– Данилова, к вам пришли!
Ага, значит, Петр Андреевич не просто поболтал с очередной пациенткой, а принял какие-то меры. В смысле, привлек к моему делу внимание правоохранительных органов.
– Майор Степанов, – представился новоприбывший. – Пришел побеседовать с вами о недавних… событиях.
– Спасибо большое, – искренне поблагодарила я.
– Не за что, работа такая. Так в чем проблема, Нина Максимовна?
– Проблема в том, что я не покушалась на свою жизнь, так что психически вполне здорова.
– А волосы зачем спалили?
– Зачем их спалили мне? – уточнила я. – А затем, чтобы раз и навсегда отбить охоту затевать разговор о разводе. Это чисто мужская привилегия, как оказалось.
– То есть волосы вам сжег муж? Я правильно понимаю?
– Абсолютно. Зажег все четыре конфорки и нагнул меня над плитой спиной к огню.
– В заключение «Скорой» написано, что вы были в состоянии…
– Сильного алкогольного опьянения, – устало завершила я уже знакомую фразу. – Только в заключении не сказано, что спиртное мне в рот влили тогда, когда я уже была в шоковом состоянии от страха и боли.
– Вы хотите сказать, что вас напоили силком?
– Не напоили, а напоил. Вполне конкретный человек, мой собственный супруг. Сначала он расправился с моей шевелюрой, а потом соответствующим образом выстроил мизансцену.
– А вы не преувеличиваете?
– Господин майор, вам наверняка доводилось видеть попытки самосожжения. Ну, если не лично наблюдать, то хотя бы в кино. Человек обливает себя бензином с ног до головы, а потом подносит спичку или зажигалку…
– К одежде, – машинально закончил майор.
– Именно. Очень неудобно поджигать волосы, особенно длинные. Они ведь всю спину закрывают, у меня, например, закрывали даже, извините, «казенную часть». И как я, по-вашему, ухитрилась их спалить, не причинив вреда остальному?
– Все, что вы рассказываете, действительно странно. Хотите написать заявление о применении к вам силовых методов?
– Знаете, не просто хочу – мечтаю.
– Посадить думаете?
– Обязательно. Только не в тюрьму.
Майор воззрился на меня в полном изумлении:
– А… куда же?
– Да хоть сюда вот, – безмятежно ответила я. – Или в другую какую-нибудь психушку, покруче. Чтобы палаты – на двенадцать человек, пациентов к койкам привязывают и в туалет – только под конвоем.
– Мысль интересная, – хмыкнула майор. – Но если давать делу ход, вашего супруга все равно для начала могут только в КПЗ упрятать.
– Это уже детали. Я хочу выйти отсюда и развестись. Не хочу жить с человеком, который способен на такое. Не хочу и не буду.
– Пишите заявление, Нина Максимовна.
– Давайте бумагу, ручку и диктуйте.
На написание заявления ушло минут пятнадцать, после чего майор счел своим долгом меня предупредить:
– Вы особенно не обольщайтесь. Свидетелей не было, как все произошло на самом деле, знаете только вы двое. И у каждого своя версия.
Я только плечами пожала.
Майор ушел. Больше всего меня злило отсутствие часов: обед уже был, а сколько времени осталось до ужина – неизвестно, заняться абсолютно нечем. Разве что покурить…
Когда я вернулась из туалета, то обнаружила, что моя соседка снова открыла глаза и лежит, разглядывая потолок.
– Пить хочешь? – спросила я. – Или покурить?
– Умереть я хочу, – неожиданно внятно, хотя и тихо произнесла Вика. – Вот и все.
– Ты это брось! – испугалась я. – Вон, один раз уже попробовала не жить, сама видишь, что получилось. И врачу ничего не говори.
– А с врачом я вообще разговаривать не собираюсь. Помоги мне встать, пожалуйста.
Я помогла ей добраться до санузла, где она пробыла достаточно долго. А когда снова вернулась в палату, то налила себе сока, достала из тумбочки плитку какого-то шоколада и угостила меня. Мне эта ее щедрость вдруг стала подозрительной.
