– Понимаю вас. А дознание производилось лондонским коронером?
– Да, мастером Грайсом… Это жесткий и глупый человек.
Я печально улыбнулся:
– Да, я знаю Грайса, именно таков он и есть.
– Коронер спросил, не выглядел ли мой сын нездоровым, и я честно сказала: «Да, поведение его в последние дни казалось мне странным». Вынесли заключение о самоубийстве. Я не стала ничего говорить о поездке Майкла в Хэмпшир.
– Почему же? – удивился я.
Подняв голову, миссис Кафхилл вновь посмотрела мне в глаза:
– Потому что я решила изложить свое дело королеве. И теперь по ее доброте и милости прошу правосудия.
С этими словами Бесс откинулась на спинку кресла.
Я понял, что под болью в голосе этой женщины скрывается сталь. И осторожно поинтересовался:
– Так что же, по вашему мнению, мог обнаружить в Хэмпшире ваш сын столь страшного, что это заставило его покончить с собой?
– Да упокоит Господь его душу… Не знаю, но полагаю, что там и впрямь творилось нечто воистину ужасное.
Я промолчал, не зная, что тут можно сказать: вполне возможно, что теперь, когда боль ее уже успела превратиться в гнев, Бесс судит предвзято.
– Покажи мастеру Шардлейку вызов в суд, – предложила ее величество.
Бесс выудила из кармана платья большую, в несколько раз сложенную бумагу и передала ее мне. Официальная повестка вызывала все стороны, участвующие в деле об опеке над Хью Уильямом Кертисом, предстать перед Сиротским судом двадцать девятого июня, то есть через пять дней. В уведомлении также сообщалось, что, помимо истца Майкла Кафхилла – о чьей смерти в суде еще не знали, – подобная повестка была вручена также Винсенту Дирику из Иннер-Темпл. Судя по дате, произошло это три недели тому назад.
– Я получила вызов только на прошлой неделе, – пояснила миссис Кафхилл. – Эту бумагу сперва принесли на квартиру моего сына, а затем передали коронеру, который уже переслал ее мне как ближайшей родственнице Майкла.
– А вы не видели подлинный экземпляр прошения вашего сына? – спросил я. – Он называется иском от имени Короны. Мне необходимо знать, что именно Майкл там написал.
– Нет, сэр, ничего такого я не видела.
Поглядев на Бесс и на королеву, я решил действовать прямо:
– Что бы ни говорилось в прошении, это лишь слова самого Майкла, основанные на известных ему фактах. Но истец мертв, и суд может отказаться заслушивать дело без его присутствия.
– Я мало смыслю в законах, – заметила пожилая дама, – мне известно лишь то, что произошло с моим сыном.
– А я не думала, что суды еще заседают; говорили, что из-за войны их распустили пораньше, – вставила королева.
– Сиротский суд и Суд казначейства еще работают, – пояснил я.
Суды, приносящие доход королю, не закроются все лето. И дела там вершат люди жесткие. Я повернулся к Екатерине:
– Сиротский суд возглавляет сэр Уильям Паулит. Хотелось бы знать, принимает ли он сам участие в заседаниях, или же в связи с войной на него возложены другие обязанности. Он является старшим советником.
– Я уже спрашивала мастера Уорнера. Сэр Уильям скоро отправится в Портсмут в качестве губернатора, но на следующей неделе он будет участвовать в заседаниях суда.
– Заставят ли они явиться мастера Хоббея? – поинтересовалась Бесс.
– Скорее всего, от его имени на первом слушании будет выступать Дирик. А отношение суда к прошению Майкла будет зависеть от того, что именно в нем написано и сумеем ли мы найти свидетелей, которые способны нам помочь, – объяснил я ей. – Вы упомянули, что, когда мастер Хоббей обратился в суд, желая стать опекуном детей, Майкл попросил помощи у викария Кертисов.
– Да. У некоего мастера Бротона. Майкл считал его хорошим человеком.
– А не обращался ли к нему ваш сын в последние дни?
Миссис Кафхилл покачала головой:
– Я спросила об этом мастера Бротона. Викарий сказал, что не обращался.
– Еще кто-нибудь знал об этом прошении? – уточнил я. – Быть может, какой-то приятель Майкла?
