Флиндогу показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он выбрался на ближайшую улочку. Но и теперь взлетать ещё было нельзя. Слишком грустное действие разворачивалось в этот момент перед дворцом, и старый норс не хотел отвлекать внимание на себя. «Ничего, – шептал он, – вот выберусь из города, расправлю крылья и быстро догоню сопляков. Вон уже и городская граница видна». Однако ноги совсем не слушались старика. Ему казалось, что какой-то невидимый густой туман мешает бежать и тормозит все его движения. Споткнувшись в очередной раз, Флиндог все же расправил крылья и полетел, совсем низко, при каждом взмахе касаясь земли. Дыхание его стало тяжелым, да и солнечный свет почему-то начал меркнуть. На короткое мгновение старому норсу показалось, что впереди летят две фигурки, и он резко набрал высоту. Но тут страшная боль пронзила левое плечо до самого крыла, и свет в глазах Флиндога окончательно померк.
* * *
Рондихт положил руку на плечо наследника и посмотрел ему в глаза.
– Ты готов, Донахтир?
Великий Иглон только что простился с каждым из своих сыновей, и печать этого последнего акта Церемонии ещё читалась на его лице. Донахтир, старавшийся все это время держаться твердо, тут не выдержал. Вместо ответа он низко поклонился, чтобы отец не увидел его слез.
– Ну, ну, перестань, – Великий Иглон потряс сына за плечо. – С тобой-то мы не прощаемся. Я ещё надоем тебе в Галерее Памяти своими наставлениями.
Он убедился, что Донахтир справился с собой и, в последний раз, с низким поклоном, повернулся к площади. Тут же сотни платочков взметнулись вверх и заполоскались в прощальном приветствии. Растроганные орели благодарили за то, что Верховный правитель склонился перед ними.
Великий Иглон сделал знак саммам, и те стали расправлять крылья, чтобы с должным почетом проводить улетающих отца и сына. Они уже совсем были готовы, когда громкие возгласы заставили всех обернуться.
Над недоумевающей толпой несколько рофинов из числа тех, что следили за вулканом во время Церемонии, несли обмякшее тело ореля. Фастина первая узнала мужа и закричала. А, следом за ней, громкие возгласы «Флиндог! Флиндог!» стали раздаваться отовсюду, где стояли приятели и родственники старого норса.
Рондихт помахал рофинам, чтобы опускались на возвышение, покинутое Иглессами, и сам устремился туда же. Лицо его было тревожно, как и лица остальных Иглонов, спешащих следом. Крики на площади стихли, и все замерло в ожидании.
Первым делом правитель убедился, что Флиндог ещё жив и попросил Ольфана вызвать из толпы старейшину ольтов. Затем велел рофинам рассказать, что произошло.
– Мы дежурили у вулкана, – начал один. – Церемонию нам видно не было, поэтому, когда на выходе из города кто-то взлетел, мы его сразу заметили. Я вызвался посмотреть, кто это, но облетать пришлось по кругу, потому и опоздал. Этот орель, – рофин указал на Флиндога, – уже лежал у самых городских ворот. Летел он невысоко, так что побился мало. Но, видимо с ним что-то не так, раз он еле дышит. И ребята мне сейчас рассказали, что падал он тоже странно: дернулся, вытянулся весь и замер. А потом – камнем вниз. Даже крылом не махнул.
В этот момент на возвышение, горестно воя, взлетела Фастина. Она хотела броситься к мужу, но ее, несколько бесцеремонно, отстранил подоспевший ольт. Какое-то время он суетился вокруг Флиндога, касаясь его то руками, то крыльями и прислушиваясь к чему-то в его груди. Потом попросил всех расступиться, и, ещё несколько томительных минут, резкими точками разминал левую сторону грудной клетки старика. Некоторые ольты пришли ему на помощь и, в результате их усилий, Флиндог задышал и открыл глаза.
– Он зовет тебя, Правитель, – поклонился старший ольт Рондихту. – Только наклоняйся ниже, к самым губам, иначе его шепот не разобрать.
– Будет жить? – на ходу спросил Великий Иглон
– Не думаю, Правитель. Лучше поторопись.
