Голос герцогини прервался. Лошадь её переступила ногами, и протянутая рука легла прямо на запястье смущённого супруга. Герцог тотчас же схватился свободной рукой за эту тонкую, скрытую в перчатке ладонь, покрыл её поцелуями, а потом, чувствуя невероятное облегчение, забормотал что-то о неготовности, о больших расходах, о том, что скоро состоится Пизанский собор, и о полной невозможности с ней – дорогой женой – расстаться!
Герцогиня в ответ только счастливо улыбалась.
– Вы возвращаете меня к жизни сударь, – сказала она, когда поток герцогского красноречия иссяк.
Сказала и тут же опустила голову, якобы затем, чтобы скрыть вянущую на лице улыбку.
– — Что такое, душенька? – встревожился герцог. – Вы нездоровы?! Или ваши дела… Ну – те… Вы понимаете… Я же не дурак, кое-что вижу… Те, от которых вы так заботливо меня отгородили… Там что-то не так?
– Да, – твёрдо сказала герцогиня, поднимая голову и глядя мужу в глаза. – Там не хватает вас и вашей помощи, без которой я чувствую себя совершенно бессильной. И если вы согласитесь меня выслушать, а потом и помочь, то счастливей меня не будет на этом свете ни одной другой женщины!
Ответ ей уже не требовался.
Как, впрочем, и объяснение, которое так и не состоялось. Из глаз герцога потоками исторгались благодарность, обожание и такая готовность помочь, что можно бы и поменьше. Он что-то ещё говорил, краснея и сбиваясь, снова целовал ей руки и клялся перевернуть Францию вверх дном, если это ей понадобится, но мозг герцогини уже вносил поправки в задуманный разговор, придирчиво перебирая весь арсенал доводов, чтобы не испугать, не отвратить и вернее заставить герцога поверить во всё так же убеждённо, как верила она сама.
В тот день почта так и не была отправлена.
Несчастный секретарь до ночи просидел перед покоями герцогини, ожидая когда его позовут. Один раз даже показалось, что позвали, и он вскочил, роняя перья и листы. Но громкий голос оказался голосом герцога Анжуйского, и звал он совсем не секретаря. Что-то похожее на: «Ты сошла с ума! Я тебе не позволю!» прорвалось сквозь двери покоев, а потом снова стало тихо. И только когда вереница фрейлин почтительно пронесла мимо него приборы для вечернего туалета герцогини, секретарь понял, что услуги его сегодня не понадобятся.
Не имея приказа удалиться, он провел всю ночь здесь же, на старом дорожном сундуке, долго и неудобно ворочаясь. А когда сновидения всё-таки заставили его угомониться, из-за двери покоев донесся долгий сладострастный стон.
Судя по всему, герцог всё-таки «позволил»…
Через несколько дней Карл Лотарингский получил новое письмо из Анжера, подписанное уже самим герцогом Анжуйским.
Там, среди поздравлений с недавними славными победами, в пышном обрамлении обычной словесной шелухи, снова было высказано желание заключить союз с герцогом Карлом и скрепить его традиционным рыцарским воспитанием младшего сына герцога Анжуйского – Рене. К письму прилагалась короткая записка, писанная рукой мадам Иоланды. И то, что прилагалась она к почти официальному письму от самого герцога, снова заставило задуматься.
Видимо дело приобретало нешуточный размах, раз мадам подключила к нему своего супруга. Но любой размах в делах политических требовал крайней осторожности. Поэтому, поразмышляв несколько дней, мессир Карл сочинил ответ в духе «ни то, ни сё», но вполне допускающий его согласие, и отослал гонца в Анжер. При этом он ровным счётом ничего не терял: если герцогиня действительно в нём нуждалась, она закроет глаза на откровенную холодность послания и не отступит.
Расчёт вполне себя оправдал. Уже через месяц – в первый день лета – подгоняемый любопытством и договорённостью, которой достигли в завязавшейся переписке, герцог Карл приехал в аббатство Фонтевро, где и встретился с мадам Иоландой.
