Жанна д'Арк из рода Валуа
Книга первая
Марина Алиева
Иллюстратор Марина Владимировна Алиева
Дизайнер обложки Марина Владимировна Алиева
© Марина Алиева, 2021
© Марина Владимировна Алиева, иллюстрации, 2021
© Марина Владимировна Алиева, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-4474-1458-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЖАННА Д'АРК ИЗ РОДА ВАЛУА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
6 ЯНВАРЯ 1408 ГОДА
Женщина рожала очень тяжело. Она уже не металась по постели, как час назад, когда усилились схватки, а только глухо рычала, зажав зубами, скрученное жгутом, полотенце. Голова её, со спутанными, взмокшими волосами, вдавилась затылком в подушку. Шея словно удлинилась, выгнулась дугой – вся красная, со вздутыми жилами, напряжённая так, что напоминала смоченный водой мрамор. И только пальцы, по-прежнему скребли по простыне с монотонностью, говорившей о том, что боль совершенно измотала женщину.
Над постелью озабоченно склонилась суровая повитуха. С недовольным бормотанием она без конца ощупывала живот несчастной, отрываясь на то, чтобы бросить пару слов девчонке помощнице, да в очередной раз развести в стороны сведенные болью колени женщины.
– Неправильно идёт, – ворчала повитуха. – Плохо… Но ты терпи. Даст Бог, пересилишь… Колени-то не своди! Задохнется дитё-то!
– Я не хочу его! – глухо застонала женщина, роняя кляп на подушку. – Не надо… Нельзя!… Его отец… Ни за что!
Она сгребла рукой простынь, и на сжатых в кулак пальцах, кровавой искрой полыхнул драгоценный рубин в перстне, который роженица так и не пожелала снять. Тут же, словно привлеченная этим блеском, от стены в глубине комнаты отделилась женская фигура. Кутаясь в меха, она почти упала перед постелью, обхватила обеими руками дрожащий в судороге кулак рожающей и страстно зашептала:
– Кто же отец, ваше величество? Может, ему следует сообщить?
Ответом ей был протяжный стон.
– Не-е-ет.., – донеслось сквозь сжатые зубы. – Не хочу, не хочу…
Повитуха сердито глянула на женщину в мехах, но не прогнала. А та ещё сильнее навалилась на постель, приближая губы к уху рожающей.
– Кто же отец, ваше величество?
Внезапно всё стихло. Голова несчастной повернулась, в глазах её появилось осмысленное выражение.
– Кто отец? – настойчиво, но ласково повторила женщина в мехах.
– А ты кто? – тихо и покорно, как не говорила даже на исповеди, спросила роженица.
– Я ваш друг, королева.
Женщина на постели коротко всхлипнула.
– Я не хочу этого ребенка.
– И не надо, – словно боясь что-то спугнуть, прошептала женщина в мехах. – Мы отдадим его отцу… Просто скажите, кто он? Надо убедиться… убедиться, что в его доме ребёнку будет хорошо…
Целое мгновение роженица смотрела куда-то вглубь себя, потом опять застонала, выгнулась дугой и резко опала, уронив подбородок на грудь.
– Эй, эй! – всполошилась повитуха. – Нельзя, нельзя, ваше величество! Сознание не теряйте!
Она кинулась к изголовью кровати, и принялась хлестать тёмными ладонями по белым щекам, почти крича:
– Давай, давай, очухивайся!
Женщина в мехах испуганно отскочила.
– Я не могу больше – прохрипела роженица, с трудом разлепляя почерневшие веки, и в сотый раз повторила: – Я не хочу его…
Повитуха нахмурилась.
– Ежели дитё помрёт в вашей утробе, вам тоже не жить, ваше величество.
Из-под нахмуренных бровей она покосилась на женщину в мехах, потом кивнула девочке-помощнице, и та подстелила на кровать бурый кожаный фартук.
– Уж, как Бог даст, – пробормотала повитуха, – а родить вам надо.
Она обошла вокруг постели, взобралась коленями на её изножье, почти рывком, раздернула ноги обессилевшей от боли женщины и тихо бросила в темноту алькова:
– Скоро уже….
