– Что, остаешься? – Прохорова сплюнула шелуху от семечек под ноги, – еще с нами побудешь?
– Да, придется, – Наталья застегнула воротник шинели. Ветер дул прямо в лицо. – Буду новенького ждать. Познакомлю с Иванцовым, чтоб он всю работу, которую Коробов не сделал, за него доделал, а там поеду. А что ты, Надя, все семечки грызешь? – она посмотрела на снайпершу с явным осуждением. – Ты в армии или дома на завалинке? Где ты семечки взяла?
– Да, мне Косенко дал, – Прохорова явно смутилась, – а что?
– Да то, что хоть немного Устав надо соблюдать. В одежде, поведении. Просто смотреть невозможно. И потом, ты же женщина, Надя. Какие семечки? Косенко – тот пусть плюется, а ты?
– А ты семечек не хочешь? – спросила снайперша обиженно.
– Ну, конечно нет, – Наталья мотнула головой.
– Что, Наталья Григорьевна, уезжаешь? – из хода сообщения появился Иванцов.
– Представь, нет, Степан Валерьянович, еще и на ужин с тобой останусь. Новенького пришлют вместо Коробова, так приказано познакомить.
– А мы только рады, – капитан слегка хлопнул ее по плечу. – Скажу Харламычу, чтобы и на ужин имел тебя в виду.
– Спасибо, Степан Валерьянович.
– Ты, Валерьяныч, того, – в траншею спрыгнул сержант Косенко, – Турбанберды… ну, этот, казах наш, говорит, что вроде шум каких-то моторов слышит, мол, у него слух тренированный, пастухом с детства, волк только…
– Родимый, какой волк? – Иванцов с упреком уставился на него. – Ну, ты-то, Мишка, хоть не дергай меня по пустякам. Турбанберды – это все равно, что Прохорова наша, – он покосился на снайпершу. – Это же горе, а не боец. Его еще понять надо, что он говорит, а потом сообразить, он это всерьез, или у него опять какие-то мифы предков в голове всплыли. Я его по-русски говорить пытался научить, взмок, голос сорвал, а он так ничего и не понял. Шаман, говорит, на колеснице едет. Я ему говорю, какой шаман, это немцы на бронетранспортерах, а он – шаман. Это у него мышление такое, – Иванцов безнадежно махнул рукой. – На пальцах объясняемся.
– Но проверить надо, – не унимался разведчик. – Если в самом деле слышен шум моторов, это танки выдвигаются, значит, ударит немец скоро, докладывать надо, Степан Валерьянович. А то проморгаем. Мы же сведения имеем, что четвертый танковый корпус СС погрузился на платформы, снялся с позиций и куда-то направился, а куда направился? Никто не знает. На Берлинском направлении их нет, нас теребят – у нас тоже вроде нет. И где они? Что-то затевают немцы, ясно.
– Ты мне языка давай, хорошего языка давай, а не рассусоливай, – прикрикнул на него Иванцов. – Тоже мне разведка, мать твою. Турбанберды он мне слушает, что тому пригрезилось. Вот как стемнеет, дуй за языком и без него не возвращайся. Информация нужна, информация. А не домыслы и сказки. Понял?
– Так точно, товарищ капитан.
– Ну, понял, так действуй. Вот и переводчик у нас пока имеется, – Иванцов кивнул на Наталью, – допросим быстренько и первыми сообщим, если что. А то Турбанберды у них услышал. Докладывать они собрались, – он усмехнулся. – Товарищ генерал, у нас тут Турбанберды услышал что-то. Вроде прет кто-то, а кто – немец или шаман, это неизвестно.
– Здравствуйте, товарищи, – Наталья услышала знакомый голос и повернулась. – Простите, что прервал.
Перед ней стоял майор Аксенов. Она сразу узнала его. Высокий, в аккуратно застегнутой шинели, фуражке с синим верхом. В тусклом дневном свете его лицо с прямым, немного привздернутым носом, смуглыми, слегка ввалившимися щеками и широким лбом, которое накануне вечером показалось Наталье несколько высокомерным, теперь, напротив, выглядело усталым и немного грустным. С полминуты Наталья смотрела на него, ничего не понимая; примолкли от неожиданности и Иванцов с Косенко. Увидев незнакомца, даже Прохорова прекратила шелушить семечки. Потом Наталья спохватилась, выпрямилась, поправив шапку на голове, отдала честь.
– Здравия желаю, товарищ майор.
