Из прихожей до кухни идти от силы секунд шесть, но я уже со страху перебрал все возможные проступки и даже представил, как меня отправляют в тюрьму. Никогда не забуду этот страх неизвестности.
На кухне уже суетился отец, он поразил меня своей внешностью. Отец всегда был крайне неопрятным, мылся он нечасто, причесывался еще реже, а одежда всегда была неглаженой. А тут: отец выбритый, одежда выглажена так, что на ней ни одной морщинки. Еще и завтрак готовит, прям щебечет на кухне.
За столом сидел еще один мужчина, такой же подкаченный, на нем так же черный классический костюм. Он пил чай или кофе, мне было не до того.
– Андрей Александрович, доброе утро, – сказал мужчина, ставя кружку на стол.
– Доброе, – тихонько и неуверенно ответил я.
Отец взглянул на меня и промолвил:
– Кушать хочешь? Я приготовил глазунью.
– Нет, спасибо, – ответил я. А сам умирал от голода.
– Что ж, тогда я думаю, стоит перейти к разговору. Скажу сразу, разговор будет долгим, но увлекательным. Полагаю, что вам стоит присесть, – сказал мужчина, допивая содержимое кружки.
Я послушно сел напротив мужчины. Отец молча взглянул на меня, затем потупил взгляд, опустил голову и удалился из кухни. Я остался абсолютно один с незнакомыми мне людьми.
– Пожалуй, прежде всего, стоит представиться. Меня зовут Азазель, мужчину, что так неравнодушно смотрит на яблоко на столе, зовут Люк.
Я взглянул на Люка, он и вправду уж очень странно смотрел на яблоко. Мне было не по себе, страх одолевал меня всё сильнее и сильнее. Я никогда не видел столь одержимые глаза. От своего страха я только и смог, что выдавить из себя:
– Угощайтесь.
Азазель улыбнулся, Люк же взял яблоко со стола — сколько блаженства было на его лице, когда он ел яблоко. Чуть позже я расскажу о них. Азазель и Люк весьма весомые фигуры в нашем государстве, они отвечают за молодую поросль, за контроль над умами молодежи. И, признаться честно, они великолепно выполняют свою работу, но, к сожалению, такая работа очень сильно меняет людей.
– Что ж, Андрей. Мы представляем министерство по подготовке молодежи к государственным должностям. И от лица всего государства хотим тебя поздравить.
– С чем? – насторожено спросил я.
– Вы великолепно сдали экзамен. Ваш бал составил девяносто восемь. Это очень, очень хороший результат.
– Я рад, – осмелев, сказал я.
– И вы поступили в университет госуправления, – добавил Азазель.
– Спасибо, конечно, – вежливо сказал я, – но я хочу в другой, мне бы хотелось…
Но меня перебил Азазель. Он заулыбался, его улыбка была до самых ушей. Знаете, есть улыбки радости, есть улыбки печали, а это была улыбка злости или, скорее, хитрости. По ней я сразу понял, что выбора уже у меня нет. За меня уже всё решено, и я даже боюсь представить, что со мной будет, если я скажу «нет». А я ведь даже и не хотел сдавать этот проклятый экзамен, я к нему даже особо и не готовился. Может, моя тирания и безумство впитались в кровь, как и гениальность?
– Андрей, вы умный молодой человек. Одно то, что вы освоили самостоятельно столько книг, уже говорит о многом. Поэтому не стоит летать в облаках, я думаю, вы прекрасно понимает, что вы должны делать, – с улыбкой сказал Азазель.
Страх сменился печалью, и снова была печаль. Всю мою жизнь меня окружают только печаль и одиночество. Я хотел быть как мама, занимать небольшую должность в госаппарате и сосредоточитьсяенад своим самообразованием.. Но я вовсе не хотел именно этого.
2. Земную жизнь пройдя до половины…
– Сколько нам еще ехать? – спросил я.
– Три часа, – с улыбкой ответил Азазель.
– Мне кажется, мы едем уже целую вечность, – возмущенно сказал я.
– А ты расслабься и успокой мысли, – умиротворенно сказал Азазель.
– Почему люди еще не придумали телепорт? – с досадой сказал я.
– Ну почему же не придумали. Придумали и даже испытали.
– Так чего же мы ездим на машинах, а не пользуемся телепортом? – снова спросил я.
Азазель усмехнулся, затем улыбнулся и сказал:
– Это развлечение не для смертных.
Исчерпывающий ответ, многое в нашей жизни не для простых обывателей. Люк включил радио и поднажал на педаль газа. По радио передавали концерт Вагнера, была чудесная и медленная мелодия. Азазель сделал громче и стал дирижировать руками, словно он дирижер и руководит оркестром. Я же укутался в одеяло и, угнездившись поудобнее на заднем сиденьи, закрыл глаза. Еще десять часов назад я был дома и мечтал о том, чтобы поступить в университет. Удивительно, но я не скучаю по дому. Я не скучаю по отцу и тем людям, с которыми общался. Я перестал бояться неизвестности, и, кажется, я вообще перестал что-либо чувствовать. Сказать честно, меня ничего не связывало с домом, не было никакой нити, что возвращала бы меня к печали при мысли о родных краях. С отцом у меня не сложились отношения, у меня не было друзей, и вряд ли обо мне кто-нибудь вспомнит. У меня никогда не было особой любви к Тонису. Я чист. Порой я приходил к мысли, что мне безразлична моя судьба и не важно, что со мной будет, но лишь обычное человеческое любопытство давало мне хоть каплю чувства, что я еще живой. Было интересно, что это за университет и чему меня там будут учить. Через пару часов я узнаю, а ждать я прекрасно умею.
