Мысли - Демидов Андрей Г. 10 стр.


– А что, хорошая идея! У нас-то хлопушки без глушителей! Может, заметят, олухи, нашу пропажу. Продолжайте стрелять, а я вернусь к нашим баранам!

Он прополз к столу, где громоздились отобранные материалы. Стащил их на пол и, щуря слезящиеся глаза, плотно связал между собой все бумаги и папки. Затем, разбив настольной лампой выходящее на улицу окно, вышвырнул бумажную пачку наружу. Немного подумал и послал вслед лампу, а потом добавил пишущую машинку. Из дыма появился полицейский:

– Патроны кончились. Но надеюсь, пальбу заметили. Я, кажется, посшибал пару горшков в окнах напротив… – Он задыхался, глаза его вылезли из орбит, как у поджариваемой рыбы.

– Там двор, к сожалению, глухой. К тому же твой лейтенант пока сообразит что за пальба, откуда, зачем… Он-то небось думает, что мы сейчас жрем сосиски с пивом в подвальчике за углом. Уф, как тяжело дышать! Будто в паровозной топке. Мне кажется, у нас минут десять от силы. Потом просто обрушатся перекрытия пятого этажа. Они как пить дать деревянные и уже прогорают снизу. – Хорст несколько раз топнул по дымящемуся под ногами полу: – Чуешь, как печет. Так вот. Бери все, что под руку попадется, и кидай из окна.

– … Э! – Вертхольц неожиданно закатил глаза и рухнул пластом, потеряв сознание.

Хорст издал пересохшим горлом странный звук, похожий на что-то среднее между смехом и предсмертным рыком затравленной волчицы. Хватаясь руками за горло и почти вслепую, он начал вышвыривать в окно, в которое уже врывалось жадное пламя, все, до чего мог дотянуться. На каски пожарных, на крыши их машин полетели стулья, обломки ящиков, процессоры и дисплеи компьютеров, ворохи канцелярских принадлежностей, тумбочка, туфли, рубашка, кобура…

Пожарные, скрипя от злости зубами, оттянули двух ушибленных своих товарищей к каретам скорой помощи. Затем они взобрались по подведенной к оконному проему пятого этажа пожарной лестнице и влезли внутрь конторы…

Через десять минут пожарные осторожно спустили вниз и на носилках отнесли к санитарным машинам двоих мужчин, едва подающих признаки жизни.

Врач констатировал ожоги кожи и легких. Он поправил под головой одного из пострадавших подушку и повернулся к сестре, которая обрабатывала ожоги аммиакосодержащим препаратом.

– Керстин, распорите всю оставшуюся на них одежду и вынесите ее из машины: паленым воняет невыносимо…

– Хорошо, господин Брандамайер.

В приоткрытое окно санитарной машины заглянул полицейский лейтенант, покосился на трубки капельниц, вползшие в вены и ноздри неподвижно лежащих:

– Господин доктор, вам еще одного принесли…

Доктор Брандамайер, торопливо хлопнув дверью, склонился над телом:

– Это уже не по нашей части. Он мертв. Огнестрельная рана в области левой лопатки, множественные переломы грудной клетки и костей черепа…

Из дверцы реанимационного фургона высунулась медсестра. Протянула Брандамайеру кусок обгоревшей бумаги с компьютерной распечаткой. Там поверху столбиков цифр было что-то написано от руки.

– Вот, нашла. У одного из них в кармане брюк было – как не сгорело – непонятно!

– Так, что здесь такое… Посмотрим. – Врач вплотную приблизил клочок бумаги к лицу и с трудом разобрал написанное: «Любому полицейскому с последующей передачей офицеру». – Керстин, отнесите это лейтенанту. Вон он курит у своей машины.

Сестра взяла послание и направилась к полицейскому. Однако на полдороге она не удержалась и, убедившись, что на нее никто не смотрит, развернула с интересом записку, но тут же разочарованно хмыкнула, не найдя в ее содержимом ничего душещипательного. На обгоревшем листе бумаги было всего несколько слов:

«Господин лейтенант, прошу вас отыскать пачку документов, брошенную мною с пятого этажа. Это очень важно. Фромм Хорст».

Глава 6

Ягов проиграл гейм на своих подачах, вместе с ним второй сет и, сунув ракетку под мышку направился к скамейке. По пути он с досады расшвыривал ногами разбросанные по всему корту ярко-зеленые мячики. На скамейке со скучающим видом его ждала Вера. Василий Ефремович сел рядом, обтер лицо махровым полотенцем и хлебнул из термоса сладкого чая:

– Ну что, Верочка, нравится тебе теннис?

