Рондихт ласково посмотрел на него и гордо обернулся к стоявшему около них Дихтильфу – слышал ли? Но тот смотрел в другую сторону. Проследив его взгляд, Великий Иглон вдруг улыбнулся и, сжав руку сына, шепнул:
– У нас, кстати, есть ещё одно важное дело. Идем.
Они быстро пошли через весь зал к выходу, где, заметив приближающегося Правителя, склонились в поклоне две печальные фигуры.
– Тихтольн, ты совершил великий подвиг, – сказал Рондихт, останавливаясь перед ними. – Понимаю твое огорчение. Но ты был на Совете и слышал, о чем я говорил. Надеюсь, мне не придется ещё раз убеждать лично тебя, что неразумно приносить свое будущее в жертву сиюминутного любопытства.
– Не придется, Правитель, – не поднимая головы, ответил Тихтольн.
– Вот и хорошо. Очень скоро тебя посетит Дихтильф, чтобы подробно перенести все, что ты видел, в Летопись. А в будущем, дети, которых ты заведешь, получат право выбить твое имя над входом в свою гнездовину.
– Благодарю, Великий Иглон, это большая честь.
– Но, отец, – вмешался Донахтир, – мне кажется, что норс Флиндог тоже имеет право быть внесенным в Летопись
– Само собой, – Рондихт широко улыбнулся, – как первый вестник, он это заслужил.
Старый норс просиял и склонился ещё ниже.
– Благодарю, Великий Иглон!
– Ты не перестаешь радовать меня, сын, – заметил Рондихт, когда они отошли. – Я умышленно не поминал Флиндога, желая проверить тебя, и ты молодец, что вспомнил о нем. Это ещё один урок. Он, может быть, наиболее важен для будущего Правителя. Поверь, из счастливой судьбы одного складывается счастливая судьба всех. Поэтому, принимая важное решение, думай, прежде всего, о том, кого оно ущемит. Мой отец по этому поводу говорил: «этим ты защитишь свою спину», и до сих пор ни один Великий Иглон не мог пожаловаться на неверность этого утверждения. Но, кстати, не показалось ли тебе, что Тихтольн все ещё недоволен?
– Показалось. Но, что мы ещё можем? Как его сделать счастливым, если Большой Совет принял решение…
– О-о, милый мой! Решение Большого Совета ещё не означает, что проблема исчерпана. И недовольство Тихтольна тому наглядное подтверждение. – Рондихт вздохнул. – Что, может быть, и кстати. Осталось довершить еще одно, последнее дело: прошу тебя, собери братьев и жди меня вместе с ними в вашей бывшей детской. Мне нужно сказать вам нечто важное.
* * *
Комната, которая помнила наследников маленькими толстощекими птенцами, неумело махавшими крылышками, находилась, по традиции, в самой глубине дворца. Там было теплее, чем везде и очень уютно, хотя и темновато. Юноши уже давно не навещали свою детскую и, оказавшись в ней, возомнили себя малышами. Поэтому, когда Великий Иглон пришёл сюда для серьезного разговора, он застал сыновей за шумной возней на полу.
– Достойное занятие для будущих Иглонов, – скрывая отеческое умиление за суровым тоном сказал Рондихт, – а, главное, очень уместное.
Басовито шумящая куча развалилась и наследники, оправляя крылья, одежды, и все ещё пересмеиваясь, расселись по скамьям.
– Ну что, успокоились? – подражая лестам спросил Великий Иглон, – готовы меня слушать?
– Готовы, – откликнулись наследники.
– Вот и хорошо.
Рондихт помолчал, собираясь с мыслями и давая сыновьям возможность настроится на разговор. Он переводил взгляд с одного лица на другое, и не мог отделаться от чувства жалости, которое вызывал в нем вид их сверкающих глаз и разгоряченных, счастливых лиц. Дети! Они совсем ещё дети! И, хотя, умны, благородны, знакомы с любой работой и, для кого-то другого покажутся совсем взрослыми, для него они дети, дети и дети. И жалел он их как детей, которых скоро заключит в себя взрослая жизнь, без права выхода на свободу. Рондихт готов был проклясть тот день, когда Судьбе угодно стало сделать их род правящим, но как Великий Иглон он не мог себе этого позволить даже мысленно. Впрочем, и смотреть на этих юношей, только как на детей, он тоже не имеет права. Они уже спокойны и ждут, что скажет им отец… Нет, не отец, – Правитель. И, как Правитель, он будет сейчас с ними говорить.