В кампус университета мы приехали в шесть вечера, уже темнело, а уличное освещение было крайне плохим. Вроде и уличных фонарей много, но на улице всё равно был полумрак. Пока Азазель вызванивал ректора, я осматривал местность. Во дворе кампуса было много зелени и памятников, студентов я практически не видел, было ощущение, что все вымерли. Здания были выкрашены в черный цвет, само здание университета было небольшим, всего два этажа. Рядом стояли две общаги, так же в два этажа. Мрак и тишина, серость зданий производили не очень приятное впечатление. Всё казалось унылым и депрессивным. Но я вырос в подобном месте, поэтому данная среда обитания не угнетала меня.
Из здания университета вышел пожилой мужчина, его звали Филипп. Ему было около шестидесяти лет, он низкий и полный. Внешне Филипп был похож на шар, студенты прозвали его дирижаблем. Он занимал свой пост почти тридцать лет, всегда потакал окружающим и делал то, что от него ждали. Филипп – крайне предсказуемый человек, он никогда не проявлял желания перейти в политику, он никогда не хотел уйти на госслужбу. Его ценили как исполнительного и преданного делу работника. Именно поэтому он и занимает свой пост вот уже тридцать лет. На самом деле Филипп не имел никакого отношения к наукам, он ничего не преподавал, он не имел ученой степени, он вообще с трудом понимал то, что здесь преподавали. Но он был свой человек, человек, который всегда на стороне власти.
Азазель и Люк поздоровались с Филиппом. Азазель представил меня ректору. Филипп улыбнулся мне и сказал:
– Добро пожаловать в университет.
– Спасибо, – ответил я.
– Что ж, мой юный друг, встретимся на выпускном, – произнес Азазель.
Я улыбнулся. Люк пожал мне руку и сел в машину, Азазель сел следом за ним, и они уехали. Увидел я их действительно только на выпускном, но я всегда поддерживал отношения с Азазелем, и он, в свою очередь, всегда приглядывал за мной и моими успехами.
Филипп отвел меня в общагу под номером один и показал мне мою комнату, мой сосед должен был приехать завтра, поэтому я наслаждался одиночеством. Эта была самая обычная студенческая комната. Две кровати, две тумбочки, два ноутбука, один холодильник и одна полка для книг. Над входной двери вырезана цитата: «Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства».4 Позже нам объяснили смысл этой цитаты: она служиланапоминанием того, что мы не должны забывать цель своего пребывания здесь. Но я увидел в этом и другой момент: нужно забыть о свободе раз и навсегда, или ты обречешь свою жизнь на вечные муки совести. У меня не возникло с этим проблем, еще в тот самый момент на кухне я понял, что я больше себе не принадлежу, как и не принадлежат мне больше и мои убеждения.
Рано утром приехал мой сосед, хмурый парень по имени Моро. Оказалось, он, как и я, случайно сдал экзамен. Моро даже не успел распаковать свои вещи, как в дверь постучали. Открыв дверь, я увидел симпатичную брюнетку, ее звали Алёна, и она на ближайшую неделю стала нашим гидом по университету и помощником.
Алёна перешла на третий курс, она прилежная студентка, активистка. Она милая, чуткая и добрая. Удивительно, как можно оставаться здесь таким наивным человеком. Алёна искренне верила в то, что этот университет готовит ценные кадры, которые создадут идеальное государство. Наивно и глупо, я только прибыл сюда и уже прекрасно понимал, что здесь готовят послушных солдат, чья задача поддерживать действующий режим. Она невиновна в своем заблуждении, просто ей красиво подали сказку, и она поверила. А то, что эта сказка с несчастливым концом, не сказали.
И вот мы отправились в университет. Признаюсь, я ожидал большего, мне казалось, что университет будет большим. Знаете, таким, как в фильмах. А он очень компактный, студентов очень мало. Было ощущение, что я не в высшем учебном заведении, а в школе. Так же мало людей, так же мало преподавателей. Позже я узнал, что всё не так просто. И нельзя, чтобы в одном университете подобного рода собиралось больше 25 человек. Сюда попадают только люди, способные отлично думать, способные понимать, где черное, а где белое. Мы умнее большей части наших сверстников, и, что мы будем думать, очень волнует государство. Когда много думающих людей собираются в одном месте, это потенциальная угроза – вдруг они захотят перемен, вдруг они задумают революцию. А 25 человек можно легко контролировать, именно поэтому таких вузов очень много по всей стране. Здесь думающего человека направляют в нужное русло.
Примечания
1
«Я сомневаюсь, значит мыслю; я мыслю, значит существую».
2
Автор цитаты Вольтер.
3
Стихотворение А. С. Пушкина.
4
Цитат принадлежит В. И. Ленин