– Не бойся, я тебя не подкупаю, – будто бы прочитав мои мысли, улыбнулась Вика. – С тобой я общаться буду, с врачами – нет. Пока, во всяком случае.
– И сколько ты собираешься молчать?
– Ровно столько, сколько потребуется, чтобы все обдумать и понять.
Что ж, логично. Просто так человек себе вены резать не будет, для этого нужны достаточно уважительные причины. Пусть помолчит, подумает.
– Я слышала твой разговор с милиционером, – сказала Вика. – Одна ты с этим делом не справишься. Если только твой муж чистосердечно во всем не признается, точнее, не явится с повинной.
– Это вряд ли, – вздохнула я. – Мама записку прислала, муженек мой в срочную командировку отбыл.
– Это возможно?
– Теоретически – да. Но обычно он мне о командировках заранее говорит, только возвращается всегда внезапно.
– Значит, липа, – равнодушно констатировала Вика. – Может, и уехал, только не в командировку. Ему сейчас встречаться с милицией вроде бы ни к чему.
– Значит, взял отгулы и куда-то смылся, – согласилась я. – Чутье на неприятности у него всегда было отменное.
– А пока он не объявится, дело никто не начнет. Верно?
– Более чем, – согласилась я.
– Вот видишь…
В этот момент начала открываться дверь в палату и Вика молниеносно приняла уже знакомое мне положение: лицом к стене. На сей раз нам принесли по стакану какой-то мутноватой жидкости типа компота и по паре печений. Когда санитарка ушла, Вика повернулась ко мне и сказала:
– Надо барахтаться. Сбивать молоко в масло, иначе потонем. Думаешь, я сама себе вены резать решила? Нет, Нина, не одну тебя подставили, мы обе – в одной команде.
Глава третья. Золотая клетка. Виктория
Сколько себя помню, столько мечтаю стать некрасивой. Да-да, именно об этом мечтаю, хотя у всех нормальных (и ненормальных, наверное, тоже) девушек мечты всегда прямо противоположны моей. Они грезят об идеальной фигуре, смазливом личике, поскольку считают, что все это автоматически обеспечивает яркую и невероятно счастливую жизнь.
Если бы это было так, я была бы самой счастливой женщиной на свете. Красотой родители и природа наградили меня с избытком. Но – в порядке компенсации, полагаю, – снабдили совершенно неженским складом ума и полнейшим равнодушием к представителям противоположного пола. И это еще не все.
Меня угораздило родиться в семье с достатком, мягко говоря, ниже среднего, зато с целой кучей практически неразрешимых проблем. Мы жили в двухкомнатной смежной «хрущобе» с совмещенным санузлом и крохотной кухней, причем на первом этаже, а значит – даже без балкона, зато всегда – в полумраке. Отец систематически пропивал всю зарплату слесаря ЖЭКа, мать работала медсестрой на две ставки, да еще бегала делать уколы частным образом, бабушка медленно, но верно сползала в маразм, а мой старший брат старался проводить дома как можно меньше времени. Где его носило целыми днями – оставалось только догадываться, и просто чудо, что все как-то обходилось без конфликтов с милицией.
Мне же мальчишки не давали прохода класса с шестого, за что меня же люто ненавидели чуть ли не все девчонки в школе. Я была хуже всех одета, но все равно… Да еще и училась исключительно на «пятерки». Особых усилий от меня это не требовало: я с первого раза запоминала прочитанную страницу с точностью до запятой, а все, сказанное учителем на уроке, могла дословно повторить даже несколько месяцев спустя. В результате я была самым настоящим изгоем и никак не могла понять: за что? Я же не виновата в том, что у меня хорошая память.
Подруг у меня, естественно, не было, ни на какие вечеринки и дискотеки я не ходила (да и не в чем было бы ходить!), зато научилась виртуозно обращаться с пьяным отцом и полусумасшедшей бабкой. То время, которое у меня оставалось свободным от них и разных домашних дел, я тратила на чтение.