Косенко и Иванцов тоже козырнули, переглянувшись, Прохорова рассыпала семечки и только как-то неловко махнула рукой.
– Степан Валерьянович, знакомьтесь, – Наталья повернулась к капитану.
– Да я и сам могу представиться, – проговорил Аксенов, как показалось Наталье, слегка смущенно, потом шагнул вперед. – Майор Аксенов Сергей Николаевич. Я вместо капитана Коробова пока. Был на батарее, начальник штаба сообщил мне, что здесь произошло, распорядился сверить позицию и удостовериться, как произведено заминирование. Будем знакомы, – он протянул руку Иванцову.
– Понял, – кивнул тот. – Как меня величают, ты слыхал, майор. Степан Валерьяныч я, фамилия Иванцов. Здесь я старший над всем. Это командир моей разведки, старший сержант Косенко, – он повернулся к Мише. – Ну, с Натальей Григорьевной ты знаком, я вижу, – он махнул рукой, – а это Прохорова, снайпер наша. Из-за нее все произошло с капитаном вашим. Долго целилась, все усесться не могла.
Аксенов пожал руку Косенко. Наталья протянула ему планшет Коробова.
– Вот, товарищ майор, документы Коробова. Никаких пометок нет, я смотрела. Ничего он сделать не успел.
– Может, это и к лучшему, – деловито кивнул Иванцов. – Парень-то был бестолковый, ничего не слушал, все у него другое что-то в голове.
– Как думаете, немцы скоро атакуют? – спросил Аксенов, серьезно глядя на Иванцова.
– Ничего толком сказать не могу, майор, – вздохнул тот. – Языка не взяли ночью, пустой Косенко пришел, сведения все старые. Вот ползаем, вынюхиваем, выглядываем, что он, где, с какими силами. Вот те, что перед нами, так мы их вдоль и поперек знаем, как сидели, так и сидят. Но они для атаки как отработанный материал, скорее для отвода глаз здесь находятся. Где-то в глубине немец собирается. А где, сколько его, – он покосился на разведчика. – Чего там говорил этот унтер, которого мы последним прихватили, про генерал-лейтенанта, как-то его? – он наморщил лоб. – Запамятовал я уже.
– Гилле, – подсказала Наталья – Обергруппенфюрер СС Гилле. Этого унтера потом в штабе допрашивали, так что я два раза переводила, наизусть помню. Говорил он, что четвертый танковый корпус СС, которым командует этот самый Гилле, а в его составе дивизии СС «Мертвая голова» и «Викинг», снят с фронта и переброшен на новый участок, а куда, он не знает. Разговоры были, что пойдет снова на Будапешт от Балатона через город Секешвехервар, а к нему откуда-то с запада через Вену еще подкрепление подтягивается. Они считают, что оборона у русских, то есть у нас, здесь наиболее слабая, и ее легко прорвать.
– Так Секешвехервар здесь и есть, – кивнул головой Иванцов. – И оборона у нас не ахти, верно. Только дивизии-то те давно уж куда-то выехали, а к нам не прибыли, вот загадка-то. А кто к ним на помощь движется – мы и подавно не знаем. Я Косенко тереблю, давай еще языка, а все не выходит крупного изловить, все мелочь попадается. Кстати, ты, Косенко, – он повернулся к сержанту. – Сходи-ка за саперами, сейчас пойдем с майором, покажем, что сделано у нас.
– Погодите, старший сержант, – остановил его Аксенов. – То, что две танковые дивизии СС «Мертвая голова» и «Викинг» погрузились в Комарно на платформы, это верно. Но вот вопрос, который наше командование очень хочет прояснить: какой смысл перебрасывать эти танки и мотопехоту к озеру Балатон по железной дороге, когда от Комарно до Балатона по шоссе можно доехать за одну ночь? Это либо чистой воды дезинформация, либо у немцев здесь придуман какой-то маневр, сюрприз для нас, так сказать. И еще, имеются сведения, что из Арденн в срочном порядке на наш фронт переброшена шестая армия СС и в ее составе лучшая эсэсовская танковая дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Они недавно сильно потрепали американцев и англичан в Бельгии, так что теперь всему нашему Берлинскому направлению в срочном порядке наступать приходится, чтобы немцев на себя оттянуть.
– Лейб, что? – нахмурившись, переспросил Иванцов. – Лейб-гвардия какая-то, что ли? Не понял я, сталкиваться не приходилось. Что это за зверь такой?
