Эмма поняла: он знает, что Том снова не пришел, и проводить ее домой опять будет некому.
Нед смотрел на нее таким взглядом, что ее уверенность пошатнулась.
– Эмма! – раздался вопль Нэнси.
– Вы не обязаны провожать меня домой.
– Нет, – согласился он.
Их взгляды схлестнулись в странном поединке характеров, хотя оба понимали, что все уже решено. Нед Стрэтхем не собирался давать ей шанс испытать судьбу на ночных улицах Уайтчепела с кухонным ножом в кармане.
– Эмма, поди сюда! – Голос Нэнси звучал так, словно она теряла последние остатки своего недолгого терпения.
Нед опять проводил ее домой. И опять поцеловал ее. И Эмма уже не пыталась убедить себя в том, что она этого не хотела.
С того дня он стал приходить в «Красный лев» каждый вечер, даже после того, как вернулся Том. И каждый вечер провожал ее домой. И каждый вечер целовал.
* * *
Нед сидел, прислонившись спиной к выщербленной от старости каменной стене, и катал диск между пальцами. На церкви Святого Олейва пробило десять. Утренняя смена внизу в доках началась пять часов назад.
На голубом небе не было ни облачка. Нед ощущал спиной тепло древних камней. Его шляпа лежала рядом с ним на скамейке, волосы шевелил легкий бриз. Это было его привычное место. И привычный вид.
Мысли Неда вертелись вокруг прошлой ночи и Эммы де Лайл. Уже две недели он каждый день провожал ее, но девушка по-прежнему не шла у него из головы. Со своими темными глазами и острым умом, она ничуть не робела рядом с ним. И скрывала не меньше секретов, чем он сам. Горничная, не желавшая говорить ни о причинах своего увольнения, ни о своем происхождении. Эмма была находчива, решительна и горда. В Уайтчепеле он встречал немного таких женщин. Точнее, ни одной. А за всю свою жизнь в Уайтчепеле Нед много чего повидал. Он повидал все, что можно.
Жизнь не согнула ее, не выпила ее соки. Ее манера держаться и уверенность в себе очень напоминали манеры тех, кто провел жизнь в богатстве. Похоже, она многому научилась у своей госпожи. Такая женщина, как Эмма де Лайл, могла быть гордостью любого мужчины на протяжении всей жизни. С течением времени эта мысль все более крепла в нем.
И еще он хотел ее. Нед, который не привык поддаваться своим желаниям, страстно хотел ее. Свои ночи, а иногда и дни он проводил представляя себе, как расшнуровывает узкий лиф красного платья, раздевая ее. Как укладывает ее в свою постель. Нед отбросил эти мысли. Сосредоточился. Он привык к дисциплине. Привык придерживаться плана.
А в его планы никогда не входила такая женщина, как Эмма. Его планы подразумевали кого-то совсем другого. Но она была для него как глоток свежего воздуха в жаркий день. Эмма обитала в Уайтчепеле, как и он, но ее горизонты простирались гораздо дальше. Она вкусила жизни в другой части Лондона. И у Неда возникло ощущение, что Эмма поняла бы то, что он делал, и чувствовала бы то же, что и он. А ведь успех во многом зависит от понимания того, когда нужно четко придерживаться плана, а когда стоит проявить гибкость.
Нед поднял глаза.
Через дорогу стояла заброшенная фабрика, где когда-то делали уксус. На ее дырявой крыше голуби и чайки вели борьбу за верховенство. Из потрескавшихся стен росла трава.
За спиной Неда возвышался Тауэр-Хилл, а над головой раскинулась зеленая сень ветвей бука. Он слышал, как шепот листьев на ветру сливается с поднимающимся со стороны лондонских доков ритмичным стуком молотков, скрипом и грохотом передвигаемых ящиков, визгом лебедок, лязганьем цепей и храпом рабочих лошадей, везущих телеги.
«Мужчина может прожить всю жизнь и никогда не встретить такую женщину, как Эмма де Лайл».
Пальцы Неда играли с диском, а он продолжал наблюдать за людьми, трудившимися внизу в доках над разгрузкой судна. За людьми, которых знал всю свою жизнь, которые были его друзьями, по крайней мере, до недавнего времени.