Старик действительно был очень плох. С трудом разлепив пересохшие губы он медленно, по слогам, прошептал в самое ухо Рондихта:
– Тих-тольн… и бр-а-ат… ул-е-е-т-тели… нов-ым ор-ел-ел-лям-м. Я-а-а… дог-он-ял… их-х-х…
– Что он говорит, отец? – спросил Донахтир, неотступно следующий за отцом.
Но Рондихт сделал ему знак помолчать и продолжал прислушиваться. Ему казалось, что старый норс скажет ещё что-нибудь, однако Флиндог молчал.
– Посмотрите, что с ним! – позвал Великий Иглон ольтов и отступил в сторону.
Однако, лекари уже ничего не могли сделать. Они только горестно развели руками и скорбно склонили головы.
– Он умер, Правитель, – сказал старший из них.
– Как скоро, – прошептал Рондихт, но услышал его только Донахтир.
Остальные же орели увидели, как Великий Иглон встал на колени перед телом Флиндога и, взяв его руку, прижался к ней лбом. Потом накрылся крыльями, словно отгораживаясь ото всего мира, что, согласно древнему обычаю, составляло обряд прощания. Иглоны последовали его примеру.
Все на площади поняли, что старик скончался, но, не зная сути происходящего, лишь беззвучно охнули, продолжая смотреть на Правителей и ожидая объяснений. Даже Фастина, которую подвели к телу мужа, перестала громко стенать, а только недоуменно смотрела на его лицо красными распухшими глазами, словно не веря, что все это случилось на самом деле.
Наконец Рондихт поднялся с колен и повернулся к площади.
– Все эти дни, – глухо заговорил он, – я и мои братья Иглоны опасались того, что весть о новых орелях как-то нехорошо отразится на нашей жизни. Мы понимали, что не всем придется по душе решение Большого Совета. Но, видя как орели веселятся на празднествах, немного успокоились, не переставая восхищаться мудростью тех, кем мы правим. Однако то, чего мы так опасались, все же случилось. Этот старый норс, – Рондихт указал на тело Флиндога, – покинул Церемонию чтобы удержать двух молодых орелинов, которые сочли для себя возможным улететь к запретному поселению.
В толпе громко охнули, и какой-то орелине стало дурно, но на это никто не обратил внимания. Все, затаив дыхание, жадно ловили слова Великого Иглона.
– Мне неизвестны их намерения, – продолжал Рондихт, – но что бы они ни задумали, это уже привело к несчастью. Я не хочу вас запугивать раньше времени, хотя и знаю, одно неразумное деяние может потянуть за собой цепочку других. И мне горько осознавать, что я покидаю вас на пороге возможных бед.
– Нет! Нет! – закричали в толпе. – Ты не можешь! Не должен бросать нас!
– Действительно, Правитель, – зашептал подоспевший Дихтильф, – в виду особых обстоятельств, ради своего народа, ты мог бы… задержаться…
И не дожидаясь ответа, он возвысил голос, обращаясь уже к площади.
– Орели! Если сейчас, когда все вы в сборе, будет достигнуто единодушие, тогда, я думаю, не имеет смысла собирать Большой Совет для того, чтобы позволить Великому Иглону остаться с нами ещё на некоторое время.
Площадь одобрительно зашумела, но Правитель поднял руку, и все затихли.
– Нет, – отрезал он, – мое присутствие ничего не изменит в том, что уже произошло. Сейчас все решит только ваша мудрость и здравый смысл. Мне же сидеть здесь и ждать… Нет! Может статься, что сбежавшие юнцы вернутся ни с чем; возможно, ограничатся наблюдением; возможно, расскажут о нас тем, другим, и те тоже не захотят никаких контактов. И это лучшее, что может произойти. Но может случиться и другое. Что? Не знаю. Но уверен, чувствую, что мой долг сейчас состоит в одном: как можно скорее дать вам нового Правителя, такого, который сможет с честью выйти из любого положения. Моим последним повелением будет – похороните норса Флиндога со всеми почестями, и больше не препятствуйте мне. Все! Церемония прошла. Трагично. Даже ужасно! Но завершить её нужно так, как требует древний обычай!
И не говоря больше ни слова, Рондихт поманил за собой Донахтира и взмыл в воздух. Следом, спутав ряды, поспешно поднялись саммы.