Аббатисе велено было удалить из клуатра3 и собора всех монахинь, так что разговор их никто не слышал. Но маленькая послушница, которую отправили поменять свечи в часовне, пробегая мимо, в собор всё-таки заглянула и заметила, как её светлость герцогиня Анжуйская что-то сказала, а его светлость герцог Лотарингский отшатнулся и страшно побледнел.
Больше послушница ничего не видела, потому что пробежала дальше, опасаясь кары за подглядывание. Но возвращаясь из часовни, снова не утерпела – заглянула опять. Её светлость герцогиня всё ещё что-то говорила, а его светлость слушал хоть и хмуро, но очень внимательно…
Видимо герцогиня рассказывала вещи интересные, потому что беседа растянулась на долгие часы, и величавая аббатиса уже стала волноваться – не отдать ли приказ готовить комнаты для ночлега гостей. Но ничего такого не понадобилось. Не успели вернуться монахини, посланные за свежей соломой и чистыми простынями, как из церкви уверенной походкой вышла герцогиня Анжуйская, а следом за ней герцог Карл, перекрестивший себя рукой, едва ли не дрожащей.
– Да, выкидыш был, – тихо договаривала герцогиня. – Но я знаю абсолютно точно, что она снова беременна. Беременность эту тщательно скрывают, так что опасаться нечего…
Аббатиса, ставшая невольной слушательницей, быстро отступила в тень густого кустарника.
«Грехи, грехи…, – думала она, наблюдая как быстро её светлость сменила деловой тон на легкомысленный светский. – Весь мир погряз в грехе разврата и неверия. Отсюда и зло, и войны, и все наши беды – от гордыни, алчности, властолюбия… А Господь всё видит, во всех сердцах читает». Она хотела осенить себя крестным знамением, но тут заметила, что герцог Карл уже откланивается, придерживая руками длинные полы своего одеяния, а слуга мадам герцогини побежал во внешний двор седлать её лошадь.
Почтительно появившись из своего укрытия, аббатиса приготовилась выслушать положенные случаю слова благодарности, но их так и не последовало. Именитые гости были слишком заняты своими мыслями.
Мадам Иоланде ещё хватило благоразумия позволить аббатисе проводить себя до ворот, где ожидающие её лучники суетились, седлая коней и разгоняя обуревавший их сон. Герцог же вышел, не замечая никого.
– Ах, да! – воскликнула герцогиня, когда им подвели коней. – Я забыла об одном, очень важном…
Она оперлась ногой на подставленное колено слуги, вознесла себя в седло, и подъехала к герцогу, разгоняя его задумчивость.
– Девочке будет нужна какая-то мать. А лучше – целая семья из ваших владений. Женщину я подобрала. Вы же, если хотите, можете подобрать ей достойного мужа. Только, ради Бога, попроще.
Герцог хмуро кивнул, но, тоже поднимаясь в седло, заметил:
– Сначала пускай ребенок родится…
– Само собой, – улыбнулась герцогиня.
Их светлости развернули коней, еле склонив головы на благословение аббатисы, и поскакали за ворота.
Обе свиты тронулись следом, и только паж с одной стороны и лучник с другой подбежали к двери в санкристию4, перед которой на специальной подставке оставили пару увесистых кошельков, потом кинулись догонять своих.
– Благослови вас Господь, судари, – пробормотала аббатиса, мысленно взвешивая подношения. – Благослови и прости вам грехи ваши – какие были, и какие будут. Аминь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
КОРОЛЕВА ИЗАБО
(23 ноября 1407 года)
Поздно ночью покой королевской резиденции на улице Барбет был нарушен конским топотом, криками и лязганьем клинков.
Королева Изабо, схватившись за выпирающий живот, как ужаленная подскочила с постели, на которой только что задёрнула полог, и, дрожа от стремительно нарастающего ужаса, прислушалась.
Шум приближался.
Где-то внизу зашлась плачем служанка, и ясно прозвучало слово «покушение».
«Убивать идут!».
Изабо зажала себе рот рукой, чтобы не закричать. Как кошка прыгнула обратно на постель и лихорадочно принялась ощупывать простыни под подушками. «Кинжал!… Вот он! Против меча, конечно, ерунда… Но если подойти к убийце ближе…»
В дверь спальни заколотили.