А потом в нашей школе появился компьютерный класс… Господи, как же я была счастлива! Этап «чайника» я преодолела за считанные недели, а потом с каждым днем становилась все более и более умелым компьютерщиком. Мне казалось, что мы с умной машиной составляем одно целое. А уж когда я научилась сама писать программы и создавать компьютерные игры, все остальное фактически потеряло для меня смысл. Я жила только тогда, когда сидела перед монитором и нажимала на клавиши.
Увы, о собственном компьютере я могла только мечтать. Все заработанные мамой деньги уходили на самое необходимое. Мне же подрабатывать было некогда: бабушка уже нуждалась в круглосуточном уходе.
Школу я закончила с золотой медалью и, ни на секунду не задумываясь, подала документы в МГУ на мехмат. Вступительных экзаменов у меня не было: за время учебы в школе я столько раз становилась лауреатом и победителем всевозможных физико-математических олимпиад, что грамотами можно было бы обклеить всю нашу квартиру. Иногда я об этом задумывалась почти всерьез: ремонт нашему жилищу требовался уже давно, а денег не было даже на обои.
Впрочем, в этом – в отсутствии денег – была виновата и я сама. Сколько раз мне на улице предлагали «сняться в кино», стать «лицом рекламы» неизвестно чего, фотомоделью, манекенщицей! Я только отмахивалась, искренне не понимая, как можно заниматься такой чепухой, если есть возможность стать высококлассным специалистом по компьютерам. Обыкновенные же свидания, которые мне пытались назначить по десять раз на день, я просто игнорировала.
Как я уже говорила, мужчины меня не интересовали совершенно, а об отношениях полов я узнала слишком рано и слишком много: супружеская жизнь моих родителей, то есть ее интимная сторона, фактически происходила на моих глазах и совершенно не вдохновляла, а вызывала чувство омерзения. Да еще – острую жалость к матери, которая то и дело «залетала» и потом наспех и по дешевке делала аборты. В неполные сорок пять лет она выглядела на все шестьдесят, да еще с хвостиком.
Но… от судьбы, как говорится, не уйдешь. Поэтому первая физическая близость с мужчиной у меня произошла без всяких свиданий, ухаживаний и тому подобной чепухи. Меня элементарно изнасиловали, когда я возвращалась вечером домой из института. Изнасиловали три пьяных подонка, лиц которых я от ужаса и отвращения даже не разглядела…
Когда я, чуть живая, доползла до дома, мама, не вникая в суть произошедшего, назвала меня шлюхой и наградила оплеухой. Вот и вся поддержка, которую я получила. Слава Богу, что не забеременела: вряд ли я бы смогла пережить еще и это.
Между тем, Интернет был уже не научной фантастикой, а просто новым образом жизни. И сама жизнь стала для меня чуть-чуть полегче: бабушка умерла, брат подался на ПМЖ куда-то за границу и в квартире стало заметно просторнее. Отец, правда, пил по-прежнему, но у меня теперь была своя маленькая комната и по сравнению с прошлыми годами все выглядело просто детскими игрушками. Главное: я могла какое-то время побыть совершенно одна, ни с кем не общаясь.
Кое-какие деньги я теперь зарабатывала сама: писала программы, делала сайты, разрабатывала игры. Мама могла уже ограничиться одной ставкой и не надрываться – нам бы хватило. Но тут случилась настоящая беда: у мамы обнаружили какое-то редкое и плохо поддающееся лечению заболевание крови. Больница, лекарства, усиленное питание, снова больница… Теперь мне самой хватало денег только на то, чтобы не умереть с голоду.
Маму в очередной раз положили в больницу, и я в очередной раз пришла ее навестить. Но до палаты не дошла: меня перехватила заведующая отделением.
– Зайдите ко мне, деточка, – медовым голосом сказала она.
Я похолодела. Такое предложение могло означать только одно: смертный приговор матери. Но я ошиблась.
– Деточка, – сказала заведующая, усадив меня в кресло в своем кабинете, – вашей маме можно помочь. Появилось одно новое, очень эффективное лекарство. Но… очень дорогое, конечно.
Я оторопела: смеется она надо мной, что ли? Ведь прекрасно знает, что денег на дорогое лекарство у нас нет, едва хватает на дешевое.
– Я все понимаю, – закивала она сочувственно. – Но есть человек, который мог бы вам помочь. То есть оплатить весь курс лечения.