– Ничего интересного.

Подул холодный осенний ветер. Вера поежилась, накинула на плечи поверх вязаного свитера куртку и, глядя, как дымится в стаканчике чай, спросила:

– А как зимой играть, снег же будет?

– Вот чудная. Для этого есть закрытые площадки. Можно было уже сегодня там играть, но здесь на воздухе приятнее. Хотя ты права. Под крышу нужно. Скорее всего, мы здесь последний раз в этом году. А тебе тоже надо начинать. Отец просил приобщить тебя к спорту.

– Вы для этого меня с собой взяли, Василий Ефремович?

– Конечно. Вон видишь того пожилого мужчину? У меня, зараза, постоянно выигрывает. Так у него тоже дочь. Играет уже два года. Причем неплохо. Вот на пару и будете… Эй, Феофанов! Прекратите сейчас же тренировать подачу, вы и так меня разнесли вчистую!

Мужчина, которому было далеко за пятьдесят, перестал сосредоточенно запускать через сетку мячи и улыбнулся:

– Замечание принимается, Василий Ефремович. А что, ваша молодая, очаровательная спутница, не хочет попробовать?

– Нет, она нас, стариков, стесняется. Ну, идите же сюда, попьем горяченького…

Ягов откинулся на спинку скамейки и окинул взглядом засыпанные листьями корты. Невдалеке, сквозь уже оголившиеся верхушки лип и кленов, проступала громада футбольного стадиона. По аллее, проложенной между кортами, шатались праздные прохожие. Они жевали чипсы или, изгибаясь, засасывали губами капающее мягкое мороженое. Некоторые подходили к ограждениям кортов и недоуменно, порой с насмешкой, а чаще с тщательно скрываемой завистью, смотрели на бегающих людей в роскошных спортивных костюмах и кроссовках. Эти играющие пары пожилых мужчин и женщин, экипированных «по полной программе», вызывали у прохожих чувство досады за то, что не они и не их прыщавые сопливые дети носятся в дорогой одежде за мячиками. Зеваки, стоя за проволочной сеткой, смотрели на совершенно странный для них мир. Мир из какой-то другой неведомой для них богатой жизни.

Ягов помахал рукой девушкам-подросткам, вцепившимся пальцами в сетку, и улыбнулся. Уж очень они напоминали своими раскоряченными напряженными позами плакат в защиту черного населения Родезии. Девушки вздернули неумело припудренные носы и, нарочито гордо прошествовав мимо мусорного бака и палатки пепси-колы, окруженной скучающей очередью, скрылись в боковой аллее.

– Что, испугались тебя девочки, Василий Ефремович? – ухмыльнулся Феофанов и сел рядом с Верой. Та подвинулась поближе к Ягову, отвернувшись от пахнущего едким потом игрока. Он же, не замечая этого, продолжал: – Неплохо сегодня идет. Почти все удары в поле… Но я так понимаю, игра на сегодня окончена, и нам нужно с вами кое о чем переговорить?

Ягов кивнул:

– Верочка, будь так любезна, сходи к выходу, взгляни, не приехал ли Горелов. Ты ведь знаешь Горелова? В очках такой…

– Знаю.

Девушка поднялась и, не вынимая кулачков из оттянутых рукавов свитера, похожая на пингвина, направилась к калитке. Она осторожно обходила размахивающих ракетками игроков и испуганно пригибалась, если кто-нибудь из них вскрикивал, выкладываясь в мощном ударе. Феофанов плотоядно проводил взглядом ее ягодицы, упруго перекатывающиеся под джинсами:

– Василий Ефремович, что это за дева такая чудная? В ресторанчик с ней нельзя ли сходить? Или это ваша пассия?

– Это дочь моего школьного друга. Считайте, что это моя дочь.

– Хорошенькая дочка. А почему же самого друга здесь нет?

– Давайте без намеков. У вас что, в Генштабе принято подкалывать партнеров? – Ягов поморщился и, потрогав пальцами обод ракетки и съехавшие струны, продолжал: – Я, собственно, позвонил вам потому, что к сегодняшнему дню должно было кое-что проясниться по нашему с вами делу. А именно, будет ли та поставка, о которой вы информировали?

Феофанов потер неожиданно вспотевшие ладони:

– Я могу дать положительный ответ. Да. Будет.