«Если пришли убивать – то кого? Меня или Луи?»
Изабо машинально бросила взгляд на огромную подушку, совершенно бесполезно обшитую по канту жемчугом. Сама она таких не любила, но держала специально для герцога Орлеанского. Как жаль, что он ушёл так рано…
Дверь сотрясалась под ударами.
– Что случилось, в конце концов?! Кто посмел? Я не одета! – крикнула королева.
– Откройте, ваше величество! – слёзно заголосила за дверью кастелянша замка. – Его сиятельство герцога Луи только что убили!
«Слава Богу, не ко мне», – успела подумать Изабо прежде чем отодвинула засов. Но кинжал из руки не выпустила, а лишь прикрыла его длинным рукавом наспех накинутой меховой накидки.
В дверях, тяжело дыша, стоял один из оруженосцев герцога Орлеанского. Камзол, лицо и руки его были забрызганы кровью, ворот и рукав разорваны.
– Ваше величество! – в большом волнении закричал оруженосец. – Герцога только что зарезали на улице Тампль!
– Тихо!
Изабо втащила оруженосца в спальню и захлопнула дверь.
– Что вы кричите?! Совсем не обязательно оповещать пока всю округу! Рассказывайте, но спокойно и тихо.
Оруженосец нервно сглотнул.
Спокойно?! Какое уж тут спокойствие, когда в ушах ещё стоят крики и хрипы убиваемых!
– Мы доехали до улицы Тампль, – начал он, еле унимая дрожащие руки. – Там такой навес… ночью под ним ничего не видно. Они были верхом… У нашего Анри заржала лошадь, и лошадь кого-то из них, из убийц, заржала в ответ… Мы остановились, и тут всё началось! Они выскочили, как черти из преисподней! Герцог успел выхватить меч, но поздно… Пять человек! У всех кинжалы! Анри закололи сразу. Мы с Пьером пытались отбиваться, но там не повернёшься! Его стащили с лошади… Меня тоже пытались стащить, но… сам не знаю, как вырвался… Чудом ноги унес!
«Тебя нарочно отпустили, болван, – подумала Изабо. – Отпустили, чтобы ты помчался сюда и поднял весь этот переполох. А теперь, верно, ждут, что я вне себя от горя подниму крик или, совсем как дура, помчусь рыдать над трупом любовника».
– Но я знаю, чьих рук это дело! – продолжал между тем оруженосец. – На рукаве того, кто меня схватил, был красный бургундский крест! А потом…
– Заметил так держи при себе! – перебила королева, затравленно озираясь. – Если ты прав, то этого убийцу не накажут, можешь мне поверить.
Оруженосец от удивления перестал дрожать.
– А король?! Это же его брат! Он же сам мирил их с Бургундцем! Трёх дней не прошло… Неужели он не покарает?!
На это Изабо даже не стала отвечать. Страх постепенно вытеснялся в ней раздражением. Король… Полоумный дурак – вот кто ваш король! Кукла на веревочках, которой управляет тот, кому эти веревочки попадут в руки. Не так давно они были в руках Луи, а вот теперь… Теперь ей, пожалуй, надо всерьёз задуматься о своей безопасности, да и о дальнейшей жизни тоже.
Ребёнок в животе завозился, и пальцы на рукояти кинжала непроизвольно стиснулись сильнее.
Красивый клинок. Подарок герцога. Взамен он получил золотой медальон с её изображением и хвастался, что носит его не снимая…
Королева посмотрела на оруженосца. Тот тихо плакал.
– Где сейчас герцог? – спросила она.
– Не знаю… Наверное, там же… на улице Тампль…
Ох, как плохо!
– И ты посмел бросить своего господина?! – зашипела Изабо.
Оруженосец упал на колени и отчаянно затряс головой.
– Нет-нет, ваше величество, я звал на помощь! Там вышли какие-то люди… Вместе мы вернулись, но всё уже было кончено, убийцы разбежались. Я оставил тех людей охранять убитых, а сам поспешил сюда!
Изабо еле сдержала рвущееся наружу бешенство. Оставил охранять! Господь Всемогущий! Эти проходимцы наверняка уже обшарили трупы и сняли с них всё ценное! Если, конечно… Если «те люди» не торчали там нарочно.
