Так странно, когда Кайл называет меня по имени. Не знаю почему. Козел, о котором идет речь, – мой бывший – всегда говорил «милая». Раньше я считала такое обращение изюминкой, а теперь склоняюсь, что не была самой собой. Я была «милая».
– Извини. Все дело в работе. Я устала.
– Не надо врать, – реагирует он.
Я вздрагиваю при этих словах – подсознательная реакция – и выдаю себя с головой.
– Ты думаешь, я способен сделать тебе больно? – С таким выражением лица, что я снова вздрагиваю.
– Я серьезно. – Слышу его слова. – Поговори со мной.
– Ненавижу свою работу, – реагирую я.
– Но дело не в ней.
– Честно. Ненавижу ее. Жалею, что диссертацию так и не написала.
– Я тебе не рассказал, чем закончился вчерашний сон, – вздыхает Кайл.
– Рассказал. Ты нашел четвертое измерение, – напоминаю я. – Знаешь, а я ведь собиралась разрабатывать теорию размерности. А теперь, черт возьми, чтобы заработать на жизнь, забиваю в базы данных всякую фигню.
– Это еще не все, – перебивает он.
Я смотрю Кайлу в глаза.
– Прости. Прости, у тебя была тяжелая неделя, новая работа.
– За что извиняться? Твоей вины здесь нет.
– Знаю.
– Такое ощущение, что моя карьера уже закончилась. А мне ведь еще нет и тридцати. Не понимаю, что творится в моей жизни.
– Никто не понимает. Никто.
– Тогда в чем, в конце концов, смысл?
– А он так нужен?
– Ладно, расскажи, чем все закончилось в твоем сне.
Я устраиваюсь на кровати, поджав ноги, лицом к Кайлу. Он теперь сидит прямо, откинувшись на переднюю спинку кровати.
– Как я уже говорил, мне снилась ты. Но чтобы до тебя добраться, нужно было отыскать четвертое измерение.
Кайл смотрит на меня в упор.
Я стягиваю через голову футболку и швыряю ее в сторону.
– Дальше.
– Я нарисовал на песке эти линии, а потом проскользнул в какое-то другое место. И там была ты. Но… ты была лысая. Совсем без волос. И без одежды.
– Почему ты не уходишь? – задаю я вопрос. – Почему ты меня терпишь?
– Мне хочется. И знаешь, не думаю, что в жизни хотел чего-нибудь больше. А ты почему со мной, Джейн? Почему ты меня терпишь?
Я встаю на колени и стягиваю белье.
– Это что еще такое? – недоумевает Кайл.
Я и правда не понимаю, почему или как это происходит, но в груди снова появляется смятенное, тревожное чувство. Будто сейчас разрыдаюсь. Но я сдерживаюсь. Руки холодные, онемевшие. Губы трясутся, голос дрожит.
– Расскажи мне свой сон до конца.
Кайл хватает одеяла и накидывает их на мои плечи. Секунду поедает взглядом грудь, потом укутывает меня, скрывая ее от взора.
– У тебя в руке был нож. С огромным острым лезвием. Думаю, ты им отрезала волосы: их ты держала в другой руке. Ты вложила волосы мне в ладонь. Сказала: «Подержи пока» и сомкнула мои пальцы. Потом отошла, взобралась на скалу. Встала на плоскую вершину, развернулась и посмотрела на живот, потерла его пальцами. А нож держала в другой руке. Ты занесла лезвие, и я спросил, что ты делаешь. А ты ответила, что этому нужно положить конец и другого способа нет.
Я сбросила одеяло с плеч.
– Чему нужно положить конец?
Кайл уже не выглядит сонно и раздраженно. Он вытянулся в струну и больше не опирается на спинку кровати, а так пристально рассматривает мое лицо, что я могу бросить на него лишь мимолетный взгляд; на большее не хватает сил. Эти его зеленые глаза… это уже слишком.
– Я не смог вовремя до тебя добраться.
Протягивает руку и чертит линию от середины моего живота вниз.
– Ты вонзила нож в живот, разрезала себя пополам, и твои внутренности – твои кишки – взяли и вывалились на скалу.
– Я бы так никогда не поступила.
– Во сне так и было.