Ягов оглянулся – рядом никого не было. Он вдруг стал необычайно серьезным:

– А теперь подробнее. И кратко.

Феофанов кивнул:

– Недавно через афгано-пакистанскую границу прошел «гонец». Он передал список и параметры интересующего нас груза, охранять который должны бойцы «Ориона».

– Что такое «Орион»?

– Спецподразделение. В основном офицеры. Грубо говоря, наемники-профессионалы.

– Понятно.

Ягов на мгновение задумался.

– Бог с ними, с офицерами. Я вас прошу – говорите по существу. Вы же полковник Генштаба.

– Хорошо, буду краток, как на совещании начальников штабов. Хотя там все…

– Позвольте!

– Ладно, ладно. Кратко! Значит, так. Этот «почтальон» пришел по нашему каналу и сообщил, что количество, состав и цена груза устроили покупателя. Возникли разногласия только в вопросе транспортировки его из Союза. Кстати, позвольте мне в дальнейшем называть всю технику и аппаратуру «Проволокой», так удобнее.

Феофанов заерзал и заметно дрожащей рукой налил себе чаю. Ягов согласно кивнул:

– Что ж, пусть «Проволока», хотя можно было бы и не так явно. Но вам и карты в руки. Между прочим, мне до сих пор не ясен состав этой всей… – Ягов замялся, подыскивая нужное слово, – аппаратуры. Что это? Чем мы рискуем?

– Мы рискуем очень серьезно. Я вам сказал в прошлый раз только об навигационных приборах для стратегических бомбардировщиков, но это не все. Далеко не все… – Феофанов судорожно передернул плечами. – Кроме навигационных приборов и теплонаводящихся артиллерийских прицелов, там будут электронные системы наведения для средних ракет «земля-земля».

Ягов улыбнулся, положил ладонь на свое громко и часто стучащее сердце и закрыл глаза:

– Да намечается дело всей моей жизни. Масштаб, объем… Но, черт возьми, дело это действительно рискованное. В случае неудачи стопроцентный расстрел. А вам как видится? Вам, как полковнику секретного подразделения святая святых, мозга нашей армии?

– Мне? – Феофанов побледнел. – Расстрел?

– Ладно, ладно, не бойтесь, – Ягов улыбнулся, – хотя я теперь понимаю, почему у вас так трясутся руки. Связаться с криминалом… Скажите еще спасибо, что я не агент спецслужб одной из капстран. Например, Америки!

– Надеюсь, хотя до конца не уверен. Ведь я так сначала и думал, когда вы два года назад приклеились ко мне по этому делу с неохраняемыми армейскими оружейными складами в степях под Саратовом. Потом я рискнул поверить, что вы просто бандит, мафиози.

– Ну не надо таких слов. Я… предприимчивый человек. А что вы, если не секрет, сделали с теми деньжищами, которые получили за информацию по складам?

– Секрет. Но прошу вас, не будем об этом. Почему вы не дослушали по составу «Проволоки», не интересно?

– Очень интересно. Просто растягиваю удовольствие. Итак…

Феофанов выдержал паузу.

– Основа груза – электронная начинка для ядерных взрывных устройств. Семь комплектов.

– Ого! – Ягов азартно потер руки. – Может, оставить их себе?

– Нет смысла! – Феофанов пожал плечами. – Без заряда это просто груда проводов и непонятных деталей. Даже музыку через них не покрутишь.

– Образно мыслите, полковник. Однако сколько может стоить вся эта «Проволока», у вас есть прикидки?

– Зачем прикидки, – Феофанов обиженно хмыкнул, – есть точная цифра. Оплачиваем ведь мы сами, армия. Эту цифру я знаю.

Ягов нетерпеливо оборвал его:

– Не тяните…

– Девяносто два миллиона долларов. С хвостиком.

Полковник полез в сумку за сигаретами и закурил, глубоко затягиваясь, пуская дым через ноздри.

– Прекрасно! Даже если мы сплавим «Проволоку» в два раза дешевле, то навар будет сорок шесть лимонов с гаком. Ну, конечно, минус расходы на процесс…

Ягов рассмеялся:

– Вы молодчина, Феофанов. Подарили мне настоящую работу!

– Не обольщайтесь. Я, например, не представляю, как можно украсть такой груз и вообще как все это можно провернуть. Как получить деньги?

– Да, это непросто, но мы все придумаем. У меня есть один головастый очкарик, неудавшийся математик. Он все обмозгует и выдаст, я уверен, не один, а несколько вариантов возможных действий. Горелов его фамилия, должен с минуты на минуту подъехать.

