– Надя! – послышался сбоку встревоженный мужской голос.
Перед глазами мелькал в полёте край моего розового платья и белые туфельки, а потом, по инерции уже приготовившегося к прыжку тела, оно дёрнулось вперёд, а через мгновение резкий удар угла песочницы в висок меня отключил…
– Успокойтесь, мамаша, сядьте, – резковатый женский голос вывел меня из забытья. – О, вот и очнулась красавица.
Грубоватое лицо женщины лет сорока в белом халате склонилось надо мной, а на моей кровати сидели… Вика и Макс.
– Какого чёрта вы тут делаете? – не знаю даже, чего во мне было больше: удивления или раздражения.
Они переглянулись, а Макс нахмурился:
– Где ж нам ещё быть?.. Ну, как ты себя чувствуешь?
– Вашими молитвами… – на самом деле мне хотелось выдавить что-нибудь пожёстче, чтобы они поскорее свалили отсюда.
– Надя! – собирался, видно, что-то резко высказать мой бывший друг, но Вика сжала его руку и придвинулась ближе ко мне, поглаживая меня по голове.
Её вид меня несколько озадачил. Пышные жгуче-чёрные волосы убраны в строгий пучок, юбка до колен, вечно длинные ногти-когти коротко обрезаны… Куда делась яркая красотка, с которой я когда-то встречался?..
И тут взгляд мой упал на висевший на стене календарь. 2020-й год… В памяти закружились картинки очередной мозаики… Розовое платье на мне, качели, песочница, удар в висок… И это имя сейчас – Надя… Впервые после перемещения память нового человека не завладела мной сходу. Видимо, из-за того, что Костя Лазарев тоже знал этих людей.
– Папа?! Мама?!.. – признаться, ощущать себя новым человеком было не так жутко, как осознать, кто передо мной.
– Ну, слава Богу, пришла в себя, – поцеловала меня в лоб Вика.
Память молниеносно прояснялась. Вот мои мама и папа, а меня зовут Надя, мне шесть лет.
Честно говоря, возникло желание орать от ужаса. Я дочь этих предателей?! Да в страшном сне не приснится такое. А ещё впервые мне всерьёз захотелось разобраться, как работает эта система: почему я перемещаюсь в одних людей, а не в других.
«Папа Риши – вот кто мне поможет», – подумалось вдруг. Из всех моих близких в этих разных мирах он лучше всех, казалось, понимал, что со мной происходит. И, зажмурившись, чтобы не видеть обеспокоенные лица моих бывших друзей, а ныне родителей, я настроилась на Амрит. Спасительный туман закружил почти сразу. Какое счастье! А то, наверно, пришлось бы бежать от них по старинке, на собственных ногах.
Оказавшись в теле Амрит, мне удалось немного успокоиться. Индийская жара вообще не располагает к суете и беспокойствам.
Моя комната не изменилась. Как же хорошо быть дома после ужаса, пережитого в больнице будущего. Посмотрев в зеркало, я быстро поправила длинные черные волосы и красно-зелёное сари. В Костиной России начала 21-ого века я бы, наверно, была совсем ребёнком. А здесь в мои двенадцать лет уже надо быть девушкой.
Судя по звукам, отец находился в кабинете. «Хватит колебаться», – стараясь придать себе уверенности, я подошла к двери: «Пора поговорить».
К моему удивлению (а, впрочем, всегда чувствовалось, что папа Риши всё понимает), мне даже не пришлось подробно объяснять.
– Так должно было быть, – спокойно кивнул он. – Для этого я и вожу тебя с собой по всей стране. Чтобы помочь тебе вспомнить. Как только ты видишь что-то знакомое – это проясняет твою память. Поэтому ключ к ней – видеть как можно больше мест.
– Но почему я попадаю именно в этих людей? Почему не в других?
Отец засмеялся:
– Ты попадаешь в себя, дочка.
Меня аж передёрнуло:
– Ну, тогда у меня раздвоение личности… Точнее, уже расчетверение…
– Разве? – он приподнял брови. – Вот сейчас ты моя дочь Амрит.
– Но я помню ещё троих себя!
– Помнишь – да. Но ощущаешь ты себя как Амрит?
– Пожалуй, да…
Папа изучающе с улыбкой смотрел на меня. А мне, честно говоря, подумалось, отчего он даже не спросит, как живут люди в другой стране в другом времени. Неужели ему совсем не интересно? Но он не спрашивал и ему, казалось, это совершенно безразлично. А, может, он просто сам всё знает?