Мои глаза горят, и скоро веки настолько отяжелеют от слез, что не смогут их сдержать. Я втягиваю воздух, задерживаю дыхание и считаю до десяти. Медленно выдыхаю, но каждый выдох дрожит больше, чем предыдущий.
– Я отвернулся, – продолжал Кайл, – но ты приказала смотреть. Ты всегда хотела узнать, что же внутри.
Кайл рукой за подбородок разворачивает к себе мое лицо, избегать его взгляда уже не получается. И глаза. Их уголки тоже покраснели.
– Потом ты выронила нож и упала на землю. Словно скомканная бумажка.
Тони Либхард
Брачный зов[7]
Белки готовятся к зиме месяцами; собирают орехи и распихивают по тайникам в надежде, что припасов хватит до весны. К несчастью, порой они забывают, где запрятан ценный провиант. Изредка даже самые смышленые и трудолюбивые особи умирают от голода.
Все их усилия идут прахом.
Я сижу на экзамене по поведению животных и, раз за разом перечитывая последний вопрос, всей душой понимаю, что чувствуют несчастные грызуны перед смертью.
Две недели я штудировал конспекты, зубрил карточки и ходил на семинары. И все же один-единственный вопрос поставил меня в тупик. Вопрос, который оценивается в десять пунктов из ста. Десять процентов от общего балла за этот клятый экзамен. Пресловутая разница между «А» и «В», которая вполне может испортить мне средний балл и закрыть дорогу в ветеринарную академию.
«Опишите брачное поведение синежаберников».
На остальные вопросы я уже ответил. А теперь сижу и пялюсь на часы, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из ихтиологии. За полсеместра мы прошли тонны материала, но доктору Пенну приспичило выбрать тему, которой даже нет в презентациях. Смутно помню, как на одном занятии его занесло в постороннюю болтовню о синежаберниках.
По-моему, зря я не стал конспектировать эти разглагольствования. Когда экзаменатор называет себя «аквамен», странно не понимать, что как минимум один вопрос будет о подводном мире.
Правда, конспект меня бы тоже не спас. Вряд ли я прочел бы его накануне: времени едва хватало на основной материал, не говоря уж о бредовых измышлениях несостоявшегося ветеринара.
И зачем только я нашел этот чертов телефон?
* * *
Вчерашний день полностью расписан в моем ежедневнике. С восьми до десяти утра матанализ; с десяти до двенадцати курсовая; с двенадцати до тринадцати обед; с тринадцати до пятнадцати экология позвоночных животных; с пятнадцати до полуночи подготовка к роковому испытанию. Вечером перерыв на час – как президент Клуба будущих ветеринаров я выгуливаю собак из приюта «Общества защиты животных».
Почему-то занятие по экологии позвоночных закончилось раньше, и в моем графике появилось «окошко». Я побрел домой вздремнуть, засыпая на ходу. У факультета общественных наук откуда-то из живой изгороди послышалась музыка – искаженная, но узнаваемая запись песни «Кареглазка» Вана Моррисона.
Пытаясь понять, откуда идет звук, я заглянул под сосны. Вскоре музыка смолкла, но тут среди шишек блеснул розовый металлический корпус мобильника. Я взял его в руки, и сенсорный экран включился.
На заставке, в окружении анимированных сердечек, красовалась надпись «телефон Лекси».
У Лекси было восемь пропущенных звонков и двадцать новых сообщений.
Пока я пытался сообразить, как разблокировать экран, телефон завибрировал. От неожиданности я чуть не выпустил его из рук.
Снова «Кареглазка». И сообщение «Входящий звонок… Ванесса».
Я хотел отклонить вызов, но ошибся кнопкой и случайно ответил.
– О боже, – сказала незнакомая девушка. – Ну наконец-то! Что, так сильно вчера перебрала? Лекси?
– Это не Лекси, – сказал я.
– Прошу прощения. Я, наверное, ошиблась номером.
– Нет. Это телефон Лекси.
– Тогда дай ей трубку.
– К сожалению, не могу.
– Почему?
Я стал подробно объяснять, как шел домой после занятий, и вдруг услышал музыку, и так далее.
– Надо же, – сказала девушка.
– Если увидишь Лекси, попроси ее позвонить на свой номер, ладно? Тогда мы договоримся о встрече, и я отдам ей телефон.
– Конечно. – В трубке послышался щелчок зажигалки, потом долгий выдох. – А ты молоток. Возишься с чужим мобильником.
