Эта парочка Димочке сразу же не понравилась, но куда было деваться? Возвращаться ни с чем и ждать подмоги? При мысли об этом он почувствовал себя еще большим ничтожеством, чем обычно.
Он приблизился к столу, изображая недоумение. Озирался по сторонам, словно забрел сюда случайно или искал кого-то еще.
– Ну что, молодой и красивый, заблудился? – кокетливо спросила старуха дребезжащим голосом.
– Нет. Мне сказали… что здесь можно… В общем, мне нужен навигатор. – Он совсем не был уверен, что пожилым любителям домино известно это слово.
– Стало быть, заблудился, – удовлетворенно прошамкал старик, щелчком присоединяя очередную костяшку к пятнистой змее, распластанной на столе.
Димочка не стал спорить. Это было не в его правилах. Он давно вывел для себя, что в спорах рождается не истина, а только взаимное раздражение.
– Так вы можете помочь? – спросил он покладисто.
Двое захихикали. Это было довольно мерзко на вид и еще хуже на слух.
– Еще бы, – сказала старуха. – Помоги ему, что ли.
Старик с явным неудовольствием положил костяшки на стол и выбрался из-за стола.
– Пойдем посмотрим, – обронил он уже по пути.
Димочка поплелся за ним к невзрачному гаражу, обращенному воротами в сторону лесополосы, но старик вдруг вернулся и, строго уставившись на старуху, произнес громким шепотом:
– Руками не трогать!
Фраермана чуть не стошнило. Он ненавидел чужие игры, особенно напоказ. А сейчас эти двое, должно быть, решили, что ему без них не обойтись. И что же? Они были правы.
Гараж напоминал склад запчастей. Чего тут только не валялось. Казалось, эту кучу за неделю не разгрести. И за месяц не разобраться, где что лежит. Но старик сразу же безошибочно схватил с полки автомобильный навигатор с креплением. Присовокупил блок питания и протянул Димочке:
– Держи. Восемьсот.
Фраерман взял навигатор, поднес ближе к свету. Двухсистемный «Lexand SG-555». Примерная стоимость нового ему была известна. Нажал кнопку включения.
– Батарея разряжена, – сказал старик. – Заплатишь, когда проверишь.
– Почему так дешево?
– Потому что снят с убитой тачки.
Откровенность – лучшая тактика. Димочка убедился в этом еще раз. Что он мог возразить? Сказать, что предпочитает чек и гарантийный талон? Хрена лысого. В том гараже он покупал не только и не столько навигатор. Он покупал самоуважение. Ну, и ее уважение тоже, каким бы небрежным оно ни было.
Уважаемые и уважающие себя мужчины шутили немного свысока, не придавая значения тому, как будут восприняты их шутки. Димочка тоже попробовал так пошутить:
– Сильно убитой?
– Ага, – кивнул старик, ухмыляясь. – Два трупа. Он и она. Молодые и красивые. Как раз резвились, когда это случилось. Ну, ты понимаешь. – Он оттопырил языком щеку и сделался похожим на чудовищную древнюю черепаху. Потом снова захихикал. Димочка решил, что пора валить отсюда. Хихиканье оборвалось.
– Ну так что, хреновину пробовать будешь?
– Доверяете?
– А куда ты денешься. – Старик сказал это так, словно Димочка и впрямь не мог смыться, несмотря на заправленный под завязку «лексус». Стало быть, разбирался в людях.
Когда он вернулся к машине, Кристи стояла, задрав правую ногу на крышу кузова, вытянувшись в почти вертикальном шпагате. Разминалась. Великолепная растяжка, завидная уверенность в себе и ни малейших комплексов. На нее пялились трое мужиков с заправки и наверняка те, что проезжали мимо. Появление Димочки с навигатором в руках она восприняла как должное.
