– Очень хорошо. Отлично. – Брайс отходит назад, вытянув руку в приглашающем жесте: прошу. – Уступаю. Произведи впечатление на мистера Кийана. – Спохватившись, он добавляет: – О да, о шуме не беспокойся. Сюда никто не придет.
Йоханссон смотрит на Кийана. Благодаря его красному шарфу воздух между ними окрашивается в кровавый цвет. Господи, да соберись же. На мгновение их глаза встречаются. Лицо Кийана не выражает ни одной эмоции.
Джимми начинает рыдать, бормотать что-то.
Йоханссон делает шаг к маленькому человеку. Каждое движение причиняет ему боль. В спине, в горле, в животе, плечах, конечностях. Свет перед глазами мелькает и гаснет. Он стоит, покачиваясь. За спиной кто-то тихо хихикает.
Сделай же. Просто сделай.
Сможет ли он все сделать быстро? Остались ли для этого силы?
Соберись. Ты знаешь, что делать.
Он оглядывает собравшихся. Маленький человек хнычет в грязи. Брайс стоит в стороне. Его дыхание замедляется, губы поджаты, в глазах надежда на захватывающее зрелище. Кийан выпрямился в кресле и смотрит: ждет, чем его захотят удивить. В центре сцены стоит, покачиваясь, Йоханссон, весь покрытый рвотными массами, он пытается сделать вдох, второй… Готовится к третьему.
Подняв одно колено, он кладет его на напряженное плечо Джимми. Он не давит, но Джимми принимается кричать. Йоханссон готов сделать последнее движение, прижать его, пока не почувствует, как кости хрустнут под подошвой ботинка.
Брайс наклоняется вперед, он весь сосредоточен на одной точке.
Давай.
Два действия в одно мгновение. Шаг назад и удар. Руки работают одновременно. Удар пальцами в глаза, кулаком в горло. Ногой по почкам. Брайс отлетает к ближайшей стене. Йоханссон подходит, сжимает его голову и ударяет о бетон. Левой рукой хватает бейсбольную биту и разворачивается.
Он окружен. Их пятеро: двое закрывают Кийана, трое идут на него. Кийан поднимает руку. Жест велит ждать. Йоханссон пытается просчитать, что написано на его лице. Невозможно понять.
У него не осталось сил. На него сейчас обрушится шквал ударов, и он не сможет им противостоять.
Кийан указывает на биту:
– Брось.
Гладкая поверхность скользит по ладони, и палка падает на землю.
– Вы меня заинтересовали, мистер Джексон. – Взгляд маленьких холодных глаз тверд, как мрамор, и остер, как кусок стекла. – Одним ударом вы способны разбить череп человека, как яичную скорлупу. Скажите, вы сделали это для меня?
Брайс вертит головой, лицо его в крови, он хлопает глазами и кашляет, стараясь подняться.
– Зачем вы это сделали, мистер Джексон? – спрашивает Кийан.
Он должен ответить. Что?
Брайс падает на колени, но поднимается, глядя на Йоханссона. Видно, как в нем клокочет ярость.
– Будьте откровенны со мной, мистер Джексон, – продолжает Кийан. – Раз уж вы еще можете говорить.
Брайс наконец делает шаг, глотая ртом воздух.
– Он сам велел мне вас удивить.
– О да. Ну, если это вас утешит… – Кийан улыбается. – Я был впечатлен.
Удар, и Йоханссон падает. Ботинок давит на живот, Йоханс сон кашляет, но желудок уже пуст. Еще удар, и он чувствует себя так, словно ему разом нанесли все удары за последние двадцать четыре часа. Брайс хватает его за волосы и тычет лицом в землю. Дыхание обжигает щеку.
– Мы начнем с твоих пальцев, – говорит он и добавляет, обращаясь к кому-то: – Клещи мне.
Господи.
Йоханссон лежит лицом вниз. Руки разведены в стороны. Он сжимает кулаки, люди Кийана сильнее его и заставляют разжать пальцы.
Ему предстоит вытерпеть чудовищную боль. Много боли. Необходимо спастись, но ни одна мысль о том, как выйти из этого положения, не приходит ему в голову.
Брайс снова приседает рядом, тянет за пальцы, выбирая один. Первый. Указательный палец на правой руке. Кожи касается холодный металл.
Неподалеку на земле разбросаны фотографии улыбающихся людей, среди них мужчина, похожий на Чарли Росса. Джимми смотрит широко распахнув глаза. Их взгляды встречаются, но ничего не происходит: ни контакта, ни понимания. Ничего.