Прижав аппарат к уху, я зашагал домой.
– Любой на моем месте поступил бы так же.
– Да брось. – Ванесса снова шумно выдохнула. – Люди – такие сволочи.
– Не все.
– А знаешь, и голос у тебя секси.
В природе животные часто привлекают партнеров звуками. Птицы и насекомые сочиняют неповторимые мелодии, чтобы привлечь противоположный пол. Дельфины соблазняют друг друга голосами за много миль. Даже уродливая птица может найти себе пару, если красиво споет.
– Ты когда-нибудь летом слушала, как стрекочут сверчки?
Ванесса сделала длинную затяжку и рассмеялась.
– Да, а что?
– Тебе понравилось?
– Ну… в общем, да. Ничего так.
– А сверчка когда-нибудь видела?
В конце разговора я снова попросил ее связаться с Лекси.
* * *
Сегодня, после экзамена по поведению животных, я захожу в биологическую лабораторию и открываю конспект. Просматриваю по диагонали – ни слова о синежаберниках. Доктор Пенн выбрал самую пустяковую тему из всех возможных и оценил ее выше остальных.
Пролистав конспект еще пару раз, я бросаю эту бесполезную затею и переключаюсь на курсовую о роли запаха в спаривании. Теоретически любое животное способно привлечь партнера, даже не показываясь ему на глаза – при помощи специального запаха. Его создают натуральные ароматические вещества – феромоны.
Ученые давно задаются вопросом, существует ли аналогичное явление у людей. Хотя данная теория пока не имеет надежного фактического подтверждения, исследования показали, что стриптизерши в период овуляции зарабатывают больше других. Те, кто принимает таблетки, блокирующие овуляцию, получают значительно меньше. И неважно, какие они – толстые или тощие, страшненькие или красотки; от внешности ничего не зависит. Выходит, тут задействована невидимая химия? А если так, быть может, в мире, где красота ценится превыше всего, обоняние дает внешне заурядным людям шанс на личную жизнь?
Вчера вечером я сидел у себя в гостиной над учебником по поведению животных. На столе лежали конспекты; на феромоны и намека не было. Только из окна доносился запах дыма от барбекю.
Солнечные лучи пробивались сквозь жалюзи, как волны, несущие на берег песчаную гальку. Вчера была чудесная погода, а я корпел над учебниками взаперти, пока вокруг все гуляли, пили и развлекались. Наслаждались свежим воздухом. Друг другом. Жизнью.
Я бросил взгляд на конспекты и посмотрел в окно. После каждого зачета или экзамена я обещаю себе, что начну выходить в люди. Увы, стоит закончиться одному экзамену, начинается подготовка к следующему.
Я делаю перерыв в работе и открываю ежедневник. С двенадцати до часа: сдать на отлично экзамен; с часа до двух курсовая; с двух до трех обед; с трех до четырех чтение электронной почты в Клубе будущих ветеринаров; с четырех до десяти подготовка к матанализу на понедельник.
Впрочем, вся эта зубрежка – пустая трата времени. Заниматься можно до бесконечности, и все равно тебе прилетит «крученый мяч», вроде тех синежаберников. Иногда я и сам не могу понять, ради чего так убиваюсь. И зачем меня вообще несет в эту ветеринарную академию? Это же дохлый номер. Ну почти дохлый.
* * *
Летом после второго курса я проходил практику в одном из лучших зоопарков страны. На моем попечении были все животные подряд, от летучих мышей до жирафов. Мне не заплатили ни цента, но это дело десятое; главное, я упивался каждой проведенной там секундой.
Больше всего мне нравилось ухаживать за трехлапой тигрицей по кличке Пегги. Она тогда как раз впервые родила двух детенышей – Фаззи и Бастера.
Тигрята беспрерывно носились друг за другом по всему загону. Иногда за ними ковыляла Пегги, опираясь на единственную переднюю лапу, как на костыль. Обычно детишки не упускали случая налететь с двух сторон и повалить маму на землю.
Спустя две недели они уже исполняли этот прием как по нотам: один делал подсечку у передней лапы, а второй прыгал маме на спину.
Хулиганы повторяли свой трюк до бесконечности, пока не падали от усталости. Спать они заваливались прямо на маму, прикрывая ее культю упитанными тушками. С такого ракурса Пегги ничем не отличалась от обычной тигрицы.