– Кому приходилось, тому досталось немало, еле ноги унесли, – заметил Аксенов без тени иронии. – Это отборная чисто арийская эсэсовская дивизия. Там одни немцы, никаких союзников, при самом новом вооружении. Да и прав ты, Степан Валерьянович, сформирована из тех самых гвардейцев Гитлера, которые у него на парадах обычно ходят. Обучены в высшей степени превосходно. Их называют «белокурые бестии», «хирурги фюрера». Вскрывают любой нарыв, как скальпель. Удаляют гной и уходят, дальше вермахт доделывает. Вполне вероятно, что «Лейбштандарт» направлен из Арденн прямиком к Кюстрину, на Берлинское направление, и ставка на этом настаивает. Все надо проверить, старший сержант, – Аксенов внимательно посмотрел на Косенко. – Правильно ваш капитан говорит: по земле стелиться, каждую травинку сухую, прогнившую нюхать, а выяснить, пришел «Лейбштандарт» или нет его. Ну и про давних знакомцев ваших, дивизии «Мертвая голова» и «Викинг» заодно тоже разузнать. Всю картину понять надо. Ясно?
– Так точно, товарищ майор, – вытянулся Косенко. – Говорит же Турбанберды, что слышит шум моторов в глубине немецкого расположения. Передний край у них молчит. Наша артиллерия дважды открывала огонь, а они молчат, неспроста это все.
– Да, Турбанберды это у нас главный предсказатель, – покачал головой Иванцов. – С ним никакая ставка не сравнится. Ладно, Косенко, иди за саперами.
– Есть.
Старший сержант козырнул и выскочил в узкий проход, соединяющий траншеи.
– Ну а как люди, капитан? – спокойно поинтересовался Аксенов. – Какое настроение?
– Видишь ли, товарищ майор, – Иванцов задумался, – люди – это всегда самая сложная загадка. Люди у меня неплохие. Ну, в основном, – он снова недовольно покосился на Прохорову. – У каждого десятки боев за спиной. Одна новенькая. Только, понимаешь, война-то уж к концу идет, все знают. Потому и помирать как-то особенно обидно. Разговоры послушай. Я частенько прислушиваюсь, о чем говорят, чтоб понимать, что к чему. Так раньше, под Сталинградом, все о боях, о боях. А теперь все чаще – как после войны жить будем. Жить-то всем охота. А кому-то помирать придется.
– Да, верно, Степан Валерьянович, – Аксенов согласно кивнул головой. – Теперь наша с вами роль командиров особенно ответственна. Надо так все подготовить, чтоб ни одной лишней капли крови не пролить, сохранить людей. Ни одной ошибки, ни одного промаха, а для этого разведка, разведка и анализ.
– А я о чем? – Иванцов развел руками. – Было бы что анализировать. Нет, за своих людей я уверен, точно говорю.
– Это хорошо, Степан Валерьянович.
В узкий проход протиснулся дед Харламыч, в короткой, не по росту шинели. Длинные худые руки плетьми висели вдоль тела.
– Товарищ капитан, – доложил он, даже не заметив старшего по званию Аксенова, – Косенко говорит, что саперы готовы.
– Вы как докладываете, Полянкин? – Иванцов явно сконфузился. – Устав не читали, старшего по званию не видите? Разболтались.
– Не шуми, не шуми, Степан Валерьянович, – остановил его Аксенов. – Вы меня, Полянкин, к саперам сейчас проводите, – он обратился к пожилому солдату. – Если капитан не возражает.
– Да куда мне возражать, опозорил, да и только.
– Не переживай, капитан. Наталья Григорьевна, – майор повернулся к Голицыной. – У меня такое указание – забрать вас с собой в штаб, но только после того, как старший сержант Косенко возьмет языка. Так что здесь ждать будем. И вы, и я. Сколько понадобится, столько и будем. Сразу допросим на месте.
– Ясно, товарищ майор, – Наталья отдала честь, про себя она даже обрадовалась.
В штаб она не торопилась, тем более сопровождать тело погибшего Коробова ей совсем не хотелось.
– Идемте, Полянкин, – распорядился Аксенов.
– Фонарик бы надо взять, товарищ майор, а то смеркается уже, – предложил Иванцов.
– У меня есть, – ответил Харламыч и, достал из кармана фонарик.
– Дед Харламыч здесь самый хозяйственный в роте, – поддержала пожилого солдата Наталья, ей было обидно, что Иванцов его отчитал. – У него все найдется.