– В Лондоне он был чужаком. У него не было здесь друзей, кроме меня, – с печалью добавила несчастная мать.
– Можете ли вы провести расследование, Мэтью? – посмотрела на меня королева. – Возьметесь ли за это дело? От имени Бесс?
Я задумался. Пока я в основном столкнулся лишь с проявлением сильных эмоций. И, строго говоря, не располагал фактами: не было никаких свидетельств, а быть может, и самого дела тоже. Я взглянул на Екатерину. Она хотела, чтобы я помог ее старой служанке. Я подумал о мальчике, оказавшемся в центре всей истории… Я знал пока лишь его имя – Хью Кертис. Но почему-то он представился мне таким одиноким и беззащитным…
– Да, возьмусь, – ответил я. – И сделаю все, что от меня зависит.
Глава 4
Я покинул покои королевы через час, располагая запиской самоубийцы и судебной повесткой. Мы договорились, что миссис Кафхилл посетит меня ближе к концу недели: следовало должным образом оформить ее показания.
Роберт Уорнер ожидал в приемной. Он провел меня по винтовой лестнице в свой кабинет – тесную комнатку, заставленную шкафами, полными бумаг и перевязанных розовыми ленточками пергаментов.
– Итак, вы беретесь за это дело, – констатировал он.
Я улыбнулся:
– Не могу же я отказать королеве.
– Я тоже. Она попросила меня написать Джону Сьюстеру, стряпчему Сиротского суда. Полагаю, что слушание состоится в следующий понедельник, несмотря на то что Кафхилл мертв. Сьюстер передаст Уильяму, что так хочет королева, и это помешает ему отклонить дело. Паулит искушенный политик, он не захочет огорчать власть имущих. – Уорнер серьезно смотрел на меня, покручивая пальцами длинную бороду. – Но дальше этого, брат Шардлейк, мы пойти не можем. Я не хочу слишком уж выпячивать связь с ее величеством. Мы ведь даже не знаем, что именно лежит в основе этого дела. Не исключено, что там вообще ничего не обнаружится, но если вдруг Майкл Кафхилл и впрямь наткнулся на что-то серьезное, возможно, королеве не стоит публично связывать с этим свое имя.
– Понимаю.
Я уважал Роберта. Он исполнял обязанности атторнея при дворе королевы более двадцати лет – еще со времен Екатерины Арагонской, – и мне было известно о его особой симпатии к Екатерине Парр – симпатии, которая возникала у всех, кто работал на эту удивительную женщину.
– Вам досталось сложное дело, – проговорил Уорнер сочувственным тоном. – До слушания всего пять дней, a у нас нет ни единого свидетеля, помимо миссис Кафхилл.
– Ну, по крайней мере, в связи с окончанием судебной сессии я располагаю свободным временем.
Мой коллега неспешно кивнул:
– Сиротский суд все еще заседает. Есть подопечные, и есть деньги, которые можно взыскать.
Как и всякий здравомыслящий юрист, он говорил о Суде по делам опеки с пренебрежением.
– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы отыскать свидетелей, – заверил я Роберта. – Есть как минимум викарий, с которым Майкл имел дело шесть лет назад. Мне поможет собственный клерк, поднаторевший в подобных вопросах. Если свидетели существуют, мы непременно найдем их. Но сначала мне надо сходить в Сиротский суд, посмотреть, что именно написал Кафхилл в своем иске.
– Кроме того, вам нужно переговорить с Дириком.
– После того, как я увижу бумаги и ознакомлюсь с показаниями свидетелей.
– Я сталкивался с Дириком, – продолжал Уорнер. – Это сильный противник. Он, вне сомнения, скажет, что дело основано на бессмысленном обвинении, выдвинутом безумцем.
Юридический мирок Лондона невелик, так что репутация каждого из моих коллег хорошо известна всем остальным, даже если адвокаты и незнакомы между собой лично.
– Вот почему я хотел бы сперва выяснить общее положение дел, прежде чем посещать его, – пояснил я. – А скажите, какое впечатление произвела на вас миссис Кафхилл?
– Бедная женщина охвачена горем, она находится в полном смятении. И вполне вероятно, просто ищет козла отпущения, чтобы обвинить его в смерти своего сына. Но я не сомневаюсь в том, что вы сумеете докопаться до самого корня истины. – Мой собеседник печально улыбнулся. – И вы еще опасались, что вам поручат какое-нибудь политическое дело! Это читалось на вашем лице, когда вы вошли.