Потом велела помощнице:
– Вставь ей кляп – сейчас начнётся, а дитё ножками идет… Орать будет… Да факел поднеси.
И, почти через мгновение, хлопнув по оголенному бедру роженицы, прикрикнула:
– Тужьтесь, ваше величество, тужьтесь! Авось выдюжите!
Подскочила помощница с факелом, и в его пляшущем свете, засверкали жадным любопытством глаза женщины, кутающейся в меха.
Не отрываясь, она следила за происходящим, словно ожидая чего-то большего от того, что должно было произойти. И, когда в руках повитухи появилось блестящее от слизи и крови тельце ребёнка, вся подалась вперед.
– Кто там? Говори!
– Девочка, – буркнула повитуха.
Женщина в мехах бросилась к маленькой двери на чёрную лестницу.
– Погоди ты! – остановила её повитуха. – Может не живая…
И завозилась с ребёнком.
К роженице, которая потеряла сознание, подошла только девочка-помощница. Опасаясь делать что-либо без приказа, но подчиняясь неопытной жалости, обтерла её лицо выпавшим изо рта полотенцем.
Через мгновение в комнате раздался слабый детский писк.
– Живая, – сообщила повитуха.
Женщина в мехах тут же исчезла за дверью.
Ближе к утру, когда все следы ночных родов были убраны, и королева заснула, так и не пожелав взглянуть на ребенка, к повитухе, хмуро смотревшей сквозь бойницу на серый рассвет, подошла фрейлина, час назад спешно разбуженная женщиной в мехах.
– Это деньги, – сказала она, протягивая увесистый кошель. – И помните – одно лишнее слово погубит всю вашу семью.
Повитуха взвесила кошель в руке, перекинула его помощнице и кивнула.
– Недобрая нынче зима, – сказала она со вздохом. – Земля вся голая… В дороге, да по холоду – боюсь дитё на самом деле не выживет.
Фрейлина пожала плечами, давая понять, что эти заботы их уже не касаются, и повела глазами на дверь.
Повитуха степенно подняла с полу свой узел. Перекрестилась. Потом указала фрейлине на кровать, за опущенным пологом которой спала королева:
– Жар у неё утром случится. Тайные роды всегда нехорошие. Ей бы лекаря какого.
– Ступайте, ступайте, – замахала руками фрейлина. – На все воля Божья. А вам бы сейчас лучше быть подальше. Да поскорее.
Она почти вытолкала повитуху с помощницей через потайную дверь, потом проверила запоры на той двери, что вела в соседние покои и сама подошла к бойнице.
Снега, действительно, не было. И в предрассветной январской серости легко растворилась повозка, увозившая новорожденную девочку. Девочку без имени, про которую утром фрейлина должна сказать её матери-королеве – «умерла»… Грех, конечно. Но она возьмёт его на душу и скажет.
Если только про девочку вообще кто-то спросит.
А в это время, в жарко натопленной и наглухо зашнурованной повозке, средних лет мужчина в грубой сутане францисканского монаха крайне озабоченно всматривался в крошечное личико новорожденной, едва видимое среди простыней и меховых накидок.
– Девочка, – прошептал он удовлетворенно. – Воистину, Провидение на нашей стороне.
И, взглянув на бледную женщину в простом домотканом платье, что сидела напротив, усмехнулся.
– Неплохо, если бы эти роды ещё и мать на тот свет унесли, да?
Женщина тускло улыбнулась.
– Что-то не так, мадам? – спросил мужчина, не слишком сурово, но угроза в его голосе все же прозвучала. – Вас не устраивает ваша роль? Что-то смущает? Если так, лучше скажите теперь, чтобы мадам Иоланда успела найти кого-то другого.
Женщина испуганно замотала головой.
– Нет, нет, что вы! Я выращу этого ребенка! Я слишком многим обязана герцогине. Но.., – она беспомощно развела руками. – Мадам де Монфор сказала, что роды были тяжёлыми, девочка родилась неправильно, очень слабенькая… Что если она не проживет и года?