– Дед Харламыч? – Аксенов улыбнулся. – Ну, я тебя тогда так же звать буду. Не возражаешь?
– А чего мне возражать, – Харламыч улыбнулся, показывая редкие коричневые зубы. – Мне так привычнее.
– Ладно, пойдемте. Где саперы?
– В первой траншее, вас поджидают, – доложил Харламыч.
– Косенко где? – крикнул ему вслед Иванцов.
– У себя сидит, – ответил Харламыч уходя. – Мозгуют, как языка брать.
– Пойду-ка и я помозгую с ними. Ты, Наталья, куда?
– Мы в землянку пойдем, чтоб не мешаться.
– Ну, давай. Если языка возьмут, я тебя позову.
– Ладно.
Они пошли по ходу сообщения, который упирался в траншею, черными извивами уходившую вправо и влево. Солдаты в траншеях стояли, негромко переговариваясь, кто-то писал письмо, сидя на корточках, кто вообще спал, завернувшись в плащ-палатку.
– Наташа, вот ты грамотная, я вижу, языки знаешь, скажи мне, – спросила Прохорова. – А что такое эти «белокурые бестии», про которых майор говорил? Это что, люди такие? Вообще словечко это «бестия» что значит? – продолжала расспрашивать Прохорова. – Церковное какое-то, что ли? Простой народ так не говорит.
– Ну да, церковным его тоже назвать можно, – Наталья кивнула головой, – так в некоторых книгах дьявола называли, ну, зверь значит. Вообще слово это латинское, древние римляне говорили на этом языке, на латыни. Слыхала о таких? – она взглянула на Прохорову не без иронии.
– Слыхала, – ответила та неуверенно, сказать «нет» явно не решилась.
– А вообще придумал это выражение философ немецкий Фридрих Ницше. Раньше оно обозначало льва, царя зверей. Ницше перенес это понятие на человека. В общем, сверхлюди такие, которым все нипочем. Арийская нация.
– И они, правда, такие? – Прохорова перешла на шепот. – Ну, сверх…
– Это я не знаю, – Наталья отмахнулась. – Да и откуда им быть сверх? Такие же смертные, как и мы, так же у них семья и дети, и погибать неохота. А то, что внешне они там какие-то, я тоже сомневаюсь. Что ж вся Германия и одни арийцы – в это я тоже не поверю. В общем, такие же арийцы, как и мы с тобой, не надо над этим много голову ломать. Гитлеровские идеологи для того все это и выдумывают, чтоб пугать таких вот, как ты, кто только школу кончил и толком не знает еще ничего о жизни. Что обучены они получше наших, экипированы, вооружение у них отменное, это майор правильно сказал. Так и есть. Но что они смелее наших и терпеливее – в это я не поверю никогда. Да и по внешности тоже, – Наталья чуть скривила губы. – Разве у нас нет мужчин по метр восемьдесят ростом со светлыми волосами и светлыми глазами? Если очень захотеть, не то, что одну дивизию, армию собрать можно. И к ним еще таких, как Турбанберды добавить. Для контраста. Вот будет картина, – она засмеялась. – И живем все вместе, ничего, не ссоримся особенно. Вон Сашка Васильков, комсорг наш при Шумилове, чем не ариец? Новгородский он, волосы светлые, глаза светлые, рост – метр восемьдесят точно будет, даже и побольше. Так что…
– Правда, – в голосе Прохоровой явно послышалось разочарование. – Значит, как все. Ну, слава богу. А то уж я испугалась. Как это я представила – гиганты такие на бронетранспортерах, и все в белом.
– Ну, ты с фантазией, Надя, – Наталья рассмеялась. – Мне бы и в голову не пришло. Ничего, если в самом деле к нам «Лейбштандарт» пожаловал, Саша Васильков сюда приедет пропагандисткую работу проводить, так он тебе еще лучше моего расскажет, кто они такие и с чем их едят. Слушай, а темно-то быстро стало, хоть глаз коли. И морозить начинает. Правильно Иванцов майору насчет фонарика напомнил, без фонарика теперь никуда.
Нащупывая руками стены и ногами ступеньки, Наталья спустилась в землянку. Прохорова скатилась за ней.
Внизу едва приметно краснела тоненькая полоска света. Наталья нащупала рукой ручку двери, потянула на себя.
– Быстрее, быстрее закрывайте! – послышался резкий голос санинструкторши Раи.