Он залез внутрь и занялся установкой, стараясь пореже поглядывать на грудь Кристи. Соски вырисовывались под символической маечкой с отчетливостью, доконавшей его воображение. Сама грудь – не большая и не маленькая, а именно такая, как доктор прописал, – слегка покачивалась в такт движениям разминавшейся девушки. Из динамиков звучал Леонард Коэн: «Сначала мы возьмем Манхэттен, затем мы возьмем Берлин». Хотел бы Димочка чувствовать себя вечным победителем, да что-то не получалось…
«Хреновина» оказалась исправной. Как только он подключил ее, ему почудилось, что незнакомый мужской голос яростно проговорил что-то вроде: «Сдохни, лживая соска!» Фраерман отнес это насчет своей больной фантазии, но, что более вероятно, послышавшийся ему голос был побочным эффектом (или дефектом) записи всё еще хрипевшего в салоне Коэна. Димочка сделал звук тише, но ненамного, он ни на секунду не забывал, в чьей машине находится.
Одолеваемый смутными сомнениями, он начал настраивать навигатор. С одной стороны, прибор достался ему почти даром, а с другой, учитывая обстоятельства… Не каждый захочет иметь дело с наследством разбившегося мертвеца. Словно в ответ на его мысли, на дисплее появилась надпись: «Продолжить заданный маршрут?» «Этого еще не хватало, – сказал себе Фраерман. – Ни в коем случае». Он выбрал ответ «Нет», и тогда другой голос – теперь уже совершенно явственно – произнес: «Правильно, мой мальчик». Голос был женским и очень знакомым. Только ступор помешал Димочке узнать его сразу. Но ступор закончился.
В окно заглянула Кристи. Серые глаза уставились на него со всей безжалостностью своей холодной сияющей красоты.
– Димочка, давай скорее. Время – деньги.
«Да пошла ты», – огрызнулся он про себя, а вслух проворчал: «Уже готово». Вот такие они все; от них благодарности не жди, как и предупреждала его мамочка. А эта еще изрекает банальности, словно нечто оригинальное… Кристи уселась сзади и сбросила кроссовки. «Секундочку», – сказал Фраерман и трусцой направился в магазин.
Потный толстяк по-прежнему не сводил глаз с экрана. Димочка зачем-то показал ему свой кошелек. Мимоходом он услышал новости, которые передавали по ящику. Захлебываясь, репортер вещал о перестрелке в загородном доме с применением автоматического оружия и о десятках жертв. Как страшно жить.
Димочка проследовал в подсобку и далее на задний двор. Тут его взгляду предстала зловещая картина. Старик куда-то пропал, а старуха сидела за столом неподвижно, рот был открыт, руки со скрюченными пальцами лежали на столе, костяшки домино из них выпали. Если она притворялась мертвой, то чрезвычайно удачно. Но что-то мешало назвать ее гениальной актрисой. Может быть, выпученные до предела глазные яблоки – огромные и черные от взорвавшихся в них сосудов с кровью. Чтобы изобразить такое, надо вставить себе вместо глаз семиочковые шары для снукера…
Димочка потоптался на месте еще минуту, поглядывая на старуху и всё еще гадая, не разыграли ли двое маразматиков очередной дурацкий спектакль. Похоже, на сей раз они не шутили, по крайней мере, та, что сидела перед ним, – точно. Дело принимало совсем нежелательный оборот. Оставаться здесь и дальше в качестве утешителя вдовца и свидетеля не входило в его планы, а главное – в планы его работодателей. Фраерман уже мечтал оказаться подальше отсюда, но проклятая интеллигентность настаивала на расчете. Он решил заглянуть в гараж и по пути достал из кошелька названную сумму.
Старик находился там. Как ни в чем не бывало, копался в железе, которое всё, до последнего винта, выглядело добычей мародеров на дорожном поле боя. Димочка вручил ему деньги, которые тот сунул в карман, не пересчитывая. Дело как будто было исчерпано, но оказалось не так легко забыть о теле. Фраерман искал подходящую случаю фразу и остановился на банальной:
– У меня плохие новости. – Он показал большим пальцем себе за спину.
Старик выглянул из гаража и посмотрел на скоропостижно покинувшую этот мир партнершу по домино. Пожал плечами, потом зачем-то взял с полки предмет, похожий на прикуриватель.
Димочка подумал, что дедушка чего-то недоглядел.
