– Зато в течение тридцати семи лет, практически с самого момента образования Коуриджской каторги, не было осуществлено ни одной успешной попытки побега с нее!
– А что, кто-то еще и пытается?! – обалдело воззрился я на него, с трудом отводя взгляд от непроходимого ковра стеклянных лезвий, игл и шипов.
– Да бывает, – уклончиво ответил на мой прямой вопрос начальник каторги, явно не желая развивать тему.
Это зародило во мне закономерные подозрения. Похоже, несмотря на всю очевидную нереальность осуществления побега из этого места и на то, что сама такая попытка, учитывая все те жуткие препятствия, созданные местной охраной на пути к свободе, является полным безумием, бежать отсюда каторжанки пытаются довольно-таки часто… От хорошей жизни, наверное.
– Нужно немедля вытаскивать отсюда Энжель! Немедля!.. – выдал я вслух, до глубины души проникшись увиденным и из-за этого чуть позабывшись.
И невольно стиснул оказавшийся в левой руке повод своего коня. До скрипа сминаемой заскорузлой кожи. Этот тонкий, раздражающий слух скрип и заставил меня опомниться, быстро ослабив хватку сжимающегося кулака. До того как конскому поводу был нанесен непоправимый ущерб.
«Да уж… чуть не сорвался на пустом месте», – мысленно укорил я себя и несколько смущенно покосился на обретающихся поблизости людей. Дабы выяснить, как они отреагировали на мою вспышку.
Но тут все было в полном порядке. Не понадобилось даже извиняться. Мой нечаянный возглас, несмотря на его отчетливость, был начисто проигнорирован как высоким каторжным начальством в лице моего спутника, так и парой рядовых охранников у запертых ворот. Все деликатно сделали вид, что ничего не услышали. И глаза отвели. Дескать, они тут не при делах.
– Идемте же, сэр Кэрридан, – кашлянув, поторопил сопровождающий после совсем крохотной заминки. Он приглашающе махнул рукой, увлекая за собой.
– Да, конечно, идемте, – тотчас же согласился я, решительным усилием воли безжалостно задавливая беспокойство и смятение, охватившие меня при виде навевающих жуть заградительных бастионов Коуриджской женской каторги.
И последовал за здешним набольшим дальше по своеобразной аллее, больше похожей на какой-то тоннель, стены и высокий арочный свод которой были сотворены из многослойной паутины стальной колючей нити, крепящейся на часто стоящих Г-образных металлических столбах-опорах. А там – вторые ворота. Только не деревянные, сплошного набора, как первые, а уже железные, решетчатые. Для вящего эффекта еще и густо оплетенные все той же колючей нитью. Хотя в дыры меж прутьев, для пущей надежности конструкции скованных кольцами в местах соединения, и без того не пролезть ни одной беглянке размерами крупней домашней кошки.
Я уже не стал ничего говорить, глядя на все это невероятно дорогое, если судить по количеству использованного металла, сооружение, через которое не проскользнет, не ободрав бока, пожалуй, даже мышь. Только головой покачал. Но когда мы, преодолев половину расстояния от ворот до ворот, миновали самый настоящий стиарх… Я уже просто не смог смолчать.
– У вас что тут, контрабандистов немерено, что ли, водится? Раз казне пришлось раскошелиться и поставить сюда дорогущий стиарх, кои даже не на всякой таможне имеются? – вопросил я, едва мы очутились за серебристой аркой, полыхнувшей алыми рунами и коротко, пронзительно звякнувшей дважды в момент нашего прохождения под ней.
– Есть, конечно, среди наших заключенных и контрабандистки, но они здесь совершенно ни при чем! – рассмеялся обернувшийся начальник каторги. И чуточку снисходительно пояснил: – Стиарх здесь установлен исключительно для фиксации и сличения аур следующих этим путем людей. Чтобы ни одна из наших подопечных не совершила побег, спрятавшись в каком-нибудь отъезжающем от нас обозе.