– Итак, приступим, – говорит Брайс.
Одно движение, быстрое, как взрыв, вспышка света, и женский голос на краю поля зрения.
Голос звучит очень близко.
– Не вынуждай меня, Брайс, я сделаю, ты же знаешь.
Все замирают.
Он видит только фотографии и Джимми. И все еще ощущает холодный металл, сжавший палец, давящий сильнее, сильнее…
– Кийан, – произносит женщина, и в голосе слышится угроза.
Брайс давит на Йоханссона всем своим весом. Бегут секунды. Давление на палец слабеет. Йоханссону удается даже один раз вздохнуть.
Тело заливает боль.
И после этого ничего.
* * *
Пальцы. Они отрежут ему все пальцы.
Он сжимает кулаки и прижимает к груди, но его руки вновь разводят в стороны. Вновь холодное прикосновение металла.
Господи Иисусе. Господи.
Он медленно открывает глаза. Его ослепляет свет. Йоханс сон морщится, словно он его обжигает. Пытается вырваться, но его прижимают к земле. Слышится человеческий крик, но он не может разобрать слов.
Борись, борись, борись…
Мужской голос:
– …на хрена какое-то седативное?
Над ним игла на фоне лица мальчика.
Проходят минуты. Или часы. Он не чувствует собственного тела.
Вокруг витают обрывки разговора.
– …на улицу.
Женщина.
– И что?
– Он говорит, вы должны передать…
– Знаю.
Как долго он смотрит на эту стену и что на ней нацарапано? Они следят за ним?
Свет меркнет. Он качается на волнах.
Йоханссон просыпается от боли.
Он лежит на полу, на матрасе. На подстилке у двери сидит женщина. Изможденное лицо, темные круги под глазами похожи на синяки. Тонкие запястья, пальцы сжимают нож.
Надо отобрать его, но он не может двигаться.
Он засыпает.
За дверью этого дома на ферме надрывно кричит человек.
Глава 6
День 8: среда
КАРЛА
Ворота открываются в восемь утра, но я уже раньше сижу за рабочим столом. Прошло двадцать два часа с того времени, как Йоханссон попал в Программу, и четырнадцать, как закрылись на ночь ворота; я спала не больше четырех часов, и меня тошнит от усталости.
Все может закончиться в любой момент. Он может выйти. Уитман уже разговаривает с персоналом в администрации Программы, убеждая их в необходимости срочно найти Райана Джексона. Я жду. Часы на компьютере показывают 8:00, 9:00, 10:00. Я не отхожу от телефона, чтобы не пропустить звонок Уитмана с сообщением, что они вышли и Йоханссон в безопасности. Телефон молчит. Крейги убеждал меня выйти из игры и подумать о себе. Я отказалась. Будь это ловушка, они использовали бы настоящего заключенного. Крейги мне не верит. Даже по телефону ясно, что он пребывает в состоянии стресса. Он ушел, чтобы начать поиски Йоханссона в путаной сети службы безопасности, в комнатах для допросов и специальных секретных помещениях. Я знаю, там он его не найдет. Не найдет. Но я готова поклясться: Йоханссон еще в Программе.
Печатаю сообщение Финну:
«Внутреннее наблюдение в Программе. Нужен доступ. СРОЧНО».
Несмотря на то что Программа управляется частной компанией, некоторые заинтересованные государственные службы требуют постоянный доступ к камерам видеонаблюдения. Министерство юстиции и Управление службы исполнения наказаний имеют возможность следить круглосуточно, полиция и спецслужбы тоже временами требуют открыть доступ. Брешь может быть в любом месте, Финн должен ее найти.
Финн долго не отвечает, но в четыре часа дня от него приходит сообщение:
«Черт, это легче, чем добыть личные дела».
Финн передает мне доступ к системе видеонаблюдения в Программе.
Я не могу управлять и выбирать: смотрю только то, что смотрят они. Камера движется по периметру, уменьшая и увеличивая изображение по чужой прихоти. Пустое помещение, возможно, учебный класс, конвой движется по темной улице, в дверях магазина стоит мужчина.
Я внимательно вглядываюсь в лица, Йоханссона среди них нет.
