Два путешествия в Иерусалим в 1830–1831 и 1861 годах - Румановская Елена Леонидовна 3 стр.


К моменту начала греческого восстания против власти Порты (1821) Рос сия после очередной победы над Турцией, закрепленной в статьях Бухарестского мирного договора 1812 г., и победы над Наполеоном была очень влиятельным государством на Востоке, ее влияния чрезвычайно опасались все европейские державы. Александр I, верный принципам «Священного союза» о поддержании любой законной власти против восстаний подданных, осудил греческое национальное движение против «законной» власти султана. Кроме того, оно наносило урон внешнеполитическим интересам России в Турции. Но одновременно Россия не могла не сочувствовать борьбе за освобождение от многовекового турецкого ига своих единоверцев греков, особенно когда стали известны ужасные подробности расправы над греческим патриархом Григорием V и тремя митрополитами, повешенными в полном облачении на воротах Греческой патриархии в Стамбуле 10 (22) апреля 1821 г. (в день Пасхи).

Восстание началось 24 февраля 1821 г. с воззвания генерал-майора русской службы князя Александра Ипсиланти «В бой за веру и отечество», опубликованного в Яссах. Через месяц восстание уже распространилось на саму Грецию. Несмотря на увольнение А. Ипсиланти с русской службы и официальное осуждение восстания Российским правительством, отношения с Портой стремительно ухудшались.

В Министерстве иностранных дел России столкнулись две партии: графа К. В. Нессельроде, сторонника Австрии и ее канцлера Меттерниха, и графа И. А. Каподистрия, уроженца острова Корфу (входившего в Республику Семи островов), сторонника сближения с Францией, освобождения европейских владений Турции от власти султана и создания там христианских государств под эгидой России (оба руководили Российским МИДом с 1816 г.). Но даже граф Каподистрия неодобрительно отнесся к греческому восстанию, считая его преждевременным. Однако вскоре он, захваченный событиями, начал оказывать повстанцам не только моральную (приветствуя независимость Греции), но и финансовую поддержку. Каподистрия выдвигал планы вооруженного вмешательства России, отвергнутые Александром I, склонившимся к мнению Нессельроде. За свои грекофильские настроения граф Каподистрия был в 1822 г. отправлен в бессрочный отпуск и поселился в Женеве.

Тем временем события развивались: в июне 1821 г. было образовано Временное правительство Греции, в январе 1822 г. народное собрание по ст ановило считать Грецию федеративным государством, летом 1822 г. сдался турецкий гарнизон, находившийся в афинском Акрополе.

Усилия Александра I, предпринятые им совместно с европейскими державами для стабилизации обстановки (в том числе Венская конференция держав по Восточному вопросу весной 1822 г.), не дали положительных результатов. Более того, Турция начала нарушать прежние русско-турецкие договоры и вводить санкции против России: не пропускать российские корабли через проливы, арестовывать русских моряков и купцов и т. д. Исчерпав дипломатические возможности, Россия начала готовиться к войне, подтягивая войска к турецкой границе. Именно для знакомства с обстановкой Александр I отправился на юг осенью 1825 г. (в Таганроге его и застала смерть). Дальнейшую подготовку к войне вел уже Николай I.

Николай I в самом начале своего 30-летнего царствования сказал французскому послу Сен-При: «Брат завещал мне крайне важные дела, и самое важное из всех: восточное дело…»{25} Можно усмотреть некое предвестие в этих словах царя, начавшего с победоносных войн с Турцией и Персией и закончившего свое царствование разгромной для России Восточной (Крымской) войной.

Весной 1826 г. Великобритания предложила свое посредничество в русско-турецком конфликте, которое было отвергнуто Россией, подписавшей при этом в Петербурге совместный российско-английский протокол по греческому вопросу: Турции предлагалось признать Грецию автономным государством. Султан был вынужден признать претензии России по поводу нарушения прежних соглашений и заключить осенью 1826 г. Аккерманскую конвенцию, но отказался признать автономию Греции.

В это время, в апреле 1827 г., президентом Греции был избран Иоанн Каподистрия, бывший статс-секретарь по иностранным делам России. Таким образом, греки вновь продемонстрировали свою веру в русскую помощь, граф же Каподистрия начал проводить политику, открыто ориентированную на Россию (что вызвало серьезное недовольство Англии и Франции, инспирировавших в 1830–1831 гг. восстание против правительства Каподистрия, и в октябре 1831 г. президент был убит).

Летом 1827 г. Франция присоединилась к петербургскому протоколу, и после отказа Турции признать автономию Греции объединенные эскадры России, Англии и Франции блокировали турецко-египетский флот в бухте Наварин, где 8 (20) октября 1827 г. произошло знаменитое Наваринское сражение, в котором Турция потеряла свой флот. Тем не менее султан Махмуд II отказался вести переговоры с союзниками, что привело к разрыву дипломатических отношений России, Англии и Франции с Турцией. В декабре 1827 г. султан обратился к подданным с манифестом, в котором обвинял Россию в подстрекательстве греков к восстанию и отказался выполнять условия Аккерманской конвенции.