– Ясно, – удовлетворился я этим объяснением. Нисколько не приоткрывающим, впрочем, завесу тайны над тем, почему казна пошла на такие расходы, установив здесь стиарх. Зная наших чинуш, известных крохоборов и жадюг, скорей можно было бы ожидать, что они просто повесят на местную охрану обязанность по тщательному досмотру следующих с каторги обозов.
«Пробивное, видать, здесь начальство», – хмыкнув про себя, поделился я своими мыслями с бесом.
«Ага, без крупной взятки тут явно дело не обошлось!» – согласился он и, живо озираясь по сторонам, лапки потер.
– Открываем! Запускаем! – меж тем отдал распоряжение начальник каторги отирающейся у решетчатых ворот четверке охранников в полных кожаных бронях.
Один из них, повесив на плечо стреломет, стоящий на боевом взводе, принялся сдвигать с нашего пути колючую преграду. Ворота-то эти, вторые, хитрые оказались: нараспашку не открывались. Не иначе с той целью, чтобы их нельзя было выбить, бросив на них, к примеру, коня. Они сдвигались влево, скользя небольшими колесиками по массивным металлическим желобам-упорам сверху и снизу.
Миновав и эти ворота, мы очутились уже во внутреннем дворе каторги. Огромном, надо заметить, дворе. Учитывая, что разместился здесь не один десяток здоровущих зданий, – и все равно простора осталось достаточно. Все, считай, строения наособицу из-за этого стоят. Только два, из числа самых больших, в которых по практически полному отсутствию окон легко угадываются склады, рядом друг с другом расположились. А еще хватило места для немалой конюшни и некоего подобия гостевого дома прямо у входных ворот.
– У вас тут что, настоящий постоялый двор поставлен? – с отчетливым удивлением вопросил я, когда ко мне из-под навеса метнулся конюх, одетый вполне обычно, отнюдь не в форменный черный мундир, и попытался забрать повод коня.
– Да нет, что вы! Здесь только конюшня да простенькая харчевня, где можно лишь слегка перекусить и чайком побаловаться, – живо ответил начальник каторги. – А на постой у нас, разумеется, остановиться нельзя. – И доверительно поделился: – Люди-то ведь ладно, но животные определенной заботы требуют. Вот и пришлось место им обустроить, где они могут передохнуть, пока грузятся или разгружаются обозы. Ну и заодно уже для возниц харчевню поставили.
– А, понятно, – кивнул я, снимая с крупа коня переметную суму и вручая уставшую животину заботам конюха.
– Не стоило, в общем-то, беспокоиться, у нас не воруют, – мельком глянув на мои действия, тонко улыбнулся здешний набольший. Не сдержавшись, он рассмеялся: – Побаиваются, видя перед собой отчетливый пример того, чем это грозит!
– Да я не из-за каких-то опасений о своем имуществе так поступил, – заверил я, легко забрасывая тощую суму на левое плечо и похлопав по ней ладонью. – Просто здесь все бумаги, включая удостоверяющие мою личность, лежат. Вдруг что понадобится при оформлении.
А о том, что там же находятся и практически все мои деньги, я своего собеседника, понятно, просвещать не стал. Ибо не настолько меня тревожит их сохранность. В отличие от документов, от которых зависит освобождение Энжель.
– А, ну если так, то конечно, – легко принял объяснения начальник каторги, покосившись на мое явно недешевое оружие, оставшееся притороченным к седлу. – Не хотите ли с дороги перекусить? – вдруг предложил он.
– Что? Перекусить? – изумленно воззрился я на него, не поверив поначалу своим ушам.
В уме просто не укладывалось, как вообще можно такое предложить, зная, сколь серьезная причина привела меня на каторгу! Неужто здесь в порядке вещей приехать кого-то вызволять, особо не спеша при этом забирать свою подопечную?! Вроде как нет никому дела до того, нескончаемым часом больше она в столь жутком месте будет пребывать или целым мгновением меньше.