– Как скоро все случилось, – проговорил Великий Иглон, и снова его услышал один только Донахтир.
* * *
Смотри, смотри! Великий Иглон улетел! – закричал Лоренхольд, указывая рукой туда, где в ясном небе хорошо была видна короткая цепочка из летящих тел.
– Значит, Церемония закончилась, – лениво констатировал Тихтольн. – Флиндог, наверняка, уже нас хватился и бросился в погоню. Старый дурак.
– А, что, если он все рассказал, и теперь нас ищет не только он, но и все рофины?
– Пусть ищут, – Тихтольн вяло отмахнулся. – Вряд ли им придет в голову, что мы пошли пешком.
– Это да… – Лоренхольд блаженно откинулся на разогретый солнцем камень. – Это ты здорово придумал. Мне бы твои мозги…
– Каждому свое, – покосился на брата Тихтольн.
Они сидели на самом краю высокой скалы, отдыхали и грелись в лучах полуденного солнца. С непривычки идти пешком так далеко было сложно. Поэтому приходилось устраивать привалы, которые сильно замедляли движение. Тем более, что шли братья кружным путем, обходя те места, где летали обычно. Дальновидный Тихтольн заранее припрятал у городской границы сосуды с Серебряной водой, но строго-настрого приказал еду экономить. И сейчас, видя, как Лоренхольд косится на эти сосуды, в очередной раз напомнил, что путь им предстоит долгий.
– Если бы я тебя не сдерживал, один сосуд был бы уже наполовину пуст, – возмущался он.
– Да я и не прошу…
– Ты не просишь, но смотришь так, что мне и без слов все понятно! Сдерживай себя, Лоренхольд! Мы полетели не на прогулку, а пустились в рискованное предприятие, которое может занять не один день. Не надейся на Нижний Город. Часто туда летать не придется – и далеко, и схватить могут.
Лоренхольд вдруг загрустил.
– Интересно, что сейчас делается в городе? Я никогда не видел смены Иглонов. Наверное, все плачут, но делают вид, что веселятся…
– Наверное, – огрызнулся Тихтольн. – Честное слово, знал бы, что ты такой нытик – позвал бы кого-нибудь другого.
– Да я не ною.., – Лоренхольд вздохнул и посмотрел вдаль на бесконечные горные хребты. – Мне даже нравится идти вот так. Я здесь никогда не бывал, все интересно… просто мне немного не по себе. А, что, если нам всё же помешают? Вдруг все разведчики со Сверкающей Вершины уже ищут нас, где только можно?
– Пусть ищут. Они даже место, где я видел это поселение, толком не знают. Скорее всего, покружат у границ Нижнего города и на том успокоятся. Я сам был рофином – знаю. И потом, неужели ты думаешь, что нам никто не сочувствует? Ха! Как бы не так! Все жалели детей Дормата и, если мы вернемся с доказательствами, что видели их наследников, ни у кого не повернется язык осудить нас.
– А что потом?
Тихтольн застонал и устало обхватил голову руками. Лоренхольд спрашивал об этом уже в сотый раз.
– Да что угодно, – разделяя каждое слово, ответил он. – Хоть раз придумай что-нибудь сам. Но лично я считаю, что тогда уж Иглонам не останется ничего другого, кроме как лететь с поклоном к настоящим Правителям орелей.
– Вот ты ругаешься, – обиделся брат, – а сам до сих пор толком не объяснил, почему они должны это сделать. Только отмахиваешься от меня да обзываешься.
– Ладно, слушай. Со времен Хорика Великого нами управляют лишь те его наследники, кто овладел Знанием. Дормат им владел, Хеоморн – нет. Он знал лишь то, что сам нашёл в тайнике Галереи Памяти, но ведь что-то должен был передать ему и отец. А, раз этого не было, значит и его потомки полным Знанием не владеют, и, значит, они не настоящие Иглоны…
– Об этом я не подумал, – почесал затылок Лоренхольд.
– А ты вообще, как я заметил, о многом думаешь весьма поверхностно. Поэтому не загружай мозги, предоставь думать мне и бери сосуды. Пора идти, мы уже достаточно отдохнули.