После успешного окончания русско-иранской войны (февраль 1828 г.) Россия 14 (26) апреля 1828 г. объявила войну Турции. Николай I не ставил перед собой задачи разделить Турцию и захватить проливы («Греческий проект» Екатерины II ушел в прошлое), т. к. понимал, что подобный поворот приведет к столкновению с европейскими державами. Канцлер Нессельроде сообщал командующему русской армией на Балканах генералу-фельдмаршалу И. И. Дибичу{26} (под начальством которого служил А. Н. Муравьев, просивший фельдмаршала отпустить его в 1829 году в путешествие к Святым местам): «Его Императорское Величество считает, что положение вещей, существующих в Османской империи, должно быть сохранено самым строгим образом. Мы не хотим Константинополя. Это было бы самым опасным завоеванием, которое мы могли бы сделать»{27}. Николай I придерживался принятого еще в 1802 г. правительственного решения о том, что «выгоды от сохранения Оттоманской империи в Европе превышают невыгоды»{28}.

В мае 1828 г. русские войска перешли Прут и стремительно двинулись через Балканы к Стамбулу, так что в августе 1829 г. султан был вынужден отправить своих представителей в г. Адрианополь (Эдирне), завоеванный к тому времени русскими войсками. Несмотря на давление Англии на турецких представителей, 16 статей Адрианопольского мирного договора, подписанного 2 сентября 1829 г., закрепили роль России как самой влиятельной державы на Востоке{29}. А. Н. Муравьев, находившийся на дипломатической службе при 2-й армии и праздновавший вместе с ней заключение мира в Адрианополе, писал о влиянии России: «Никогда еще имя наше не было в такой силе и славе на Востоке…»{30}.

Такое положение чрезвычайно беспокоило европейские державы, настолько, что Великобритания потребовала пересмотра условий Адрианопольского мира, считая, что Россия нарушила европейское равновесие, но Николай I отказался обсуждать этот вопрос. Турция, наконец, признала автономию Греции, которая провозгласила свое независимое государство в январе 1830 г. По инициативе России независимость Греции была признана основными европейскими державами на Лондонской конференции в феврале 1830 г. Восточный кризис 1820-х годов был завершен.

В этот исторический момент и отправляется в далекое путешествие в Палестину некий Стефан, которого – вероятно, не случайно – принимает перед отъездом сам Николай I, только что доказавший всей Европе и силу русского оружия, и собственные дипломатические способности. Стефан может спокойно плыть из Одессы в Константинополь, ничего не опасаясь, т. к. в VII статье Адрианопольского мирного трактата было сказано, что «ход через Константинопольский канал и Дарданельский пролив совершенно свободен и открыт для российских судов под купеческим флагом, с грузом или с балластом, имеющих приходить из Черного моря в Средиземное или из Средиземного в Черное»{31}.

Дальнейшее пребывание русских паломников на территории Османской империи также уже не представляло опасности («Российские подданные, их суда и товары будут ограждены от всякого насилия и притязания; первые исключительно будут состоять под судебным и полицейским заведыванием министра и консулов российских, а суда российские не будут подлежать никакому внутреннему досмотру со стороны оттоманских властей ни в открытом море, ни в гаванях, пристанях или на рейдах Турецкой империи», – как сказано в той же статье договора), мало того, султанский фирман охранял их от поборов местных властей, что в дневнике Стефана неоднократно подчеркивается. Он даже утверждает, что турки, например в крепости Дарданеллы, очень ласковы к русским и желают показать преданность русскому царю.

Православное же духовенство, пережившее все сложное для них время греческого восстания и русско-турецкой войны в Иерусалиме, оторванное от событий и подчиненное власти султана и – что гораздо разорительнее и опаснее – власти местных чиновников, встретило православных паломников с восторгом. Прибытие паломников означало не только открытие свободных путей в Палестину, но и возможность получения прибылей Иерусалимским патриархатом. Дело в том, что восстановление после пожара 1808 года Храма Гроба Господня окончательно разорило казну патриархата (на восстановление храма понадобилось более одного миллиона рублей{32}), к моменту вступления на патриарший престол Афанасия V (1827–1845) долг составлял 30 миллионов грошей под 8 % годовых{33}.

В. Н. Хитрово, известный исследователь православия на Востоке, секретарь Православного Палестинского общества, пишет, что «с 1820 по 1830 г. все драгоценности ризницы были обращены в деньги, более 40 пудов золота и 2000 пудов серебра были проданы, и кроме того Иерусалимский патриархат оказался обремененным такими тяжкими долгами, доходившими до 2 млн. руб., что кредиторы его потребовали аукционной продажи православных святынь, монастырей и поместий. Только заступничество русского правительства спасло тогда Иерусалимский патриархат»{34}. Д. В. Дашков, бывший в Иерусалиме в 1820 г., приводит пример расходов патриархии на подарки местным и дальним чиновникам: «По собранным нами сведениям, греки издержали на подарки в продолжение одного только месяца августа 1820 до ста кошельков, т. е. 50 тысяч левов <…> монахи всех исповеданий были в наше время доведены до крайности»{35}.