Его внимание привлек звук шагов. Нед поднял глаза и мгновенно узнал идущую женщину, несмотря на то что она была одета не в тесно облегающее красное платье, а в респектабельный узорчатый муслин и зеленую шаль, а ее волосы и большую часть лица скрывала выцветшая соломенная шляпка с зеленой лентой. Эмма де Лайл. Казалось, она появилась здесь по воле его воображения. Завидев Неда, она слегка замешкалась, как будто колебалась, не стоит ли ей повернуть назад.
Он сунул диск в карман жилета и встал.
Эмма продолжала идти вперед, но, подойдя ближе, остановилась, соблюдая приличествующую дистанцию между ними.
– Нед.
Казалось, страсть прошлой ночи горячим ветром дунула им в лицо.
Нед отвесил приветственный поклон.
Однажды, много лет назад, он видел наполненные густым медом пчелиные соты. При ярком дневном свете глаза Эммы казались не темными и загадочными, как в «Красном льве», а такими же светлыми, медовыми.
На мгновение их взгляды задержались друг на друге, и эхо прошлой ночи снова накрыло их, как приливная волна.
– Похоже, судьба снова заставила вас оказаться на моем пути, Нед Стрэтхем. Или меня на вашем.
– И кто мы такие, чтобы спорить с судьбой?
Они первый раз видели друг друга при дневном свете.
Дорога, по которой шла Эмма, вела только из одного места.
– Вы ходили в доки?
– Там работает мой отец. Я относила ему хлеб и сыр.
– У него внимательная дочь.
– Не очень. Он работал вчера допоздна, а сегодня начал очень рано.
Но она тоже работала вчера допоздна и, без сомнения, рано встала сегодня. По лицу Эммы пробежала легкая тень беспокойства.
– Отнести ему завтрак – это самое малое, что я могу для него сделать. У него был перерыв на четверть часа в…
– В половине десятого, – закончил Нед.
Она подняла брови в невысказанном вопросе.
– Я тоже работал в доках.
– А теперь?
– А теперь нет. Не будем открывать карты, – сказал он.
Эмма засмеялась и слегка расслабилась, отчего ее очарование только усилилось.
– Смена начинается в пять. Ваш отец закончит в четыре.
– Если бы. – При упоминании об отце она снова нахмурилась. Дважды за пять минут. Нед никогда не видел, чтобы она волновалась, даже тогда ночью, когда оказалась одна на улице против двух моряков. – Он работает в две смены.
– Хорошие деньги, но тяжело.
– Очень тяжело. – Эмма взглянула вниз на доки у подножия холма, и ее глаза затуманила тень. – В его годы для мужчины, не привыкшего к физическому труду, это очень тяжелая работа.
– И чем он занимался раньше?
Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Эмма просто стояла и не двигалась, как статуя. Однако ее неподвижность говорила о том, что она не намерена ничего рассказывать.
Взгляд Эммы был по-прежнему устремлен на доки.
– Не физическим трудом, – ответила она. Девушка обернулась и посмотрела на него, спокойная и неподвижная. Однако ее глаза смотрели напряженно и с вызовом. Внезапно Эмма улыбнулась неожиданно теплой улыбкой.
– Я переживаю за отца, вот и все. Работа тяжелая, а он не молод.
– У меня сохранились в доках кое-какие знакомства. Я мог бы замолвить словечко. Узнать, нет ли у них работы полегче.
– И вы готовы это сделать?
– Возможно, у них ничего не будет, но я спрошу. – Однако у них было. Нед мог сделать так, чтобы было. – Если вы хотите.
Он догадался, о чем думала Эмма.
– Я не ставлю никаких условий, – пояснил он.
Глаза Эммы пытливо вглядывались в Неда. Она смотрела на него так, как не смотрела ни одна женщина до нее. Как будто могла разглядеть его насквозь, до самых потаенных уголков души, увидеть, что скрывалось в его сердце.
– Я бы очень хотела этого, – сказала она.
Нед кивнул.
Наступила пауза, а потом Эмма сказала:
– Мой отец образованный человек. Он прекрасно разбирается в математике и во всем, что связано с цифрами.
– Он получил хорошее образование?
Она кивнула:
– Хотя я не уверена, что это пригодится в доках.
– Представьте, может.
Они стояли и молча смотрели, как рабочие разгружают судно, хотя внимание каждого из них было приковано к другому.
– Чем бы вы ни зарабатывали на жизнь, Нед, и даже если вы участвуете в чем-то незаконном… но если вы в состоянии помочь моему отцу…
– Вы принимаете меня за разбойника… – Он поднял бровь. – Неужели я похож на разбойника?