Мне стоило изрядных усилий не дать излиться охватившему меня возмущению. И охладило мой пыл, пожалуй, только нежелание портить так вот сразу отношения со здешним начальством. Потому я лишь резко мотнул головой, отказываясь от поступившего предложения. А затем, не позволяя эмоциям прорваться в голос, бесстрастно заметил:
– Давайте лучше сначала разберемся с делом, по которому я прибыл. А там уже можно будет и перекусить.
– Так эйра Риатиса все равно пока нет, а без него ваше дело никак не разрешить, – ошарашил меня неожиданным заявлением спутник.
– То есть как это – нет? – тупо переспросил я, уставившись во все глаза на человека, почитаемого мной за начальника Коуриджской каторги.
– Ах да, я же совсем забыл представиться! – едва не хлопнул себя по лбу тот. И немедля отрекомендовался, склонив на мгновение голову и прищелкнув каблуками, ровно как какой-то гвардеец: – Оскар Бартинелли, старший триарх Надзорного ведомства. Сегодняшний ответственный по каторге.
– Так и что же теперь? – промедлив чуть, спросил я, растерянно глядя на него.
– Да ничего, – легкомысленно пожал плечами Бартинелли. – Эйр Риатис на службу обыкновенно к девяти часам прибывает. Так что нужно лишь немножко его подождать.
– Вот как? – пробормотал я и потянулся было к затылку, чтобы почесать его, да вовремя опомнился и отдернул руку. Наверняка ж невместно благородному сэру так по-простецки на людях поступать.
– Именно, – подтвердил Бартинелли, добавив благожелательно: – Потому я и предложил вам перекусить, чтобы время скоротать.
– Ясно, – наигранно бодро протянул я, усилием воли скрывая свое расстройство возникшей проволочкой. Да тут же, встрепенувшись, с надеждой спросил: – А повидаться мне пока с леди Энжель нельзя?
– Сожалею, сэр Кэрридан, но нет, – сокрушенно развел руками ответственный по каторге. – Свидания с заключенными возможны только с разрешения эйра Риатиса или его заместителя, и лишь в строго отведенный для этого час – с двух до трех пополудни. Таковы правила.
– Вот демон! – негромко ругнулся я. И все же почесал озадаченно в затылке, размышляя над тем, как же мне теперь быть. А затем осведомился: – Ну а тогда хотя бы просто уведомить леди Энжель о моем прибытии и ее скором освобождении возможно?
– Давайте лучше вы ей сами об этом скажете, когда будут улажены все формальности, хорошо? – после совсем крохотной заминки предложил старший триарх, отчего-то не пожелавший пойти мне навстречу и в столь малом. И поспешно добавил, не иначе чтобы сгладить впечатление от своего отказа: – Да вы не беспокойтесь так, сэр Кэрридан. Я вас заверяю, ничего страшного с крошкой ди Самери за оставшееся время ее пребывания здесь не случится.
– Ну если вы так говорите… – разочарованно вздохнул я, смиряясь с тем, что бедной златовласке придется еще порядка двух часов провести на каторге, даже не ведая о своем скором освобождении.
– Так что, не желаете ли пока перекусить? – тотчас же повторил свое предложение Бартинелли. И со смущенным смешком произнес: – А то, признаться, вы, сэр Кэрридан, своим появлением прямо от трапезы меня оторвали.
– Да даже и не знаю, если честно, как тут быть, – после непродолжительных размышлений простодушно сознался я. И выразительно повел носом, намекая, что банально кусок в горло не полезет при таких-то несравненных ароматах, витающих в здешнем воздухе. Хотя по уму перехватить чего-нибудь, в общем-то, следовало бы. Потому как в последний раз ел толком я еще в Римхоле.
– Ах вот в чем дело! – немедля понял мою проблему Бартинелли и, заулыбавшись, потянул меня за собой. – Ничего, сэр Кэрридан, ничего. Уж этот момент мы быстренько поправим. Вот только заглянем сейчас к нашему старшему алхимику – тьеру Морину и раздобудем у него доработанный им «Поглощающий покров Воздуха»… Здешние ароматы моментально перестанут ваше обоняние раздражать.