Она передернула плечами, словно замёрзла. От движения накидка соскользнула. Изабо быстро поправила её, и остро отточенный клинок сверкнул отраженным огнём светильника.
Оруженосец невольно отшатнулся.
– Встаньте с колен, – ласково сказала королева, и губы её задрожали.
Пора, пора изображать безутешно горюющую. Если медальона на месте не будет, значит, и её конец не за горами!
Всем своим видом Изабо дала понять, что наконец-то осознала, какая беда на неё свалилась.
– Встаньте и возьмите этот кинжал. Теперь он ваш. Это очень ценная вещь, особенно потому, что принадлежала когда-то его светлости…
Голос королевы прервался. Она выронила клинок и прижала пальцы к глазам, как будто пыталась удержать рвущиеся наружу слезы. Смущённый оруженосец благоговейно поднял кинжал, поцеловал его, потом сунул за пазуху к самому сердцу и прошептал:
– Я сделаю всё, что вы прикажете, ваше величество.
Изабо тут же вытерла едва увлажнившиеся глаза.
– Сейчас вы возьмёте людей из моей охраны и отправитесь назад. У герцога на груди должен быть медальон. Вы заберёте его и принесете мне, сюда. Но, если медальона там не окажется.., – королева наклонилась к самому лицу так и не вставшего с колен оруженосца, и глаза ее недобро сверкнули. – Если медальона там не окажется, вы ведь найдёте его для меня, правда? Любой ценой найдёте, даже если придётся разыскать и перебить всех ТЕХ людей.
Оруженосец понимающе кивнул. Стараясь не смотреть на живот Изабо, он встал и боком попятился к двери.
– И еще.., – догнал его голос королевы. – Не спешите пока рассказывать о красных крестах, которые вам померещились.
20 ноября – за три дня до убийства на улице Тампль – в ознаменование мира и согласия, которого требовали все принцы и сеньоры Франции, герцог Луи Орлеанский прибыл в Париж, чтобы протянуть руку дружбы своему давнему неприятелю – мессиру Жану Бургундскому. Кузены принародно обнимались, лобызались, обменивались драгоценностями и вместе приняли святое причастие.
Однако, показная дружба мало кого смогла обмануть.
В первую очередь – королеву Изабо.
«Бургундский волк подобрался к самому горлу», – подумала она тогда, готовая ко всяким неприятностям.
Но даже в самых смелых предположениях королеве в голову не могло прийти, что уже через три дня произойдёт это наглое убийство!
А самое главное – зачем?!
Бургундец не мог не понимать, что на него первого падёт подозрение. И, раз уж решился на этакое злодейство, то либо он совсем обезумел, либо тайком заручился у Парижской знати настолько мощной поддержкой, что совсем ничего боится. И выходит, что бояться отныне следует ей!
Сидя на краю размётанной постели, почти не замечая волнующееся в утробе дитя, королева перебирала в уме все тревожные и подозрительные знаки последних дней и последних часов, которые помогли бы ей определить круг заговорщиков.
«Луи никогда не уходил от меня ночью – думала она, – всегда ждал рассвета. Но сегодня за ним прибежал посыльный и сообщил, что Томас де Куртез – камердинер короля – велел передать, будто мой полоумный супруг срочно требует герцога к себе.
На первый взгляд – не так уж странно. Шарль любит выдергивать людей из постели, поэтому Луи всегда держал в доме посыльного, готового бежать сюда, если понадобится. Но сегодня… Не странно ли? Неужели король знал о покушении?!»
Изабо сжала голову руками.
«Нет, не может быть! Во время приступов Шарль сам хватается за меч и разит всех без разбора, как это было во время похода на Бретань. Он не стал бы посылать камердинера – явился бы лично, и душа Луи сейчас горела бы в аду вместе с моей. Но, когда разум короля светлеет, никто и ничто не принудит его к убийству из-за угла. Значит, что? Значит, Бургундец подмял под себя ближнее окружение Шарля, и теперь те, кто управляет настроением короля, кормятся с его рук!».