Взгляд Эммы упал на его рубашку, а потом снова скользнул на лицо, затем задержался на брови со шрамом и, в конце концов, остановился на его глазах.
– Да, – просто ответила она.
– Из-за моей рубашки из Мейфэра.
– И из-за этой брови, – добавила Эмма.
– А что плохого в моей брови?
– Она придает вам совершенно разбойничий вид.
Эти слова заставили Неда улыбнуться.
Эмма тоже улыбнулась.
– Но если я разбойник?…
Она взглянула в сторону и едва заметно пожала плечами:
– Это не влияет на мое мнение о вас.
– И что же вы обо мне думаете, Эмма?
Она искоса посмотрела на него:
– Не будем открывать карты, Нед.
Он засмеялся.
– Мне надо идти. Придется оставить вас наедине с вашими размышлениями.
Они снова смотрели друг другу в глаза.
– Посидите со мной, – сказал Нед, впервые в жизни поддавшись внезапному порыву. Его глаза дерзко призывали Эмму согласиться.
Он увидел, как взгляд Эммы снова скользнул по его брови со шрамом, казалось лаская ее, и нарочно выгнул бровь с самым коварным видом.
Эмма улыбнулась.
– Хорошо, но только совсем недолго. – Она расправила юбку и села на скамейку.
Нед опустился рядом с ней.
Где-то рядом гудела пчела. Вверху на ветке пел черный дрозд.
Взгляд Эммы оторвался от доков и переместился на старинную фабрику. Потом скользнул по облупленной, выщербленной стене на дорогу с ошметками конского навоза.
– Зачем вы здесь? – спросила она.
– Я здесь вырос. Это напоминает мне о детстве.
– Суровые места.
– Не для слабонервных, – согласился Нед. – Дети здесь быстро взрослеют.
– Думаю, да.
На какое-то мгновение оба размышляли над сказанным. А потом забыли об этом, поддавшись мирной красоте утра и открывавшейся перед ними панораме.
– Красивый вид, – заметила Эмма, глядя на море поверх доков, в которых сновали рабочие.
Нед повернул к ней голову, недоумевая, не шутит ли она.
– Мужчины, занятые полезным делом, всегда выглядят красиво, – хрипло произнес он.
– Я не думала об этом, – с улыбкой ответила она. – Этот вид напомнил мне картины Каналетто. – Ее глаза снова обратились к старинной фабрике. – От некоторых его работ тоже веет величием старинных руин.
– Не знаю. Я никогда не видел картин Каналетто.
– Думаю, они бы вам понравились.
– Возможно.
Говоря эти слова, Эмма не отрывала глаз от полуразрушенного здания.
– Рухнувшие остатки былого величия. Слева на крыше гнездятся голуби. Мой отец называет их крылатыми крысами.
– В крысе больше мяса.
Она засмеялась, как будто это была шутка. Но Нед не шутил. Он думал о том, сколько раз крысиное мясо означало для него границу между голодом и смертью.
– Когда-нибудь здесь все изменится, – сказал он. – И место рухнувших остатков былого величия займет созданное заново.
– Но тогда из стен уже не смогут расти фиалки.
– Это сорняки.
– Не сорняки, а самые нежные из цветов. Они всегда растут на старых садовых стенах. Я точно знаю. – У нее сделалось такое лицо, как будто она вспомнила о чем-то, и это воспоминание доставляло ей боль и радость одновременно.
Эмма повернулась к Неду. Он смотрел на нее так, будто видел самую суть ее натуры.
– Я запомню это, Эмма де Лайл, – сказал он, не сводя с нее пристального взгляда.
«Мужчина может прожить всю жизнь и не встретить такую женщину, как Эмма де Лайл», – снова шепнул ему внутренний голос.
Они смотрели друг на друга с неприкрытой искренностью. И казалось, весь окружающий мир растаял.
Нед наклонился и поцеловал ее. Прямо посреди этого прекрасного солнечного дня.
Эмма была такой нежной, такой милой. От нее пахло летом и солнцем, а под этим запахом таился аромат женщины.
Он целовал эту прекрасную женщину нежно, чувствуя, как она отвечает на его поцелуй. В нем вспыхивало и разгоралось желание. Его поцелуй становился все крепче, руки обхватили ее, и их тела инстинктивно прильнули друг к другу. Нед сгорал от желания, ощущая близость ее бедер и мягкое прикосновение грудей. Рука Эммы, скользнув к нему под куртку, гладила ткань рубашки на груди в том месте, где билось его сердце.
