубку. – Доктор Виланд, штандартенфюрер.
– Мартин! – Йохан прижал трубку плечом к щеке. – Ким ранили на передовой. Я везу ее. Я не знаю, что с ней, это ты мне скажешь, что с ней. Приготовься.
– Мартин, ничего страшного, – Маренн подняла голову. – Не пугайтесь. Я думаю, задета периферическая доля легкого. Нет, пуля прошла по касательной, просто царапнула и все. Небольшое кровотечение. Нужно будет сделать надрез, дренировать, перетянуть сосуд и наложить шов, пустячное дело, не волнуйтесь. Нет, что вы, никаких серьезных сосудов не задето, я уверена, иначе кровотечение было бы намного сильнее. Приготовьте самую тонкую шелковую нить. Я говорю вам, не волнуйтесь, Мартин, я же знаю все. Все обойдется.
– Ты понял? Жди!
БТР притормозил.
– Что встали? – Йохан отдал трубку и повернулся к водителю.
– Да кто их знает.
В узкой горловине между двух заросших деревьями холмов ревели моторы, кричали люди.
– Объезжай их, – приказал Пайпер.
БТР круто развернулся, но Маренн даже не почувствовала этого. Йохан удержал ее, заботясь, чтобы ее не качнуло.
– Виланд сказал, что больше ничего серьезного не будет, – проговорила она, прижимаясь к его груди, – он сам справится, и я решила отправиться к тебе. Он сказал, вы помешались на нем, фрау Ким. Он на вас помешался, а вы на нем.
– У него один диагноз для всех, – Йохан улыбнулся и поцеловал ее в висок. – Как он только лечит? Я сам приеду.
– Я не боюсь, я прекрасно ориентируюсь, я давно привыкла. Я остановила БТР и попросила, чтобы меня подвезли. Но по пути я встретила полковника Брандта, это врач из семнадцатого армейского корпуса. Я его знаю еще с Польши. Он попросил меня дать совет насчет состояния одного офицера, он сильно обгорел. Я сошла с БТРа и поехала с ним…
Она снова закашлялась, изнутри прорвался характерный хлюпающий звук. Она замолчала, зажав рот рукой.
– Но госпитали не располагаются на переднем крае, – он приподнял ее, чтобы ей было легче дышать. – Как произошло, что ты очутилась под самым носом у большевиков?
– Я увидела лисицу, – она смущенно улыбнулась, капелька крови скользнула по губам.
– Лисицу? – Йохан вытер кровь, внимательно посмотрел на нее. – Какую еще лисицу?
– Ну, самую обыкновенную, рыжую. Она юркнула в те развалины, около которых меня подбили. Я пошла, чтобы посмотреть, куда она побежала.
– Это все из-за лисицы? Она ловила лисицу, – Йохан покачал головой, в его глазах она прочла нежный упрек. – Ты забыла о снайперах? О своем звании?
– Нет, я не забыла о снайперах. А о звании тем более, – она провела пальцами по его щеке. – Но я думала: еще рано, туман, я успею.
– Хорошо, что снайпер у них тупица или просто неопытный. Но больше не надо говорить, молчи.
Она снова начала кашлять. Кровь пошла сильнее.
– Дай мне снега, – попросила она.
– Снега?
– Да, да, снега, надо что-то холодное.
– Но он же грязный.
– Это не имеет значения.
– Стой! – приказал Пайпер водителю.
БТП замер.
– Крамер, принесите снег!
Оберштурмфюрер спрыгнул с машины, набрал снег в фуражку, протянул Маренн. БТР снова тронулся. Она брала снег щепотками и клала в рот, заставляя себя глотать его. Крови действительно стало меньше.
* * *
Через несколько минут БТР на полной скорости въехал во двор госпиталя и остановился перед крыльцом. Доктор Виланд выбежал навстречу.
– Как? Как это все получилось?
– Зачем ты ее отпустил? – Йохан осторожно спустился с БТРа, держа Маренн на руках.
– Я отпустил?! – Виланд развел руками. – Меня здесь кто-нибудь спрашивает? Она решила и пошла. А что, куда – разве меня касается!
– Мартин, успокойтесь, это ерунда, просто задело, – Маренн протянула руку и едва коснулась пальцами его локтя.
– Ну что ты встал? – одернул его Пайпер. – Куда нести? В операционную?
– Да, да, в операционную, сюда, – Виланд почти бежал впереди.
Йохан бережно положил Маренн на стол. Пока санитары снимали с нее обмундирование, он взял Виланда под руку и вывел в соседнюю комнату.
– Это, правда, не серьезно?
– Я не знаю, Йохан, надо смотреть, – доктор сдернул очки и начал их отчаянно тереть, как всегда, когда волновался. – Сейчас будем смотреть. Если все так, как она говорит, и пуля задела периферическую долю, далеко от корня, то действительно ничего страшного нет. Ранение пустяковое. Правда, пустяковое для крепкого мужика, у которого мускулатура, масса. А фрау Ким – женщина тонкая, она же, как тростинка, тонкая, для нее все – испытание. У нее тело разве что не просвечивает. Для красоты – хорошо, но вот для ранений – плохо, все внутренние органы под ударом, мало защищены. Но это еще полбеды. Страшно другое, – Виланд сделал паузу, скулы дернулись на лице.