– Вы уверены, что вашей… что ей не нужна помощь?
Старик посмотрел на него чуть ли не с жалостью:
– А ты уверен, что тебе не нужна помощь?
– Спасибо, вы уже помогли.
Старик медленно кивнул. Во взгляде его Димочка прочитал: «Вот и проваливай». Что он и сделал с невыразимым облегчением. Заскользил прочь, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.
Пять… десять… пятнадцать минут «лексус» плелся за самосвалом, груженным дровами. Его неоднократно обгоняли, но Димочка не решался на рискованный маневр. Всякий раз, когда он пытался сместиться влево, в зрачки ему ударял свет фар встречных автомобилей, а в уши – отчаянные вопли клаксонов. От вони выхлопов начал болезненно пульсировать левый висок, усиливалось жжение в глазах, он щурился и отхаркивал густую вязкую слюну, смешанную с мельчайшей пылью. Часы постоянно напоминали, что он опаздывает. Кристи уже напряглась по этому поводу. Он чуял ее нараставшее недовольство – почему-то оно попахивало мочой, как в плохо вымытом сортире. Димочка успел удивиться такому капризу восприятия, но не стал углубляться. Потому что потом запахло еще хуже. Дерьмом. И он думал, что знает, чье это дерьмо. Во рту сделалось совсем горько и кисло. Вкус унижения. Вкус самого дна жизни…
Он пошел на обгон.
В чем ему было трудно отказать, это в умении приспосабливаться. Вот и сейчас, когда он услышал голос своей матери, уже шесть лет пребывавшей на том свете, его психика не испытала особого потрясения. Он даже успел придумать пару удобоваримых объяснений… или казавшихся ему удобоваримыми, пока тот же голос не произнес: «Через пятьдесят метров поверни направо… Всё еще хочешь трахнуть эту шлюху? Только не вздумай привести ее домой!»
Димочка скептически скривился. Возникло неразрешимое противоречие. Да, это был голос мамочки, ни малейших сомнений – ее интонации, ее обертоны, леденящая строгость, готовая вмиг обернуться плачем и жалобами на неблагодарного ублюдка… Но она никогда не сказала бы такого вульгарного слова, как «трахнуть».
На мгновение он даже позабыл про объект своего вожделения, потом покосился в зеркало, приготовившись услышать кое-что очень неприятное. Он понимал, что Кристи вряд ли покажется забавной подобная «шутка». Однако странное дело: похоже, она не заметила ничего необычного. Она глядела в открытый люк на смазанные колышущиеся звезды, меньше всего интересуясь слуховыми галлюцинациями своего водилы – до тех пор, пока он вел машину в нужном направлении. Но в том-то и дело, что Димочка уже плохо представлял, где оно, это нужное направление. Стрелка на дисплее указывала направо, и он повернул направо, как будто внутри него под воздействием чужой команды включился автопилот, а сам он сжался в комок внутри собственного, слишком просторного тела.
Он понятия не имел, откуда взялась неосвещенная дорога, уводившая в сторону от оживленной трассы. Впрочем, знатоком окрестностей он себя и не считал. Будь его воля, вообще не выезжал бы из города. Игры на природе – это для мужланов с избытком тестостерона и адреналина. А у него, по словам мамочки, больная печень. Однако теперь он не испытывал недостатка в темной энергии. В жилах текло нечто высокооктановое вместо привычной прохладной водички. Если такое возможно, он ощущал одновременно свободу и власть превосходящей силы, которая взяла на себя ответственность за всё, что было, и всё, что будет. Ему стало легко; лишь изредка кто-то, находившийся по ту сторону темноты и смерти, подгонял или предупреждал его голосом мертвой женщины: «Сейчас можешь прибавить, сынок», «Осторожно, крутой поворот, не потеряй голову!». Фары вспарывали брюхо раскаленной ночи, но, подумал Фраерман, с таким навигатором нужду в фарах испытывал бы разве что слепой. В этой мысли была некая логическая неувязочка… он так и не разобрался какая.