Имеет ли смысл смотреть дальше? Может, прослушать разговоры с телефонов Программы? Или проверить списки умерших на предмет наличия белого мужчины ростом метр восемьдесят, с голубыми глазами? Проверить части тел, выносимые с мусором? С такими вещами тоже приходится сталкиваться. Я помню, что произошло с Чарли Россом. Даже для опознания вдове они не смогли предоставить достаточных размеров куски тела; он был расчленен. Пришлось делать анализ ДНК.
В пять часов звонит Уитман:
– Нашелся след. Джексон разговаривал в столовой с парнем, но ушел один.
– Сегодня?
– Вчера.
– А парень?
Рука ложится на «мышку», чтобы открыть список заключенных.
– Имя мне не сообщили.
– Заставьте их.
– Я не могу просто так.
– Найдите способ. – Я слишком резка с ним, но через час ворота опять закроют на ночь. Опять.
Уитман молчит.
– Мне это не нравится, Лора, – наконец говорит он. – Вы сами сказали, что мы просто позаимствовали документы этого парня, Вашингтону не обязательно все знать. Отлично, тогда не будем поднимать панику. Я не сижу сложа руки, но и не имею права диктовать этим людям, как им работать. Я сказал, что они должны мне помочь, иначе я сам пойду туда и выбью все из этих ребят. Вам лучше поискать помощь в Вашингтоне, потому что она может вам понадобиться. Я могу поднять здесь шум, но с каждым разом о Джексоне узнают начальники все выше рангом. – Молчание; слышно, как он пожимает плечами на другом конце провода. – Выбор за вами, Лора.
Он делает долгую паузу и продолжает, когда понимает, что я не отвечу:
– Повторю попытку завтра, – и отсоединяется.
На экране передо мной Программа живет своей жизнью. Свет приглушен, патрули вернулись на базы, ворота закрыты.
Прошло тридцать два часа с того момента, как Йоханссон пересек территорию Программы.
В семь часов приезжает Крейги. Он сидит с чашкой чая напротив меня, на узком лице печать тревоги. Он не нашел ничего подтверждающего, что Саймон Йоханссон находится в руках властей.
– Он все еще в Программе, – говорю я, и на этот раз он не спорит.
– Его мог кто-то узнать?
– Росс мертв.
– Может, кто-то служил с ним в армии?
Среди заключенных я не обнаружила ни одного бывшего солдата, кто мог бы знать Саймона Йоханссона. Ни одного. И ни одного человека, знавшего настоящего Райана Джексона. Все чисто.
Крейги уходит, и я ужинаю в кабинете, не прерывая наблюдения. Патрули прекратили свою работу, но их место заняли другие люди: они передвигаются пешком по двое, по трое, словно прогуливаясь по улицам. Люди Кийана.
Никаких сообщений о раненых гражданских или трупах. Стараюсь себя этим успокоить.
Но ты же знаешь Йоханссона. Думала, он отправился в Таиланд? Чтобы ходить в обрезанных джинсах, курить травку, сидеть на пляже и ловить рыбу? И стареть?
Нет.
Хотя когда-нибудь они уедут. Все.
Закономерность: сначала кто-то звонит, дает наводку, потом через пару часов полиция перегораживает лентой переулок, и телекамеры стараются отчетливее снять пятна крови на тротуаре.
Вот что происходит с такими, как он.
Просто на этот раз обошлось без звонка. И уже, разумеется, без камер и журналистов. Возможно, он просто исчез.
Вечером Шарлотта Элтон заболевает гриппом и обзванивает друзей, меняя график; я же остаюсь в своем кабинете и опять разглядываю фотографию женщины. Я уже не считаю эту женщину одной из заключенных – перед глазами больше нет газетной полосы с пугающим заголовком. Но я не могу забыть ее улыбку и избавиться от чувства, что видела ее раньше.
Йоханссон говорил, что личность не имеет значения. Уверена, он ошибается.
Я сижу до поздней ночи и ищу в базах данных женщину с фотографии. Я пытаюсь ухватить что-то, но оно всегда ускользает, впрочем не исчезая совсем.
Глава 7
День 9: четверг – день 10: пятница
ЙОХАНССОН
Другой голос, в другой жизни.
– Райан Джексон.
Боль подсказывает, что он все еще жив: в голове что-то грохочет, живот болит так, будто все внутренности вытащили и хорошенько оттоптали ногами.
– Райан Джексон, – повторяет голос.
Имя кажется знакомым.
Он открывает глаза. Сверху на него смотрит человек с резкими чертами лица и залысинами.
– Значит, вы еще помните свое имя.
Йоханссон удивленно моргает.