Пока тигрята спали, Пегги вылизывала их оранжево‑черные шубки и настороженно озиралась. Ее взгляд недвусмысленно говорил: в случае чего она будет защищать потомство любой ценой. Даже если придется отдать остальные лапы. Или жизнь. Я всегда с замиранием сердца наблюдал это чудо безусловной любви.
Чтобы снова и снова становиться его свидетелем, я и захотел стать ветеринаром.
И еще я втайне надеялся урвать себе частичку этой любви.
* * *
Большая черная стрелка часов в лекционном зале сегодня трудилась без устали. Тик-так. Тик-так. Сердце колотилось как ненормальное. Я полсотни раз набирал заголовок «Брачное поведение синежаберников» и снова стирал.
Вот до чего доводит хорошее воспитание. Весь вчерашний вечер вместо подготовки к экзамену я проработал личным секретарем.
Пока я пытался читать конспекты по поведению животных, мобильник Лекси не умолкал. Каждые пару минут новая мелодия. Не телефон, а портативный музыкальный автомат.
– «Одинокая»…
Входящий… Адриана.
«Девочки хотят повеселиться»…
Входящий… Мадлен.
«Я поцеловала девушку»…
Входящий… Эскаледа.
И каждая допытывалась:
«Лекси можно? Откуда у тебя ее телефон?»
А одна даже спросила: «Так как мне ее найти?»
Самое ужасное, что я был вынужден отвечать, ведь могла позвонить сама Лекси. И как заниматься в таких условиях? Невозможно учить материалы к экзамену, когда каждые две секунды разрывается телефон. Если бы я знал, сколько хлопот принесет мне этот мобильник, оставил бы его ржаветь в кустах.
Я уже хотел отключить телефон, пока не закончу готовиться, но потом передумал. Если бы я потерял мобильник, то не хотел бы, чтобы нашедший так поступал. Иногда приходится идти на жертвы ради всеобщего блага.
Летучая мышь – вампир – отрыгнет добытую кровь в рот больному собрату, который не в силах охотиться.
Беременная тигрица, попавшая в капкан, отгрызет себе лапу, чтобы спасти будущее потомство.
Унылый ботаник будет нажимать кнопку «ответить», разбазаривая драгоценные минуты, чтобы избалованная девица могла и дальше строчить свои эсэмэски. Все вопреки теории Дарвина.
Телефон Лекси снова завибрировал и заиграл «Невероятно». На экране высветилось: «Входящий… Мэдисон».
Я со вздохом снял трубку.
– Лекси? – спросила Мэдисон.
– Простите, – сказал я, – но Лекси не может подойти к телефону.
– Почему?
– Потому что она лежит связанная у меня в подвале.
Щелчок – и тишина.
* * *
После курсовой я иду по студгородку, уткнувшись в конспект по поведению животных. Нигде ни слова о синежаберниках. Группа ребят раздает какие-то рекламные бумажки. Я погружаюсь в раздел о половом диморфизме, но тут, словно колибри, почуявшая нектар, ко мне устремляется девушка с колечком в носу.
– Привет! Мы случайно не виделись в «Обществе защиты животных»?
– Ну… может быть.
– Да точно! – Она окидывает меня взглядом. – Ты все время собак выгуливаешь.
– И что?
– А то, что это круто.
Я не отрываюсь от конспекта.
– Это нормально.
Она отбрасывает непослушные светлые пряди со лба. Глаза у нее голубые, как яйца малиновки. Цвет глаз и волос – мечта любой девушки, и неважно, что оба признака рецессивные. Она протягивает мне рекламный проспект.
– У тебя уже наверняка есть планы на выходные, но если ты свободен…
– В выходные я просто нечеловечески занят, – вежливо отказываюсь я.
– Ну, если вдруг найдется время… – Она засовывает листик в мой конспект.
Я со вздохом читаю заголовок.
– «Друзья животных»? – Конечно, я о них слышал. Общество, которое борется за благополучие всех живых существ. – Я президент Клуба будущих ветеринаров. Почему я тебя не знаю?
Она продолжает совать приглашения в руки прохожим.
– Ну, мы как бы новенькие.
В проспекте рекламируется благотворительная дегустация в «Обществе защиты животных». Все собранные средства пойдут приюту, на закупку колпачков для когтей.