– На все воля Божья, – философски заметил мужчина. – Её как следует обмыли и осмотрели, кормилица уже дожидается, что еще нужно? Не каждому, родившемуся нормально, так везет, и ничего, выживают. Должна выжить и она, – добавил он с нажимом на слово «должна».
И, помолчав, снова спросил:
– Других причин для вашего угнетённого состояния нет?
Женщина отрицательно качнула головой. Немного подумав, потянулась к девочке и взяла её на руки. Ребёнок завозился в ворохе покрывал.
– Крошка какая, – улыбнулась женщина. – Всегда хотела иметь девочку.
– В таком случае, поздравляю вас, мадам Вутон, сегодня Бог исполнил ваше желание.
– Я должна ее как-то назвать?
– Разумеется. Только назовите как-нибудь попроще.
– Тогда, с вашего позволения, я назову её Жанной…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЕПИСКОП
Епископ Лангрский размашисто шагал по Сарагосскому дворцу за сутулым провожатым и недовольно хмурился. Час назад присланный из Франции гонец принес ему дурную новость: сэр Генри Болингброк наконец решился, высадился в Англии, прошел по ней победным маршем, арестовал (о, Боже, арестовал!!!) законного короля Ричарда и фактически силой вынудил его отречься от престола, после чего перед лицом парламентской ассамблеи провозгласил королём себя!
Нет, лично против сэра Генри епископ ничего не имел. В конце концов, граф для Франции не чужой – девять месяцев прожил в стране изгнанником фактически из-за того, что всего лишь был лично неугоден этому идиоту Ричарду! И местная знать, весьма падкая на проявления рыцарского благородства, всегда по достоинству оценивала историю с прерванным поединком1, считая сэра Генри стороной, безусловно, правой. Поэтому, когда пришло известие о смерти лорда Гонта – всеми уважаемого отца сэра Генри, и о том, что все его земли конфискованы короной, а десятилетнее изгнание сына заменено на пожизненное, по обе стороны пролива нашлось немало желающих предоставить свою помощь в возврате незаконно отнятых прав.
А тут и случай подвернулся. Восстали ирландские короли, и болван Ричард, не слушая уговоры людей здравомыслящих и дальновидных, поехал усмирять их лично! И увяз в этом конфликте по самые уши!
Он вообще последние годы старательно свергал сам себя, приближая к трону людей, мягко говоря, странных, слушая не менее странных фаворитов и, по личному желанию расправляясь с людьми, чья вина была так же сомнительна, как и вина изгнанного Болингброка. А чего стоило одно только дурацкое желание непременно стать императором Священной Римской Империи, или, к примеру, канонизировать этого мужеложца Эдуарда Второго! Глупости и только! И это ещё мягко сказано. Болингброку не пришлось прилагать много усилий, чтобы найти себе сторонников.
Но наследственные земли – это одно, а корона – дело иное! Тут уже права самого сэра Генри вызывали сомнения. И благородный изгнанник, ещё вчера всем понятный и приятный, в одночасье превратился в узурпатора, которому, во избежание конфликтов внутренних, обязательно теперь потребуется конфликт внешний – то есть новая война!
Но с кем?!
Боже милостивый, до чего же глупы бывают, порой, правители земные!
Епископ еле удержал готовый вырваться стон досады.
«Что теперь будет? – думал он. – Что?! С таким трудом добились перемирия в бесконечно вспыхивающей войне, заключили договор о взаимной военной помощи герцогу Бургундскому, выдали за Ричарда дочь французского короля… И, к слову, что теперь будет с ней?!»
Перед мысленным взором епископа промелькнуло детское личико восьмилетней Изабеллы. Такой он видел её три года назад – немного испуганной, храбро скрывающей свой страх, и очень, очень милой… «Нет, тут волноваться не стоит. Девочку, конечно же, вернут во Францию. Но вот Ричард… Что будет с ним?»
Рука сама собой сотворила крестное знамение.
«Тут и гадать нечего, – мысленно вздохнул епископ. – Свергнутые короли живут недолго!» Можно считать, что Ричард уже умер. Но вот война…
Это епископу Лангрскому было сейчас совсем не нужно.