– И что от меня для этого требуется? – осведомилась я.
– Просто встретиться с ним и рассказать о своей проблеме.
– И все?!
– Ну, дальше вы уже сами договаривайтесь, но я думаю, что ничего такого страшного или, упаси Бог, криминального вам делать не придется. Он очень богат и очень… щедр. Любит помогать людям. Позвоните ему вот по этому телефону, сошлитесь на меня.
И она протянула мне белую визитную карточку с золотым обрезом, на которой было написано: Забелин Александр Борисович. И номер телефона. Ни должности, ни титула, ни звания – ничего такого, на что сейчас так падки все, у кого есть деньги, чтобы заказать визитку.
На следующий день я позвонила. По-видимому, это был его служебный телефон, поскольку приятный женский голос осведомился, как меня представить. И почти тут же я услышала в трубке сочный мужской баритон:
– Слушаю вас, Виктория.
– Александр Борисович, мне сказали, что…
– Да-да, я в курсе. Вот что мы с вами сделаем: приезжайте ко мне в офис… ну, скажем, через час. И мы спокойно побеседуем.
Если у меня и были какие-то страхи и предчувствия, то после этого короткого разговора они испарились без остатка. И я поехала по любезно названному мне секретаршей адресу: не в самый центр Москвы, но и не на ее окраину. Там, в окружении стандартных пятиэтажек я обнаружила обнесенный каменным забором участок, размером с футбольное поле, а на участке – внушительных размеров особнячок, выстроенный в довольно затейливом стиле. Эдакая смесь средневековой готики и раннего модерна.
Ворота распахнулись, едва я назвала в переговорное устройство свою фамилию. В вестибюле, в стеклянной будке солидных размеров сидел охранник. Он попросил у меня паспорт, а взамен выдал кусочек пластмассы: универсальный ключ, как оказалось.
Но ключ мне не потребовался. В вестибюле возник молодой человек атлетического сложения и осведомился:
– Вы Виктория?
Я кивнула.
– Я провожу вас к Александру Борисовичу. Пойдемте.
Вот это прием. Можно подумать, что не мне отчаянно нужен господин Забелин, а именно я позарез нужна ему.
Мы поднялись на второй этаж, прошли через запертую на кодовый замок дверь и, миновав небольшой коридор, оказались в приемной. За столом, уставленным всякой оргтехникой, сидела элегантная женщина средних лет, надо полагать, секретарша. При нашем появлении она встала и негромко сказала:
– Здравствуйте, Виктория. Вас ждут.
Она открыла одну из выходящих в приемную дверей и провозгласила:
– Александр Борисович, ваша гостья прибыла.
И сделала мне приглашающий жест. Несколько шагов по устилавшему пол нежно-зеленому бобриковому покрытию, и я оказалась в святая святых – кабинете самого шефа.
Наверное, подсознательно я ожидала увидеть один из тех роскошных кабинетов, который так любят показывать в телесериалах. Но это была всего лишь просторная, с двумя окнами комната, значительную часть которой занимали письменный стол хозяина (замечу, без единой бумажки) и приставленный к нему торцом длинный стол с креслами. Надо полагать, для заседаний. Целую стену занимали застекленные полки с книгами и разными сувенирами. Вот, пожалуй, и все.
Зато сам Александр Борисович уж точно поразил мое воображение. Это был жгучий брюнет, волосы у которого росли, кажется, везде, кроме… головы. Она была абсолютно лысой. Цепкие темные глаза украшали очки в символически-тонкой оправе. Ни золотой цепочки на груди, ни перстней… Не так я себе представляла мецената-миллионера.
– Присаживайтесь, Виктория, – мягко улыбнулся он.
Улыбка у него, кстати, была совершенно неотразимой.
– Можно просто Вика, – пискнула я, неловко плюхаясь в комфортное кресло для посетителей.
– Договорились, – снова одарил меня улыбкой собеседник.
В этот момент секретарша вкатила столик с каким-то невероятным количеством предметов: чайник, кофейник, чашки, вазочки с конфетами и пирожными, еще что-то… Действительно, прием по высшему разряду.