О долгах Иерусалимской патриархии пишет в 1830 г. и А. Н. Муравьев: «Возобновление сгоревшего Храма первое расстроило казну патриаршую, и вслед за тем восстание в Греции, лишив ее милостыни, поклонников и дохода с двух княжеств, совершенно истощило и уронило кредит ее во всеобщем мнении. Все стали тщетно требовать уплаты капиталов, когда не было довольно денег и для процентов, и таким образом возросло до восемнадцати миллионов левов долга. Дела патриаршие в таком критическом положении, что одно только чрезвычайное пособие может облегчить бремя неуплатного долга и тем спасти монастыри палестинские от угрожающего им падения»{36}.

На арене же большой политики после окончания греческого восстания и русско-турецкой войны продолжали происходить события, отражавшиеся на положении Палестины, ее христианских святынь и паломничества.

В 1830-х годах европейские правительства, стремясь потеснить Россию на Ближнем Востоке, старались усугубить финансовую и торговую зависимость турецкой экономики, что подчиняло политику Порты интересам европейских держав. В самой Турции нарастали сепаратистские движения: в 1832 г. против султана выступил египетский паша Мухаммед-Али (1769–1849), который был талантливым полководцем и реформатором и занимал египетский престол с 1805 г. После неоднократных побед (несмотря на обращение султана за помощью к России и выделение 30-тысячного десантного отряда под командованием контр-адмирала М. П. Лазарева), в мае 1833 г. было подписано турецко-египетское соглашение, по которому Сирия и Палестина переходили во власть египетского паши. Период, когда наместником здесь стал сын Мухаммеда-Али Ибрагим-паша, был ознаменован большей национальной и религиозной терпимостью, чем при османском владычестве.

Воспользовавшись моментом, когда Турция нуждалась в ее военной силе, Россия заключила с ней в 1833 г. Уникяр-Искелесийское соглашение, по которому проливы Босфор и Дарданеллы переходили под русский контроль сроком на восемь лет.

В 1839 г. турецкая армия попыталась получить реванш в Сирии, но потерпела поражение от египетских войск. Лондонская конвенция 1840 г. закрепила турецко-египетские отношения в следующем виде: египетский паша получил Египет в наследственное управление (династия Мухаммеда-Али правила в Египте до 1952 г.), а Сирию – в пожизненное, Палестина же была возвращена во власть турецкого султана. Тем не менее на некоторое время Египет превратился в региональную сверхдержаву.

Со второй половины 1830-х гг. в Петербурге стали проявлять заметный интерес к положению Православной церкви на Востоке, российские по сл анники в Константинополе в своих депешах на имя канцлера Нессельроде (докладывавшего их царю), подробно сообщали о положении со Святыми местами и о спорах Греческой и Армянской церквей. В 1835 г. армяне сумели добиться от Порты особого указа, в силу которого у греков были отняты принадлежавшие им в Иерусалиме Святые места. Иерусалимский патриарх Афанасий обратился за помощью к русскому императору и Синоду. Русскому послу в Константинополе было приказано обратить внимание Порты на незаконный захват Святых мест армянами, после чего султан вернул грекам все земли, а вместе с тем и подтвердил все прежде установленные права и преимущества греков.

Направленный российским консулом в Сирию и Палестину К. М. Базили (прослуживший с 1839 по 1853 год), грек по происхождению, прекрасно разбиравшийся во внутренних распрях иерусалимских церквей, предсказывал вмешательство католиков в споры по поводу святынь.

Россия стремилась сохранить status quo на Ближнем Востоке, но это не входило в планы Англии и Франции: Франция поддерживала Египет, Англия стремилась подчинить своим интересам экономику Турции (в 1838 г. был заключен англо-турецкий договор). Две Лондонские конвенции 1840 и 1841 гг. пяти европейских держав о режиме Босфора и Дарданелл ослабили позиции России, отменили ее протекторат над проливами и явились преддверием Крымской войны.

Примечания

1

Полные библиографические описания работ, указанных в Примечаниях курсивом, содержатся в разделе «Источники»)

Комментарии

1

Сведения приведены по статье «Паломничество» «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», 1897, т. 44, с. 645. Ср. с цифрами, указанными в статье П. Стегния «О российском консульском представительстве в Святой Земле»: до 1820 г. ежегодно прибывало до 200 русских паломников, в 1857 г. – около 500, в 1858 – до 800 паломников, за 1865–1899 гг. 75596 человек (Россия в Святой Земле, т. 1, с. 8). Д. В. Дашков указывает, что среди православных паломников «прежде 1821 года» «бывало около двух сот русских» (Русские поклонники в Иерусалиме, с. 32). Н. В. Берг, бывавший в Палестине в 1861 г., пишет: «Последнее время их (русских поклонников. – Е.Р.) стало валить около сотни в сутки, потому что открылось пароходное сообщение между Яффой и Одессой…», делая примечание: «Сведение от нашего архиерея в 1862 году», – и добавляет, что «о Пасхе бывает от 500 до 800» русских поклонников (Мои скитания по белу свету, с. 202, 217).

Назад Дальше