– А с тобой когда-нибудь такое случалось, папа?
– Нет, – он пожал плечами и задумчиво посмотрел в окно. – Каждому своя судьба.
– А что значит «попадаю в себя»? Ведь эти люди – Костя, Маркус, Надя – они не я, не Амрит?
Он улыбнулся и посмотрел на меня как на младенца:
– Если ты сейчас наденешь жёлтое сари или голубое, то ты перестанешь быть Амрит? Тело – это всего лишь одежда, малыш.
– То есть их жизни – они мои?..
– Конечно, – он засмеялся, – мне странно, что ты не поняла этого раньше. Ты что же, думала, что завладеваешь чьим-то телом на время? А какую же из этих жизней ты в таком случае считала своей?
Я заёрзала на стуле:
– Кости…
– И почему? – карие глаза щурились от смеха.
– Потому что из его жизни начались перемещения…
– То есть первое сари, в котором ты себя помнишь – твоё, а остальные чужие? – папа откровенно смеялся.
Я тоже улыбнулась. Признаться, самое радостное в этот момент для меня было понять, что он на самом деле мой отец. И Ангелика именно моя жена, а не чья-то, а Клеменс мой сын. И все мои братья, сёстры, мамы и папы – они все моя настоящая семья.
– Но… если я вдруг вспомнила свои прошлые жизни, то как я могла туда попасть и что-то менять там?
– Менять как раз не советую, – посерьёзнел папа. – А в чём проблема туда попасть?
– Ну, как же… – его лёгкое отношение к тому, что шокировало бы любого другого, меня поражало, – ведь это время прошло, его уже нет…
– Времени не существует, – он подошёл к окну, чтобы прикрыть его. Стало душно, но зато шум улицы не мешал говорить. – Это иллюзия. Каждый миг существует здесь и сейчас, просто мы перемещаемся из одного в другой. Ведь соседняя комната не перестала существовать, если ты сидишь в этой?
– Почему же я не могу везде путешествовать как Костя или как Амрит?
– Потому что если твоя душа шагнёт в другое время, то окажется именно в том теле, в котором существует там. Перемещается душа. Способов перемещения физического тела я не знаю, – улыбнувшись, он развёл руками.
– А как я могла попасть в будущее? Ведь Надя, она…
– Опять ты о том же, вот чудачка! Какая разница, налево пойти или направо.
– Допустим… – голова, казалось, разбухла от обилия мыслей, – но как я могу быть одновременно двумя людьми?
– А вот так не бывает, – пожал плечами отец.
– Но… как же… – уже догадываясь об ответе, я похолодела, – Костя живёт в 2013-ом, а Надя родилась в… – я судорожно подсчитывала, – 2014-ом…
– Значит, в этот период и произошло перерождение, – спокойно кивнул папа и глотнул остывший чай из стоявшей на столе чашки.
Хорошо хоть он не употребил слово «смерть». Во всяком случае, его версия звучала не так жутко.
Находясь в теле Амрит, было не столь страшно ощущать эту новость, но всё-таки в висках стучало: «Мне что – осталось жить меньше года?..». Нет, я всё понимаю, точнее чувствую. Конечно, душа останется жить, будет Надя, и даже больше того: останутся все те же Амрит, Маркус и Костя, и я буду так же путешествовать в их тела. Но память материалиста Кости не давала покоя мучительно стучащим в голове словом «смерть». Да и, если отогнать эти страхи, просто жаль родителей – тех, Костиных, жаль его непрожитых лет, а ведь мне-Косте всего тридцать. Именно сейчас встал на ноги, заработал на роскошную квартиру, бизнес едва закрутился, жизнь только началась… И променять её на то, чтобы снова стать ребёнком, да ещё родиться у этих предателей, Вики и Макса?! К горлу подступила тошнота.
Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Как хорошо, что у меня есть папа Риши, который вовремя мне всё это объяснил. И как удачно, что Надя родилась так близко по времени к моменту смерти Кости и в том же месте. Думаю, мне не составит труда выяснить, как именно он погиб, и подстелить соломку. Здоровье у него как у космонавта, наверняка там произошёл несчастный случай.
– Спасибо, папа, – я встала, мысленно настраиваясь на Надю, – мне очень важно всё, что ты сейчас сказал.