– Счастливый, сволочь, – добавляет человек с сарказмом.
Мужчина помогает ему сесть. Боль в голове становится вдвое сильнее, превращается в нескончаемый рев, и что-то острое впивается в грудную клетку.
– Вот. – Мужчина подносит к его губам стакан. Йоханссон глотает воду, горло обжигает рвотное движение, и жидкость выливается обратно: ведро, воронка, трубка, широкий двор, старик Кийан в кресле для пикника, скулящий Джимми на земле, щипцы…
Пальцы. Йоханссон опускает глаза и разглядывает руки. Вокруг указательного пальца правой руки красный ободок. В вену левой руки вставлена игла капельницы, около матраса металлический штатив.
– Брайс, – с трудом произносит он.
– К черту Брайса, – говорит мужчина и вновь подносит стакан к его губам. Мужчине немного за сорок, суровый, жилистый. В тонких руках с рельефными мускулами и выпирающими венами чувствуется сила. На плече татуировки «Мама» и «Багдад».
Пять глотков, и Йоханссон, задыхаясь, отталкивает стакан.
– Джимми? – спрашивает он.
– Увезли в больницу. – Мужчина вкладывает стакан ему в руку. – Бери, ты ведь не ребенок. – Он встает и выходит, закрыв за собой дверь.
Шаги гулко разносятся по зданию и ведут к лестничной клетке.
В комнате светит тусклая лампочка. К раме единственного окна прибито тонкое одеяло, чтобы не дать яркому дневному свету пробиться в комнату, но он все же просачивается по краям. У стен несколько предметов старой мебели: стул, раскладной стол для пикника, на нем пластмассовая миска, комод – сосновый шпон, дешевая подделка под дерево. На одной стене множество отметин, вертикальные линии по пять и десять насечек. Некоторые ровные и аккуратные, другие нечеткие, кривые, словно их нацарапали тупым гвоздем. По полу разбросаны какие-то тряпки, одежда и постельное белье. Окно всего в двух метрах.
Йоханссон вырывает иглу капельницы, медленно встает, прислушиваясь к реакции тела на каждом этапе. Резкая боль пронзает его при вдохе. Должно быть, ребро сломано. Торс, руки, ноги покрыты синяками – следы от кулаков и ботинок. Он смотрит на внешнюю сторону ладоней. Одна похожа на месиво – содранная до мяса кожа. Йоханссон делает несколько шагов. Тело нестерпимо болит.
Он отодвигает край одеяла с окна.
На улице светло. Третий этаж. На асфальте белые полосы разметки для стоянки машин. Впереди справа здание из красно-черного кирпича в форме буквы «Г». Слева, за рядом машин, у ворот в проволочном заборе толкутся люди. За забором дороги и трехэтажные здания для персонала.
Он на территории отдельного комплекса. Лагеря Кийана. Йоханссон машинально измеряет угол между зданиями, пытаясь обнаружить «слепые зоны», но это тюрьма в тюрьме. Он еще из нее не выбрался.
В углу комнаты Йоханссон находит окрашенное ведро, справляет нужду и опять ложится.
Через некоторое время другой человек – лысый, с блеклым, невыразительным лицом – приносит ему миску с едой. Человек представляется, его зовут Винни.
– Я скоро уезжаю, – доверительно добавляет он.
– Вечером?
Мужчина кивает и удаляется, довольный собой.
Глотать все еще больно, и Йоханссон отставляет миску. Накрывшись одеялом, он опять засыпает.
Через несколько часов – должно быть, уже вторая половина дня, судя по тусклому свету, – первый человек приносит ему одежду, но без обуви.
– Вот, – говорит он, – одевайся. – Помолчав, он добавляет: – Я Райли.
– Джексон.
– Знаю.
– Какой сегодня день?
– Четверг.
– Как Джимми, – внезапно интересуется Йоханссон. – Брайс сломал ему руку.
– Я знаю, что сделал Брайс.
– За ним должок. Фотографии.
Йоханссон одевается, стараясь не обращать внимания на боль. Одежда подходит по размеру, но она еще хранит запах другого человека. За окном, через полосу асфальта, захлопываются ворота. По двору идут четверо мужчин, нет, трое, они что-то несут. Громкие крики. Когда он успевает подойти к окну, они уже входят в здание. Опять крики, теперь голосов становится больше. Приказы? Йоханссон подходит к двери и открывает ее. Перед ним узкий коридор и лестница.