– Сегодня Большой Совет принял решение, и вы все его слышали. Поэтому повторяться я не буду. Скажу лишь то, что пока вы не приняли власть, вы обязаны подчиняться этому решению. Но пройдет совсем немного времени, и она окажется в ваших руках, а вместе с ней и право отменить решение Совета простым совещанием между собой. Только что перед приходом сюда, я переговорил со своими братьями и высказал им некоторые опасения. Они согласились со мной и заранее одобрили все то, что я собираюсь вам сказать, и о чём хочу предупредить… Но прежде мне интересно узнать, что вы сами думаете об объявившихся орелях и искренне ли согласились с Советом. Говори первым ты, Бьенхольн.
Будущий правитель Северного города размышлял недолго:
– Я согласен с Советом, отец. Конечно, мне было бы интересно узнать об этих орелях побольше, но, если такие знания могут обернуться во зло, пусть лучше их не будет.
– Ты, Тиорфин?
– Я тоже ничего не имею против решения Совета, – весело откликнулся будущий Иглон Южного города. – Но, может быть, разумнее было бы проследить за новыми соседями, делая это тайно?
– Верно, – подхватил Форфан, которому предстояло возглавить Восточный город. – Мы бы и любопытство свое удовлетворили и решение Совета не нарушили. Я с ним, кстати, полностью согласен.
– Раз есть дополнения, значит уже не полностью, – заметил Великий Иглон. – Что скажет Фартультих?
– Мне предстоит править в Нижнем городе, то есть быть ближе всех к новым соседям. Поэтому думаю, что наблюдение за ними лишним не будет. Кто знает, что им может взбрести в голову?
– Твовальд?
– Мне опасаться нечего, поэтому я за решение Совета безо всяких оговорок. Пусть себе живут, как жили. До сих пор они нам не мешали. Думаю, и впредь не будут.
– Хорошо. Что скажет Роктильф?
– То же, что и Твовальд. Правда, он так считает, опираясь на недоступность Верхнего города, а я – по здравому смыслу. Не попади этот рофин в бурю, унесшую его далеко вниз, мы бы до сих пор ничего не знали об этих орелях и жили бы себе спокойно. Не стоит раздувать из маленькой горы вулкан. Взлететь сюда те орели не могут. Взобраться по скалам?.. Но на это даже нохры не решаютя. Поэтому, зачем слежка? Чего нам, собственно говоря, бояться?
– Самих себя, – задумчиво обронил Донахтир.
– Вот! – Рондихт поднял указательный палец. – Вот то, что составляет суть. Ты прав, Роктильф, бояться извне нам нечего, и мы могли ещё сотни лет не знать о том, кто живет под нами, как сотни лет до этого не стремились разузнавать о жизни бескрылых. В Летописи не насчитать и двадцати имен тех, кто летал так низко. А знаете почему? Потому, что это другой мир. Он живет и развивается по своим законам, в которых нам нет места, как и им нет места у нас. Мы общаемся от случая к случаю с гардами и нохрами лишь потому, что они, как и мы, живут на скалах. Во всем остальном это такие же чужаки, как и существа, населяющие Низовье. А мы чужаки для них. И в этом залог безоблачного соседства.
Теперь не то. Новые соседи все же орели, и как бы ни было уважаемо решение Совета, окончательной точки оно не поставило. Думаю, впереди нас ожидает множество проблем, и именно о них я и хотел бы с вами поговорить. Всем известна история о Дормате и его детях. Орели так часто рассказывают ее, что мне вполне понятно их стремление впустить в свою безмятежную жизнь немного чуда. Разбавить будни ожившей легендой и верой в то, что птенцы спаслись выращенные кем-то, живущим в Низовье. В этом-то и проблема! Сейчас мои братья оглашают в городах решение Совета. Уверяю вас, недовольных будет множество. В нашем отказе от каких-либо контактов с новообретенными сородичами, орели усмотрят лишь возврат к обычной жизни, тогда как впереди мерцала сладостная разгадка Тайны. И ни что не будет их раздражать сильнее, чем разговоры о будущем спокойствии. Я уверен, что много найдется таких, кто скажет, что Иглоны просто не хотят отдавать власть законным наследникам. Но не меньше будет и тех, кто в обход запретам, устремится вниз, увидеть все своими глазами. На двадцать, а вдесятеро больше рофинов-добровольцев будут, рискуя жизнью спускаться в Низовье. Ты, Донахтир, видел сегодня Тихтольна. Можешь не сомневаться, именно он возглавит эти вылазки.