– Что? Что, говори, – Йохан неотрывно смотрел на него.
– Придется делать наркоз, эфирно-кислородный, а для нее любой наркоз чрезвычайно опасен. У нее слабое сердце, Йохан. Очень слабое. В сорок втором году у нее был сердечный приступ, от усталости, прямо у меня в госпитале. Тогда нам с трудом удалось поставить ее на ноги, пришлось делать катетеризацию. Это хорошо, что я оказался рядом, и все случилось в госпитале, а если бы в гостинице или на обратном пути в самолете, был бы летальный исход. Такие болезни не лечатся, их можно приостановить, но только не при том образе жизни, который она ведет. Скорее всего, после смерти Штефана в сорок третьем все только усугубилось. Наркоз – это огромная нагрузка на сердце. Я не знаю, как она его выдержит.
– Мы будем делать все просто под новокаином, – Маренн поднялась на локте, услышав слова Виланда. – Мартин, идите сюда. Не надо там шептаться. Я все равно все слышу. Новокаина будет достаточно. Не надо никакого наркоза.
– Но, фрау Ким, – Виланд надел очки и вошел в операционную. – Ведь новокаин не гарантирует…
– Я все знаю, Мартин, – она снова опустила голову и закашлялась. – Если что, я потерплю, я не боюсь боли. Но так будет быстрее. Меня ведь ждут раненые солдаты, у меня приказ, мне некогда разлеживаться под наркозом. Делайте новокаин, и хватит спорить. Мы прекрасно справимся.
– Ну, хорошо, тогда начнем, – доктор немного растерянно поправил халат, надел маску на лицо. – Йохан, – он повернулся к Пайперу, – поезжай в полк. И не надо надрывать мне связь. Я сам тебе сообщу, как все будет.
– Да, поезжай, – Маренн протянула руку. – Не волнуйся.
Йохан подошел, наклонился, взяв за руку, поцеловал ее в глаза.
– Пожалуйста, – негромко попросила она. – Если вдруг за это время позвонит Джилл или еще кто-то из Берлина, ничего не говорите о моем ранении. Джилл ничего не должна знать. Она начнет переживать, а когда находишься далеко и не знаешь, что случилось, можно нарисовать себе ужасные картины, а на самом деле все – ерунда…
– Но не такая уж ерунда, фрау Ким… – возразил доктор Виланд.
– Вы убедитесь, что я права. Я встану сегодня же.
– Это исключено!
– Я останусь здесь, – Йохан прижал ее руку к губам, – в соседней комнате. Пока идет операция.
– Нет, нет, – она отрицательно покачала головой. – Мартин прав, поезжай. Он даст тебе знать. Я прошу. Иначе он будет нервничать, дергаться, все будет только хуже.
– Ну, хорошо. Но как только все кончится, я приеду.
– Я буду ждать, – она прислонилась щекой к его ладони. – Тебе придется обнимать меня с пластырем и перевязкой, – она грустно улыбнулась. – Фрау прогулялась по передовой. С пластырем, наверное, не подходит, штандартенфюрер, – она подняла голову и посмотрела на него.
– Это не имеет значения, – он наклонился и поцеловал ее глаза. – Только лучше, чтобы все поскорее зажило.
– Ну, езжай, езжай, не будем терять время, – она откинулась назад.
– Покиньте операционную, штандартенфюрер, – строго распорядился доктор Виланд.
– А что так сурово?
– Ну, уезжай же…
Йохан вышел в коридор. Доктор Виланд закрыл дверь. Она слышала, как зарычал, отъезжая, БТР.
– Вы считаете, Мартин, что в моем возрасте и с моим положением увлекаться мужчиной моложе меня – это легкомысленно? – спросила негромко Виланда. – Скажите правду, не стесняйтесь.
– Что вы, фрау Ким, – Виланд низко склонился над контейнером, в котором хранились в спирту шприцы. – Я едва ли смею иметь какое-то мнение, не то, что что-то говорить или думать. Это меня совершенно не касается. Более того, говорить о возрасте в вашем случае – это нелепость. У таких женщин, как вы, возраста нет, – он открыл ампулу, набирая раствор новокаина. – А Йохан – это мужественный, смелый человек, настоящий воин, это один из лучших наших командиров. Он абсолютно бесстрашен. Такие мужчины всегда были достойны любви самых красивых женщин.
– Но вы осуждаете меня за то, что я разбиваю семью, – возразила она. – Я не могу вас заставить думать иначе. Но я хочу, чтобы вы знали, Мартин, я не собираюсь разрушать то, что создавалось до меня. Я не собираюсь разбивать семью. Хотя бы потому, что я сама не могу ее заменить. Кто я? Я – такой же солдат. Даже если эта война закончится, будет какая-то другая, и мне придется отправляться на нее. Я выбрала эту дорогу или она выбрала меня, я не знаю. Но у мужчины должна быть гавань, где его любят и ждут. Моя гавань почти всегда пуста. Меня нет дома. Вот и весь ответ.