Он изучающе посмотрел на меня и что-то явно собирался добавить, но я уже была в процессе перехода, и в следующее мгновение передо мной возникли напряжённые лица Макса и Вики.
– Похоже, легко отделалась, – констатировала неприятная врачиха, бегло осмотрев меня.
– Я чувствую себя хорошо, – быстро добавила я, мечтая выбраться отсюда. – Мы можем поехать домой?
– Можно её забрать? – повернулся к врачихе Макс.
– На рентгенографию черепа в пятый кабинет, и если всё в порядке, то не задерживаю, – буркнула она, выдавая моим новым родителям направление.
Нас отпустили довольно быстро. Похоже, я действительно отделалась лишь небольшой шишкой.
– Пристегнись, – сказал мне Макс, когда мы сели в машину.
– Ты же знаешь: у меня с детства аллергия на ремень, – забывшись, привычно пошутила я и тут же прикусила язык, увидев в зеркале вздрогнувшие лица родителей.
– С какой это стати? – медленно спросил Макс.
– Слушай, я на заднем сиденье, какая разница!
Так называемый отец, а в прошлом друг-предатель, повернулся ко мне:
– Надя! Пристегнись немедленно!
Вика взяла его за локоть, словно успокаивая, и тоже обернулась:
– Надюш, пожалуйста, сделай, как папа сказал.
Закатив глаза, я пристегнулась. Не то чтобы мне очень было важно её «пожалуйста» или очень страшны его приказы. Просто надо было уже куда-то двигаться.
За семь лет город неуловимо изменился: расширили почти все более-менее центральные дороги, вырубив деревья и сэкономив на пешеходных дорожках, поставили пару новых памятников, а, самое ужасное, что повсюду гремела аудио-реклама, переглушая одна другую.
Макс подрулил к двухэтажному частному дому. Я знала эту жизнь, как и все остальные, лишь эмоции Кости делали новые воспоминания иногда туманными. Поэтому немного неуверенно я направилась к дому, соображая на ходу, где находится моя комната.
– Надюша, пойдём помоем ручки, и пора ужинать, – догнала меня Вика, беря за плечо и на ходу заглядывая в глаза.
– Да, поужинать не помешало бы. Мама. – Честно говоря, я не представляла, как с ними общаться. – А руки я умею мыть самостоятельно. – Я изо всех сил старалась сохранить нейтрально-вежливый тон.
Дом, право, меня поразил. А молодец Макс, как раскрутился… несмотря на злость, не восхититься было невозможно. Всего за каких-то семь лет из однокомнатной квартирки заработать на такую махину – респект.
Ужин проходил в несколько напряжённой атмосфере.
– Может, не стоит идти завтра на собеседование? – нарушила, наконец, молчание Вика, посмотрев на мужа. – Думаю, ей следует отдохнуть после сегодняшнего.
– Отдохнуть следует. – Нахмурившись, Макс вздохнул. – Но тогда нам придётся осенью идти в обычную школу.
Ах, ну да. Они уже с полгода твердят про лучшую в городе гимназию. И завтра нам туда идти.
– Да, мне бы лучше отдохнуть, сегодняшняя травма вряд ли позволит мне хорошо сдать этот экзамен, – вставила я. Не слишком-то хотелось тратить время на дурацкое собеседование для жизни, которой просто не будет после того, как я изменю смерть Кости.
– Что-то болит? – тут же с беспокойством спросил Макс, положив руку мне на лоб.
– Да… – я судорожно соображала, как бы не переборщить в диагнозе, – …голова.
– Викуль, уложи её спать, – вздохнул мой отец.
Мои надежды на то, что утром они оба свалят на работу, и мне удастся незаметно сбежать из дома или детского сада, не оправдались. Макс решил, что собеседование слишком важно.
– Но у меня от волнения может голова разболеться, а она и так травмированная! – без толку убеждала я.
– А ты не волнуйся, – Макс присел передо мной на корточки и взял за плечи. – Примут – прекрасно, не примут – в обычную школу мы всегда успеем. Надюша! Считай, что мы просто идём поболтать, в гости. Хорошо?
– Хорошо, – хмуро буркнула я, поняв, что не отвертеться, и проще уже туда сходить.
Современное и светлое здание гимназии вызвало у меня тоску: ещё не хватало мне снова отучиться в школе! Какое счастье, что в мои планы это не входит.
– Здравствуйте! – Макс чуть подтолкнул меня вперёд, как только мы зашли в кабинет к комиссии.