– А отчего здесь вообще столь отвратно благоухает? – поинтересовался я уже на ходу, поспешая за своим сопровождающим и едва сдерживая порыв заткнуть нос рукавом. Ибо пахнуло вдруг в нашу сторону особенно мерзко.
– Так ведь наша каторга создана на основе дубильно-красильного производства. Вот и ароматы соответствующие, – бросил на меня удивленный взгляд торопящийся вернуться к столу служащий Надзорного ведомства.
– Ну тогда понятно, – удовлетворенно хмыкнул я, разом разобравшись в том, отчего на Коуриджской каторге не продохнуть от смрада. Выделка кожи – это дело такое. Крайне нужное и выгодное, но жуть какое вонючее.
– Неужели вы не знали о нашей деятельности, сэр Кэрридан? – поинтересовался как бы между прочим Бартинелли.
Я отрицательно помотал головой, не став, впрочем, просвещать своего спутника о том, что до четвертого дня даже слышать не слышал о Коуриджской каторге, а о том, что здесь пребывает Энжель, даже в страшном сне не представлял.
На это старший триарх с какой-то даже обидой провозгласил:
– А ведь наша каторга как-никак почти треть потребностей коронных служб в кожах и крашеном сукне закрывает!
– Ничего себе!
Названный объем произвел на меня неизгладимое впечатление. У меня даже воображение спасовало при попытке представить себе подобную гору кожи и сукна… Я с любопытством спросил:
– Сколько же у вас народа занято этим делом, что вы можете позволить себе выдавать такие чудовищные объемы продукции?
– Ровно две дюжины вольнонаемных мастеров и каторжанок тысяча четыреста без двух, – был дан мне исчерпывающий ответ на этот вопрос.
– Да уж, немало.
Теперь я уже совсем по-новому взглянул на жуткий охранный периметр каторги. Ведь если бы не эти невероятные барьеры, пробирающие до дрожи одним только своим видом, то, дабы полностью исключить побеги, здесь пришлось бы держать охраны как бы не пару сотен человек. Коих здесь явно не наблюдается. Пара человек у калитки, к которой меня тянет Бартинелли и которая сделана в заборе из все тех же колючих стальных нитей, натянутых, словно струны, меж редких металлических столбов-опор в четыре ярда высотой, отделяющих территорию складов от остальной части каторги. Шесть человек у внешних и внутренних ворот и еще сколько-то – всех сразу мне не видно – слоняется по посыпанной гравием тропинке вдоль ограды, не иначе как обходя периметр. Ну и плюс их обязательная смена. То есть общим счетом – порядка тридцати человек. Ну максимум – сорок, если здешними правилами предусмотрено наличие какой-нибудь тревожной группы немедленного реагирования. И это при том, что томятся здесь почти полторы тысячи каторжанок…
Нет, можно, конечно, допустить, что большая часть охраны где-то от меня прячется, но я с ходу отмел это предположение как совсем уж нелепое. Ибо я же не проверяющий какой-нибудь из столицы, чтобы еще до моего появления все по норам разбегались и не спешили нос казать.
Меж тем мы минули калитку, открытую без лишних слов для нас охраной, и выбрались, таким образом, со складской территории. Вдоль колючей ограды двинулись по набитой тропке к высокому зданию из обожженного кирпича, над многочисленными высокими тонкими трубами которого курился легкий, почти мгновенно рассеивающийся дымок. Оттуда несло резким специфическим запахом алхимических веществ.
Минуты три спустя мы добрались до этого строения. Дошли практически до его входа, выполненного в форме широких ворот, что в данный момент были распахнуты настежь.
– Обождите, сэр Кэрридан, – вдруг остановил меня старший триарх, в последний момент не дав ступить с тропки, по которой мы сюда пришли, на накатанную гравийную дорогу, уходящую от ворот здания куда-то в глубь каторги. И добавил, вынуждая отступить еще дальше назад от этого бледного подобия имперского тракта и кивая на проем ворот: – Надо их пропустить.