Но потом ее ладонь уперлась ему в грудь, отстраняя его.
Их губы разомкнулись.
– День в самом разгаре, Нед Стрэтхем! – Щеки Эммы вспыхнули. Ее глаза потемнели от страсти и потрясения. – Нас могут увидеть.
Нед вскинул бровь со шрамом.
Эмма покачала головой, словно укоряла его. Но потом улыбнулась и встала со скамейки.
Он встал вслед за ней.
Послышалось насвистывание, и из-за угла показалась фигура мужчины, катившего по дороге тележку с рыбой. Эрни Бриггинс – один из лучших клиентов «Красного льва».
– Доброе утро, Нед.
Нед кивнул в ответ.
Глаза Эрни с любопытством уставились на Эмму. Он едва сдержал улыбку.
– Доброе утро, Эмма.
– Доброе утро, Эрни. – Щеки Эммы сделались пунцовыми.
Эрни не останавливаясь продолжил свой путь, оставив после себя запах трески и устриц да негромкую трель своего свиста.
Эмма молча подняла брови и посмотрела на Неда с таким видом, будто хотела сказать: «Ну вот, я же предупреждала».
– Лучше я провожу вас домой, пока к вам не пристали другие разбойники.
– Спасибо, но мне будет спокойнее, если я пойду одна. Оставайтесь здесь и наслаждайтесь видом. – Эмма пристально посмотрела Неду в глаза. – Я настаиваю. – Она сделала шаг назад. Улыбнулась и повернулась, чтобы уйти.
– Эмма…
Девушка остановилась. Оглянулась назад.
– На следующей неделе меня не будет в городе. Я должен уехать по делам. Но я вернусь.
– Вы так пристрастились к портеру?
– Похоже, я пристрастился к чему-то еще, – тихо ответил он. – Когда я вернусь, нам надо будет поговорить, Эмма.
– Звучит очень серьезно.
– Так оно и есть. – Помолчав, Нед спросил: – Вы будете меня ждать?
Ее глаза тихо и внимательно смотрели на него.
– Я никуда не уезжаю, Нед Стрэтхем.
Еще секунду они серьезно и упорно смотрели друг на друга.
– Я буду ждать, – тихо сказала она.
Они улыбнулись друг другу, и Эмма пошла своей дорогой.
Нед смотрел, как она уходила, растворяясь в лучах солнечного света, пока совсем не скрылась из вида.
«Мужчина может прожить всю жизнь и никогда не встретить такую женщину, как Эмма де Лайл». Но только не Нед.
В красивом новом платье даже в Мейфэре Эмма казалась бы на своем месте. Нед улыбнулся и, взяв шляпу, отправился в длинный путь через весь город.
Письмо пришло на следующее утро.
Эмма стояла в своей комнате, залитой золотым солнечным светом, держа в руках сложенную и скрепленную печатью бумагу. Улыбка, со вчерашнего дня не сходившая с ее лица, исчезла.
Ей пришлось отдать драгоценный шиллинг из их накоплений, чтобы заплатить мальчику-почтальону, но это пожертвование было добровольным. Эмма продала бы и свои башмаки, и последнее приличное платье, лишь бы получить это письмо и то, что могло в нем содержаться.
Ее охватило возбуждение, как перед боем. Сердце понеслось галопом.
Бумага была белой и дорогой, на лицевой стороне изящным почерком черными чернилами было написано имя ее отца. Но имя отправителя отсутствовало, и красная восковая печать не давала ключа к разгадке.
Эмма сглотнула и сделала глубокий вдох, чтобы унять тревогу. Письмо могло оказаться совсем не тем, которого они с отцом с надеждой и страхом ждали последние два года.
Вдали колокола пробили час дня.
Эмма положила письмо на потертый деревянный стол. Посмотрела на него, думая о том, что отец придет с работы раньше ее, а когда она вернется из «Красного льва», он уже наверняка будет спать. Эмма прекрасно осознавала, что, вполне возможно, в этих сложенных листках бумаги содержатся сведения о том, что до времени свело в могилу ее мать и заставило побелеть волосы отца.
Кит. Она закрыла глаза, думая о своем младшем брате, и поняла, что не сможет дожить до конца дня, не выяснив, нет ли в письме новостей о нем. И ее отец тоже. Он точно так же, как Эмма, захочет это узнать. Независимо от того, будут ли эти новости хорошими… или плохими.