Наследники переглянулись. Совсем недавно им казалось, что проблема счастливо разрешилась при полном единодушии. А теперь отец заявляет, что неприятности только начинаются, всем стало неуютно и захотелось, чтобы день, который сделает их Правителями Шести Городов никогда не наступил.
Рондихт взглянул на сыновей и понял, что творится в их душах:
– Вам будет нелегко, мальчики мои, – сказал он со вздохом, – глупцы те, кто считает, что мы цепляемся за власть. Она слишком многого требует за право обладать ею. Став Иглонами, вы никогда уже не сможете позволить себе слабость потакать собственным порывам. Если простой орелин в праве ошибаться, то вам такого права не дано. Он может гневаться на вас, вы на него – нет. Ваша обязанность понять, отчего он гневается, и найти способ его успокоить. Подданные, как вулканы. В них полыхает вечный жар внутренней свободы. Вы же всегда должны быть холодны и рассудительны, и видеть поступь своих деяний далеко впереди себя. У меня сейчас нет для вас готовых решений. Все, что я могу, это дать вам эти общие советы и предостеречь. Остальное зависит от вашей мудрости. Вот и все, мои дорогие, что я хотел вам сказать.
Великий Иглон умолк. Молчали и наследники, размышляя над услышанным.
– Как я вас, однако, огорчил, – Рондихт вдруг развеселился. – Тогда примите последний совет – не отдавайтесь неотвратимой заботе до того, пока она не подойдет вплотную. На сегодняшний день серьезных разговоров было более чем достаточно. И обязанность у вас пока одна – готовиться к празднику. Так что немедленно отправляйтесь к Ольфану. Он скажет, чем вы можете быть полезны.
Юноши один за другим потянулись к выходу, но Донахтир остался.
– Отец, – сказал он тихо, – а почему ты не хочешь слетать к амиссиям и спросить совета у них?
Рондихт посмотрел на сына и заботливо поправил его растрепавшиеся волосы.
– Это бессмысленно, мой мальчик. Прости, что ничего не объясняю сейчас, но очень скоро ты все узнаешь. А пока я хочу для тебя только одного…
– Чего?
– Чтобы никому больше не пришло в голову обратиться к амиссиям…
* * *
Праздники, посвященные ставшим на крыло наследникам, проходили у орелей всегда весело и шумно. Торжественность оставляли для более официальной церемонии Раздачи Камней. А в эти дни орели всех Шести Городов слетались в Главнейший город, чтобы беззаботно провести несколько дней. Именно беззаботно, потому что итогом празднеств был уход Великого Иглона в Галерею Памяти. По древнему обычаю считалось неприличным превращать этот уход в трагедию, ибо Верховный Правитель не умирает, а только передает власть. Поэтому единственное, чем орели могли выказать ему свою любовь и уважение – это явиться в Главнейший город на праздники в полном составе и проводить его с радушием и весельем.. Обширные родственные связи и просторные жилища позволяли найти приют каждому. Порой в одну гнездовину набивалось до пяти-шести семей и это никого не стесняло. Дружелюбные и гостеприимные орели всегда были рады предоставить кров своим сородичам.
Поэтому, когда после Большого Совета Тихтольн пожелал остаться у своего дяди по материнской линии, никто не удивился. Действительно, зачем лететь в такую даль, если через день нужно возвращаться обратно.
Флиндог тоже задержался, но по другой причине. Его смутило настроение Тихтольна и вечером, отдыхая у Гонсальха, такого же старого норса, как и он сам, Флиндог высказал свои опасения:
– Боюсь, как бы мальчик не стал своевольничать. Уж больно не по сердцу ему пришлось решение Совета. С его горячностью за ним нужен глаз да глаз. Поэтому, пока не прибудут Зуринзельт с Растокной, я буду присматривать за их сыном, чтобы глупостей не наделал.
А тот в это время, сидя также на террасе дядиного дома, жаловался двоюродному брату Лоренхольду на несправедливости судьбы.