– Фрау Ким, – Виланд подошел к ней. – Все, что я говорил о семье Йохана, этого не следовало говорить, конечно, особенно мне. Он сам скажет все, что он считает нужным, и лучше меня знает, что сказать и надо ли это. И если он молчит, то меня это вообще меньше всего касается. Я только смутил вас и сослужил Йохану дурную службу. Семья семьей, но, чтобы совершать подвиги, нужно вдохновение. Теперь ведь только подвиги, пожалуй, нас и спасут, никак не меньше. Мужчины часто женятся очень рано, но жизнь испытывает их, меняет их представление и о самих себе, и о тех женщинах, которые им нравятся. Если этого не происходит, то это скорее плохо, чем хорошо. И если двое влюблены, если они счастливы, то кто смеет их осуждать? Это самое прекрасное, что только бывает. Это теперь такая редкость на фоне всего ужаса, который мы переживаем, с которым отчаянно боремся. Фрау Ким, – он осторожно взял ее за плечи, – довольно говорить об этом. Позвольте мне осмотреть вашу рану.
* * *
Когда она открыла глаза, на постели, рядом с ее головой, лежали три белых розы – свежайшие, едва заметного кремового оттенка. Она взяла их, поднесла к лицу. Чудесный, тонкий запах.
– Йохан был здесь? – спросила доктора Виланда, он сидел за столом невдалеке и разбирал какие-то бумаги.
– Да, он приезжал, – Мартин вскинул голову. – Он был здесь целый час, но вы спали после операции.
– Как жаль.
– Как вы чувствуете себя, фрау Ким? – Виланд встал из-за стола и подошел к ней, взял руку, измеряя пульс.
– Совсем неплохо, – она пожала плечами.
– Вы были правы, никаких значительных разрушений легочной ткани мы не обнаружили. Потому перетянули сосуд и наложили двухрядный шов. Сделали перевязку.
– Хорошо. Спасибо, Мартин, – проговорила она, все так же прижимая розы к груди. – Я почти совсем не чувствовала боли, вы работали виртуозно. Несколько неприятных ощущений, и все.
– Благодарю, фрау Ким, – Виланд улыбнулся. – Ваша похвала дорогого стоит.
– У вас хорошая рука, я испытала это на себе. Большое спасибо, Мартин. За все. А Йохан, они уже выдвинулись в первый эшелон? – спросила озабоченно через мгновение.
– Да, они выдвинулись, – ответил Виланд. – Но он приедет. Мне кажется, фрау Ким, – добавил он спустя мгновение, – вас надо отправить в Берлин, в Шарите, там все сделают быстрее и лучше. Вы там быстрее поправитесь.
– Нет, я не поеду в Берлин, – она отрицательно покачала головой. – Я останусь здесь. Все самое серьезное уже позади. Заживет. Мне намного лучше, Мартин.
– Ну, как знаете, – доктор сдался. – Я скажу Йохану, что вы проснулись.
– Я сама скажу, – она медленно поднялась и села в кровати. Чуть поморщилась от боли.
– Но вам нельзя, – Виланд бросился к ней, обхватив за плечи. – Ложитесь, ложитесь немедленно.
– Пожалуйста, не останавливайте меня, – опираясь на спинку кровати рукой, она встала на ноги. – Я вполне могу дойти сама.
– Я помогу вам, – Виланд подхватил ее под руку. – Какая же вы упрямица, фрау Ким. Но надо быть осторожнее, осмотрительнее.
Он подвел ее к столу, усадил на стул.
– Сейчас я свяжусь с ним. Пожалуйста, подождите.
Она добавила три розы к тем тридцати, которые уже стояли в простой стеклянной вазе, и благоухали по-прежнему.
– Я – Пантера-1, – услышала она в трубке его голос.
– Йохан … – она разволновалась, ее голос дрогнул. – Это я.
– Ким? Как ты? – в его голосе она услышала и радостное удивление, и беспокойство.
– Я в порядке. Спасибо за цветы. Мне жаль, что я спала…
– Дайте мне, – доктор Виланд не выдержал. – Это все выдумки, Йохан, она не в порядке. Далеко не в порядке. Ей нельзя двигаться, вставать, а она расхаживает по палате.
– Не слушай его…
– Ты там безобразничаешь? Я приеду. Скоро.
– Приезжай, я жду.
Она отдала Мартину трубку. Он снова взял ее под руку.
– Теперь в кровать, фрау Ким, немедленно. Не дай бог, снова начнется кровотечение.
– Нет, Мартин, – она отрицательно покачала головой, – коли я дошла до стола, принесите-ка мне карточки всех вновь поступивших.
– Зачем? Вам нужен отдых, покой.
– И скажите, пусть приготовят мой мундир. Если я какое-то время не могу оперировать, то я могу помогать вам по-иному. Приказ никто не отменял, я должна исполнять свой долг, как все. Тем более идет подготовка крупного наступления.
– Но я не хотел бы вас перегружать.
– Несите карточки, Мартин. Я посмотрю, кого надо оперировать в первую очередь.