Кристи притаилась сзади, словно убаюканная звездами и плавной ездой. А может, завороженная гипнотическим голосом, который она слышала как нечто совершенно иное. Или она просто спала с открытыми глазами. В любом случае ее поведение казалось странным, и Фраерман ощущал эту странность как результат воздействия той же силы, что насквозь пропитала его своим дурманом. Пару раз он порывался разбудить девушку, но голос вкрадчиво пресекал эти попытки: «И что ты будешь делать, когда она выцарапает тебе глаза?» Он и впрямь не знал, что будет делать. А вот голос, похоже, знал это. Как и многое другое. И с ним было гораздо проще.
Проще, например, здесь, в этих местах без единого проблеска света – привычного, наземного, электрического. Луна и звезды были, но какие-то помутневшие, бурые, запачканные, чужие, словно отраженные в старом кривом зеркале. Фраерман не испытывал ни тревоги, ни страха. Только возбуждение, если, возбуждаясь, можно оставаться холодным, как труп с эрекцией.
То и дело во мраке проступали очертания каких-то зданий. Тяжеловесные и огромные, они вполне могли быть жилищами миллионеров, однако процветанием и благополучием тут даже не пахло. К домам вели аллеи черных, оцепеневших, пережидавших мертвый сезон деревьев. Такими же были и парки, словно намалеванные тушью на серой истлевающей ткани. Отсутствовала перспектива, отчего всё выглядело декорацией на сцене заброшенного театра.
С некоторых пор Фраерман не чувствовал жары. Он следовал указаниям голоса, которые неизменно соответствовали изображению на дисплее. Изредка фары выхватывали из темноты дорожные указатели, но он не запомнил ни единого названия. От него ускользали не буквы, хотя они были едва различимы – красное на черном, – от него ускользали значение и смысл слов. Когда он все-таки вспоминал, куда едет и кого везет, он начинал гадать, какому же извращенцу взбрело в голову развлечься стриптизом в таком месте. От кого этот подарок, а главное – кому. Но голос не оставлял сомнений в том, что скоро он всё узнает.
На что было грех жаловаться, это на здешние дороги. Они больше чем что-либо другое поддерживали ощущение пребывания за пределами времени. Выброшенный из его привычного течения, Фраерман несколько раз недоверчиво поглядывал на часы. Время шло, но очень медленно, словно впало в летаргию. Стрелки ползли тяжело и почти незаметно, будто тени обнаженных костей в безлунную ночь. Мамочкин голос с того света (или уже с этого?) как нельзя лучше вписывался в происходящее, дирижировал, направлял, заполнял пустоты в голове, которые иногда возникали и в которые могла проникнуть ересь осознания. Но голос выпалывал ересь с корнем, звучал колоколом церкви без бога, вернее, одной маленькой властолюбивой богини…
– Приехали, – сообщила она наконец. – Повеселись как следует, дорогой.
Да, это была ее типичная фраза. Этими словами она провожала его на какую-нибудь вечеринку – с кислой улыбкой, за которой скрывалось совсем другое: «Не возвращайся слишком поздно, мамочка ждет. Не подцепи какую-нибудь потаскушку. Не пей. Не кури. Не…»
– Конец маршрута, – оборвал голос.
«Лексус» проехал между распахнутыми створками кованых ворот. Из темной сторожки никто не вышел. Длинная аллея была заставлена машинами. В конце ее виднелся громадный дом в неоклассическом стиле – три этажа, не меньше, – но выглядел он распластанным по земле, словно дохлый нетопырь. Цвет неба над ним – там, где оно виднелось в просветах между деревьями, – наводил на мысли о разлитии желчи. Возможно, это луна пряталась в тучах.
– Куда ты меня привез?
Димочка вздрогнул, настолько неожиданно напомнила о себе Кристи. Да и отвык он уже от других голосов. Девушка заговорила как человек, пробудившийся от сна и не очень довольный увиденным наяву. Еще бы. В мозгу у Фраермана забрезжило осознание того, что вокруг несколько мрачновато. Либо он промахнулся мимо городка миллионеров, либо здешние обитатели затаились. Приготовили сюрприз для юбиляра… Во что верилось с трудом.