* * *
Как пятый сын герцога де Бара, епископ Лангрский по традиции готовил себя только к духовной карьере и никем другим, кроме как прелатом, естественно, быть не мог. Хотя чего греха таить: мечталось иногда и о крестовых походах, и о кровавых сражениях с непременным подвигом, за который король обязательно дарует герою собственное герцогство или графство, и обездоленный пятый сын, не имеющий никаких надежд продолжить династию, станет родоначальником династии новой – своей собственной.
Но увы, традиции жестоки и жёстки. Воевать прелату не полагалось – четверо старших братьев на здоровье не жаловались., А когда к смертному одру старого герцога слетелись в полном составе все искатели наследства, молодой Луи де Бар окончательно уяснил, что стать первым в этой толпе можно только с помощью наёмных убийц или яда. Поэтому, оставив в стороне честолюбивые устремления, епископ пораскинул мозгами и нашёл единственно приемлемый путь на широкие просторы династической мечты и реальной власти. Путь хоть и хлопотный и чрезвычайно извилистый, зато безгрешный и надёжный. Путь откровенной купли-продажи, которую для людей родовитых и высокопоставленных давно уже заботливо окрестили политикой.
Благо и в государстве дела складывались так, что без дипломатии на плаву никак не удержишься.
Безумие, поразившее короля Шарля, привело к тому, что в борьбе за власть сцепились между собой его брат – Луи Орлеанский и дядя – Филипп Бургундский. А это в свою очередь раскололо светское общество точно так же, как еще раньше противоборство двух пап – Авиньонского и Римского – раскололо духовенство. И тому, кто научился маневрировать в бурном море церковной политики, море светских страстей было уже не страшно.
Шпионская сеть, давно уже ставшая для высокопоставленных прелатов чем-то вроде обязательного перстня, регулярно доносила обо всех междоусобицах, территориальных конфликтах, необоснованных притязаниях, мелкопоместных ссорах и прочем таком же, что составляло главную ценность любого политика, а именно: подробную и точную информацию.
Оперируя ею достаточно было протянуть руку туда, где особенно густо переплелись интересы сильных мира сего и в самый что ни на есть нужный момент вытащить за хвост мелькающую тут и там удачу. Кому-то она являлась в виде солидной должности, выгодной женитьбы или ловко построенной интриги. Епископ же понимал под удачей покровительство и дружбу влиятельных людей.
Взять, к примеру, одного из знатнейших дворян королевства – Луи Второго Анжуйского. Его отец – брат всесильного Филиппа Бургундского, первый герцог Анжуйской ветви и второй сын Иоанна Доброго – оставил сыну обширные территории богатейшего герцогства и номинальные титулы короля Сицилии и Неаполя. Покровительство такого человека очень бы пригодилось епископу в деле объединения церкви, которым он давно и безуспешно занимался. Но как к такому подступиться?!
Не приносящие особых побед разорительные военные походы, которые Луи Второй, продолжая дело отца, регулярно снаряжал в Италию, отвратили его от дел французского королевства. А турниры, до которых герцог был очень охоч, не входили в сферу деятельности священнослужителя. И останься положение дел таким как есть, епископу пришлось бы искать покровительство в другом месте.
Но тут в дело вмешалась вдовая герцогиня Мари де Блуа! Эта дама нашла способ помочь сыну в его итальянских притязаниях и занялась устройством брака с арагонской принцессой Виолантой, тоже носившей номинальные титулы королевы Неаполя и Сицилии.
И вот это уже была удача! Да ещё с таким пушистым хвостом, что грех не ухватиться, ибо арагонская принцесса приходилась епископу не кем иным, как родной племянницей!
Поёрзав в кресле, азартно потирая руки, он тут же взялся за дело!
Несколько ловко составленных писем, пара задушевных бесед с нужными людьми – и вот уже епископ сидит перед герцогиней в Анжере как человек, в чьей помощи нуждаются.
– Поговорите с моим сыном, – сказала тогда её светлость. – Но я вам уже рада. И, поверьте, в долгу мы не останемся…