– Да, брат Уорнер, боюсь, что так.
– Королева всегда выполняет свои обещания, брат Шардлейк, – промолвил Роберт с укоризной. – И всегда поможет своей старой служанке, оказавшейся в беде.
– Я знаю это. Мне не следовало бы сомневаться в ее слове.
– Королева Екатерина Парр с большей добротой относится к своим старинным друзьям, чем все ее предшественницы после первой супруги короля.
– Екатерины Арагонской.
– Да. Она также была доброй женщиной, хотя у нее имелись свои недостатки.
Я улыбнулся:
– Например, ее приверженность католицизму.
Коллега серьезно посмотрел на меня:
– Да, и не только это. Однако я и так уже сказал больше, чем следует. Вести разговоры на политические темы опасно, хотя сильные люди страны сейчас не имеют времени для интриг. Хартфорд, Норфолк, Гардинер теперь в отъезде, заняты выполнением военных поручений. Но если нам удастся пройти через войну, нисколько не сомневаюсь, что все начнется сначала. Католическая партия не любит королеву Екатерину. Вы видели ее книгу?
– «Молитвы, или Размышления»? Да, она прислала мне в прошлом месяце один экземпляр.
Уорнер посмотрел на меня проницательным взором:
– И что вы о ней скажете?
– Я не знал, что сердцем ее величества владеет такая печаль. Все эти молитвы призывают нас оградиться от стрел несчастий, которые посылает в нас сей бренный мир, в надежде на спасение в мире грядущем.
– Друзья советовали ей исключить некоторые отрывки, слишком уж отдающие проповедями Лютера. И к счастью, она послушала нас. Королева всегда предельно осторожна. Например, сегодня она не сделала и шагу из своих покоев, поскольку сэр Томас Сеймур находится в Хэмптон-корте.
– Этот сорвиголова! – воскликнул я с чувством.
Я встречался сэром Томасом в ту пору, когда король всячески давил на Екатерину Парр, требуя стать его женой, в то время как она сама стремилась выйти за отважного Сеймура.
– Король посылал его проинспектировать все войска на юге Англии. Он явился, чтобы дать отчет Тайному совету.
– Не могу не радоваться тому, что у ее величества есть такие верные друзья, как вы, – со всей искренностью проговорил я.
– Да, мы бережем ее. Кто-то должен заниматься политикой, – добавил Роберт.
Я ступил на залитый солнцем двор. Астрономические часы над аркой показывали четыре часа. Сложенные из красного кирпича здания почти не отбрасывали тени, а над раскаленной мостовой подрагивал воздух. На лбу у меня выступил пот. Гонец в королевской ливрее быстро проскакал через двор под противоположную арку, быть может, спешил доставить какую-то депешу для армейского командования.
Тут я заметил двоих мужчин, которые стояли в дверях и смотрели на меня. Я узнал обоих, и сердце мое упало. Уорнер сказал, что сэр Томас Сеймур находится в Хэмптон-корте, – и пожалуйста, вот он прямо передо мною, собственной персоной: в ярко-желтом дублете и черных лосинах на длинных стройных ногах. Его красивое лицо, окаймленное темно-рыжей бородой, казалось, по обыкновению, жестким и насмешливым. Сеймур стоял, уперев руки в боки, в той самой надменной позе, в которой немецкий живописец Ганс Гольбейн изобразил короля Генриха VIII. Возле него замер невысокий и аккуратный в своем адвокатском облачении сэр Ричард Рич, также член Тайного совета, последние десять лет охотно служивший орудием короля в самых грязных областях государственных дел. Насколько мне было известно, в прошлом году Рич отвечал за финансовую сторону вторжения во Францию. По слухам, он имел неприятности от короля, так как позволил себе при этом слишком плотно набить золотом собственные карманы.
Итак, оба они застыли молча и без движения, просто смотрели на меня: Сеймур с пренебрежением, а Рич с этаким тихим холодком в глазах. Они знали, что человек моего ранга просто не может обойти их стороной. Сняв с головы сержантскую шапочку, я приблизился к ним, стараясь ступать по возможности уверенно, и низко поклонился.