Феофанов, казалось, не слышал Ягова. Он курил, постоянно поправляя волосы на лбу, ерзал пальцами по одежде, косил по сторонам и тяжело вздыхал. Василий Ефремович, усмехаясь, спросил:

– Вы что, полковник, боитесь подцепить блох, все смахиваете что-то с себя?

– Я боюсь «жучков».

– Это такие микрофончики маленькие?

– Именно.

– Они что ж, тоже летают? Как ракеты «земля-земля»?

– А бог их знает…

– Похвальная осторожность.

Ягов как-то странно посмотрел на генштабиста: «Спятил он. что ли, совсем? Не подвел бы, подлец…»

Неожиданно они оба обернулись. В спинку скамейки попал мяч игроков с соседнего корта. Над всей игровой площадкой стоял дробный, неровный звук ударов, глухие шлепки мячиков по асфальту и шорох падающих капель дождя с однотонного, будто закрашенного серым малярным валиком неба. И было видно, как по аллее от главного входа к скамейке идет Вера. За ней спешил маленький, почти лысый человек в длинном кожаном плаще, со старомодным портфелем в руках. Он что-то спрашивал девушку, та неохотно, через плечо отвечала. Потом махнула рукой в направлении кортов и, круто развернувшись, направилась в противоположную сторону к баскетбольным площадкам.

Горелов, а это был он, недоуменно проводил ее взглядом из-под старомодных очков в роговой оправе и двинулся дальше, уже заметив Ягова и Феофанова. Полковник заторопился:

– Давайте быстренько договорим. А то к вам направляется вон тот тип. Наверное, не стоит афишировать наше знакомство при посторонних.

– Не стоит. При посторонних действительно не стоит. Но это, – Ягов указал рукой в сторону спешащего к ним, – один из немногих посвященных во все подробности. Это Горелов. Именно он будет прорабатывать все варианты, и он как раз должен знать все. У математика могут возникнуть к вам вопросы, и вы на них ответите, идет?

– Как скажете, – Феофанов кивнул, – но будьте осторожны со своими людьми. Не доверяйте никому. Впрочем, это ваше дело. Меня сейчас волнует вопрос об оплате моего скромного труда. Информация к вам уже идет, а деньги ко мне нет. Я хотел бы получить аванс…

Полковник вопросительно посмотрел на собеседника. Тот молчал. Пауза затягивалась. Феофанов почувствовал, как покрывается мурашками. Наконец Ягов разжал зубы. В его голосе послышалось раздражение.

– Вы еще слишком мало мне поведали. Кроме того, что «Проволока» кому-то нужна, кроме ее состава, я не знаю ничего. Ни страны откуда, ни страны куда, ни маршрута следования, ничего. Вам не кажется, уважаемый генштабист, что платить пока не за что?

– Все будет, не волнуйтесь. Мне незачем обманывать. Я заинтересован в том, чтобы у вас все получилось.

– Ну хорошо. А сколько вы хотите?

– Пять миллионов долларов в каком-нибудь иностранном банке плюс загранпаспорт.

– Не смешите, вас ведь не выпустят из страны, полковник.

Феофанов упрямо дернул подбородком:

– Я все продумал. Я езжу в командировки. В Сирию, Болгарию, на Кубу… Шансы проскочить железный занавес у меня есть.

Ягов впервые с интересом посмотрел на генштабиста:

– А как же семья? Уйдете один? Впрочем, смотрите, вам виднее. А в принципе я не против отвалить вам деньжат, Феофанов. Все равно, я так ощущаю, траты предстоят огромные, но вы должны открыть мне все карты…

Полковник вскочил и быстро прошелся вдоль скамейки, размахивая руками:

– Где гарантии, что, все вам рассказав, я не останусь обманутым, выкинутым из дела?

Ягов сощурился, раздраженно повел плечами и оглянулся на Горелова, входящего на площадку:

– Вы можете подстраховаться. Например, сообщите мне так называемую «контрольную ложь». Неверные данные, с одной стороны, могут существенно повлиять на проведение операции, а с другой – могут быть легко исправлены. Просто звонком по телефону в подходящий момент. Например, указание неверного номера железнодорожного состава или времени его следования. И, наконец, на крайний случай вы можете просто зайти в особый отдел и покаяться. Вас отстранят, а нас расстреляют. Все, полковник. У вас отлегло?

Назад Дальше