– Иглоны просто не хотят отдавать власть, поэтому выдумывают всякие страшилки про какую-то там опасность. А я видел этих орелей своими глазами и уверяю тебя, страшного в них не более, чем в любом из нас. Мы для них гораздо страшнее. Их мало, они даже не летают потому, что даже если это спасенные наследники Дормата, то кто бы их обучил?
– И наши соседи считают, что это потомки тех самых несчастных детей, – вставил Лоренхольд. – Они говорили, что, возможно, таинственные облака унесли наследников Дормата в Низовье, к существам, которые смогли их вырастить. Потом они породнились, а уже их потомки образовали эту общину.
– Соседи, соседи.., – передразнил брата Тихтольн. – Сам-то ты что думаешь?
– Не знаю, – Лоренхольд почесал за ухом. – Наш дедушка говорит, что как раз в ту сторону, где ты нашёл орелей, ушёл после изгнания Генульф.
– Чушь! Генульф не мог выжить без крыльев и без еды. Нет – это дети Дормата. Больше некому. И я хочу это доказать.
– Это как же?
– А очень просто – буду туда летать и смотреть.
– Ты с ума сошёл, – восхищенно прошептал Лоренхольд и бросил взгляд на внутренние покои. – В обход запрета?
– Да, – твердо сказал Тихтольн. Восторг в глазах брата прибавил ему уверенности. – Решение Совета не запрещает наблюдать. Я буду подсматривать и подслушивать. Ничего – дело того стоит. Когда наберется достаточно доказательств, что это потомки Дормата, сообщу обо всем новым Иглонам. И тогда им придется принять другое решение!
Лренхольд с сомнением покачал головой.
– Тебя прогонят за ослушание, как Генульфа – вот и все, чего ты добьешься.
– Не прогонят, потому, что я буду не один…
– А с кем?
– Ты, что же думаешь, никто больше не захочет увидеть новых орелей? Ха! Да у меня уже завтра не будет отбоя от попутчиков, но я, пока, предлагаю только тебе.
– Мне!!! – Лоренхольд судорожно захлопал крыльями потому, что, едва не свалился с перил, на которых сидел.
– Ну, да, – спокойно подтвердил Тихтольн. – Разве ты не хочешь? Прямо завтра и полетим.
Конечно же, Лоренхольд хотел! Это было так смело, так безумно опасно и так любопытно, что надо было быть последним идиотом, чтобы не хотеть. Но это с одной стороны. А с другой – запрет Совета, Иглоны, родители и все та же безумная опасность.
– Я завтра не могу, – промямлил он, наконец, – мне нужно быть на площади и устанавливать карусель.
– А ты и будешь. Утром встанем пораньше и пойдем вместе. Я тебе помогу, чтобы скорее все закончить. А там под шумок и улетим.
– В ночь!?
– В какую ночь! – Тихтольн рассердился. – Я же говорю, что помогу тебе, чтобы освободиться пораньше. Дорогу я прекрасно помню. Если подолгу не отдыхать, то до захода солнца мы уже успеем налюбоваться на новых орелей так, что тошно станет. А назад полетим в сумерки. Тоже ничего страшного. Сейчас период Полной Луны и кстати полупериод между Днями Золочения. А в это время орелям, если ты помнишь, в Низовье летать не возбраняется. Так, что мы и законов не нарушим и дело сделаем.
– А родители? – надеясь развеять последние сомнения, спросил Лоренхольд
– Придумаем, что-нибудь, – беспечно махнул рукой Тихтольн, – мы это делаем ради справедливости. Они должны будут понять… Потом…
Утром юноши отправились на площадь. Лоренхольду, как молодому леппу, нужно было установить в определенном месте уже готовый столб и закрепить на нем подвижное кольцо с прорезями. В эти прорези продевались прочные, сплетенные наммами, веревки с петлями на концах. Во время празднеств, держась за них, малышня с хохотом и визгом моталась вокруг столба, веселясь и укрепляя крылышки.
Тихтольн, ничего не понимавший в ремесле леппов, скорее мешал, чем помогал. Но к удивлению Лоренхольда с работой они справились быстрее, чем ожидалось. Конечно, в другое время молодые люди поискали бы, где ещё нужна была их помощь. Но сегодня, пользуясь тем, что все заняты работой, они проскользнули между гнездовинами, окружающими площадь, и тихонько, не взлетая, устремились к выходу из города.