Сеймур заговорил первым:
– Мастер Шардлейк, давненько мы с вами не встречались! А я-то думал, что вы безвылазно засели среди судейских крючкотворов. – И он с ехидной улыбкой широко повел вокруг рукой. – Небось стрижете золотишко с поссорившихся глупцов, в то время как доблестные англичане, истинные патриоты, обороняют отечество от врагов…
Он выразительно оглядел меня с головы до ног, намеренно задержав взгляд на моей спине.
– Бог ограничил мои возможности, – отозвался я.
Томас расхохотался:
– Да уж, именно так!
Я не стал отвечать, зная, что Сеймуру скоро надоест осмеивать меня и он позволит мне идти собственным путем. Но тут заговорил Рич, спокойным и резким голосом:
– Какое дело привело вас сюда? Мне и в голову не приходило, что вы посмеете вновь приблизиться к королевскому дворцу. После того раза.
Он имел в виду мое пребывание в Тауэре, куда отправил меня по ложному обвинению, чтобы выиграть дело. Сэр Ричард ведал тогда Судом казначейства, который управлял захваченными королем землями монастырей. Я же защищал интересы лондонского Сити, и моя возможная победа уменьшила бы цену некоторых из этих земель. Рич прибег к услугам лжесвидетелей, чтобы заключить меня в тюрьму как изменника. Он охотно довел бы дело до казни, однако меня, к счастью, удалось оправдать. Тем не менее в Сити были настолько напуганы, что отказались от иска.
Усилием воли заставив свои ноги не подгибаться, я ответил:
– Я нахожусь здесь по делу, сэр Ричард. По приглашению брата Уорнера.
– Адвоката королевы? Надеюсь, что Екатерина не отправила вас защищать еретиков, как в прошлом году поступила с самим Уорнером?
– Нет, сэр Ричард. Это всего лишь гражданский иск. Защита интересов одной из старых служанок королевы.
– В каком же именно суде?
– В Сиротском.
Рич и Сеймур дружно расхохотались. Басовитый смех сэра Томаса резко контрастировал со скрежещущим смешком его спутника.
– Ну, желаю вам развлечься, – проговорил сэр Ричард.
– Надеюсь, вам хватит денег на подкуп чиновников, – добавил Сеймур. – Без этого никак не обойтись.
Я предполагал, что слова эти встретят отпор со стороны Рича: он служил в судебном ведомстве, и таких, как он, обыкновенно оскорбляло упоминание о коррупции в их рядах. Но сэр Ричард лишь чуть улыбнулся в ответ и спросил:
– Но кто, интересно, наполнит его кошель, сэр Томас?
– Надо думать, слуга Екатерины. Если бы сама королева захотела оплатить чьи-то судебные расходы, это было бы не вполне законно.
– Не сомневаюсь, что ее величество проследит за тем, чтобы все правила приличия были соблюдены, – ответил я. – Высокая честность ее общеизвестна.
Этот ответ был смелым, даже дерзким, однако пришло время напомнить им, кем является моя покровительница.
Рич склонил голову:
– Ходят слухи, что ее величество не раз прибегала к вашим услугам в качестве законника. Я нахожу это несколько странным, с учетом того мнения, которое король высказал о вас в Йорке. – Он повернулся к сэру Томасу с улыбкой. – Мастер Шардлейк вызвал неудовольствие его величества и претерпел публичное унижение за свой проступок.
С этими словами он склонил свою небольшую голову набок, и я заметил, что его прикрытые шапкой волосы начали седеть.
– Повесть сия мне известна, – отозвался Сеймур. – Он назвал Шардлейка пьяным и горбатым пауком перед половиной Йорка. – Тут он снова расхохотался.
Сэр Ричард же слегка поклонился, отпуская меня:
– Берегите себя, мастер Шардлейк.
В смятении я отправился прочь, ощущая на себе их взгляды. Да уж, мало радости встретить этих двоих сразу. А я-то надеялся, что Рич давным-давно забыл про меня. Страшно было подумать, что его злобные глазки все это время следили за мной! Впрочем, он, вне сомнения, приглядывал за всем мелким людом, ожидая, пока кто-нибудь не запутается в его сетях. Слава богу, я находился под покровительством королевы. Лишь пройдя под аркой и оказавшись вне поля зрения злобной парочки, я позволил себе вытереть лоб.