– Здравствуйте. Присядьте вот здесь, – показали ему на стул у стены. – А ты подойди сюда, – женщина в центре строго, но в целом доброжелательно смотрела на меня. – Скажи мне, сколько на этой картинке вишенок? – она показала на одну из многочисленных картинок на стене: ягодки, грибочки, машинки – в общем, всё для детишек.
– Ни одной, – хмыкнула я. Что-то сразу захотелось повыпендриваться и заодно заставить Макса чувствовать себя неловко. Ага, побледнел сразу, засранец… А нечего было тащить меня сюда. Говорили же тебе, что голова болит.
Женщина нахмурилась:
– Посмотри повнимательнее. А вот это что? – она ткнула пальцем в картинку.
– Это черешня. И их тут семь. – Выглядела я уже нагловато и захотелось смягчить, поэтому я пояснила: – вишня темнее.
Учителя сразу заулыбались, а главная экзаменаторша даже не обиделась.
– Хорошо, молодец. Расскажи нам какое-нибудь стихотворение.
Нахмурив лоб, я пыталась хоть что-то сообразить. Макс на своём стуле изошёлся весь, губами суфлируя мне «Ехали медведи на велосипеде».
А, сам ты медведь! Я вскинула голову:
Макс смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Я мельком довольно подумала, что ради такого его взгляда можно было потерпеть и ненавистную роль его ребёнка, и этот дурацкий никому не нужный экзамен.
Комиссия, казалось, тоже была озадачена:
– А кто автор? Как называются стихи?
– Константин Лазарев, – на этих словах Макс, к моему удовольствию, ещё раз вздрогнул, – …ммм… без названия.
– Стихи, конечно, не по возрасту… – нахмурившись, пробормотала одна из учительниц, строго глянув на моего и без того шокированного отца. – Но читала хорошо, – она ободряюще мне улыбнулась.
Домой мы ехали молча.
– Где ты прочитала эти стихи? – наконец, спросил Макс перед самым домом, нервно постукивая пальцами по рулю.
Я пожала плечами:
– В интернете.
Он вздохнул и зарулил во двор.
Следующие три дня, к моему глубокому разочарованию, они на работу не ходили и не отпускали меня ни на шаг. Честно говоря, я уже подумывала сбежать ночью через окно.
Я пыталась найти что-то о смерти Кости Лазарева в интернете, но, поскольку речь не о звезде шоу-бизнеса, мои поиски ничем не увенчались. Мне просто необходимо было вырваться из-под родительского надзора, найти ту свою семью, дом, могилу, в конце концов. Хотя бы узнать дату смерти, чтобы в тот день сидеть в каком-нибудь бомбоубежище и не высовываться.
Макс зашёл в свой кабинет, как раз когда я собиралась смыться.
– Что ты здесь делаешь? – он недовольно поднял брови. – Надя, у тебя есть свой компьютер, и не надо больше залезать в мой. Хорошо?
– Да он атрофированный, – буркнула я. – Кроме пары сайтов с играми никуда не зайти. Это в принципе оскорбление – называть ту розовую погремушку компьютером.
– М-да? – Макс прищурился. – И куда же ты хочешь зайти? – с этими словами он наклонился к экрану и вздрогнул, увидев страничку поисковика с забитыми словами «Константин Лазарев», которую я не успела закрыть.
Перехватив у меня мышку, он судорожно нажал на крестик в углу. Положа руку на сердце, было до чёртиков приятно наблюдать за тем, как он вздрогнул. Ага… рыльце-то в пуху…
– Надя! – он сел напротив, взяв меня за плечо. – Где ты услышала это имя?
– Я же сказала: в интернете, – пожала я плечами, усмехаясь про себя. Ну-ну, помучайся, предатель…
– А сейчас что ты ищешь о нём? – помедлив, спросил Макс.
– Ещё какие-нибудь стихи… – я задумчиво посмотрела в потолок. – Информацию о его жизни, о смерти…
– С чего это ты взяла, что он умер? – мрачно пробормотал мой бывший друг, глядя в сторону.
Вот так-так… даже не знает, что Костя Лазарев мёртв?.. Ну, конечно, мы давно не друзья, но чтоб так…
– Предположила просто… – меня переполняли шок, злость и боль. Даже на моих похоронах не был! Даже о смерти не знает! – А ты полагаешь, он жив?
– Наверняка, – Макс неопределенно махнул головой. – С чего бы он умер?..