До самых сумерек юноши карабкались вниз по скалам. Они совершенно ободрали себе руки, боясь прибегнуть к помощи крыльев. И только когда удлинившиеся тени сгустились настолько, что в них можно было укрыться, беглецы позволили себе полететь.
– Далеко ещё? – спросил Лоренхольд во время очередного привала.
– Думаю, нет. – Тихтольн осмотрел небо. – Смотри, луна уже взошла, скоро проступят звезды… Если бы не шли пешком, то уже давно были бы на месте.
Братья немного подкрепились и теперь молча сидели на краю небольшой площадки, накрывшись крыльями. Сейчас, когда почти совсем стемнело, тоска по дому и близким стала особенно сильной. Каждый представлял свою уютную теплую гнездовину, вечерние неспешные разговоры о том, о сём, и тягучие песни без слов, которые орели так любят. Заметив, что Лоренхольд отвернулся, быстро оттер глаза и шмыгнул носом, Тихтольн смутился. Он и сам вдруг ощутил необъяснимую тоску. Но не признаваться же в подобной слабости перед братом, который слушал его во всем, всегда ему доверял и неизменно им восхищался! Поэтому, чтобы скрыть смущение, Тихтольн встал, энергично замахал крыльями, чтобы согреться, и посмотрел вверх. Над ними, и до самого горизонта, легко читалась яркая россыпь звезд. Пытаясь отвлечь брата от грустных мыслей, юноша указал на три особенно яркие.
– Видишь это созвездие? – спросил он почти ласково.
– Это созвездие Норса, – буркнул Лоренхольд, не оглядываясь.
– Забавно, – пробормотал себе под нос Тихтольн, – созвездие Норса укажет нам дорогу туда, куда норс нас пытался не пустить. – Он тронул брата за плечо. – Вставай, разомни крылья, мы уже совсем близко.
И действительно, слетев ещё ниже в сторону запада, юноши увидели пологий хребет, когда-то спускавшийся прямо в Долину, но, словно, обрубленный гигантским ножом.
– Вон они! – взвизгнул Тихтольн, вытянув руку и тыча указательным пальцем в сторону обрыва, – видишь?!
– Вижу!!!
Совершенно обалдевший Лоренхольд не верил собственным глазам. В свете полной луны отчетливо виднелись каменные островерхие гнездовины. Не слишком большие, но украшенные арками и узкими оконцами с резьбой, они были круглые и тесно лепились одна к другой вдоль единственной неширокой улочки. Совсем небольшое поселение, зато очень удобно организованное. Издалека хорошо были видны всевозможные хозяйственные приспособления и множество каменных ограждений. Эти ограждения окаймляли входы в гнездовины и ровные участки позади, усаженные деревьями.
– Что это у них? – спросил Лоренхольд, указывая на деревья.
– Не знаю, – Тихтольн был страшно возбужден. – Но мы все, все разведаем! Очень хорошо, что сейчас ночь и они спят. Мы можем подлететь совсем близко.
До утра орели кружили над поселением, без устали облетая его из конца в конец. Удивлялись и по множеству раз рассматривали то, что попадало в их поле зрения. Тихтольн даже хотел приземлиться возле гнездовины, которая стояла у самого края, но поостерегся, решив, что время на это у него ещё будет. Наконец, когда небо на востоке заметно посветлело, юноши решили поискать место, где можно укрыться и незаметно понаблюдать за поселением днем. Такое место скоро нашлось. Достаточно высоко, чтобы местные жители в своих дневных заботах туда не забрели, но откуда орели с их зоркими глазами могли видеть все, что будет происходить внизу.
– Давай подкрепимся, – предложил Тихтольн.
– Давай! – Лоренхольд радостно потер руки. – Мои крылья так устали! Но все равно здорово, что мы сюда прилетели. Честно скажу, я не ожидал, что нам это удастся.
– Слушай меня, – покровительственно похлопал его по плечу брат, – и мы ещё не такое провернем.
– А я и так слушаю…
Лоренхольд был благодушен и весел. Новые впечатления совершенно вытеснили из его головы все страхи и огорчения. Он сделал солидный глоток из сосуда и с наполненным ртом пробубнил:
– А все же их гнездовины не совсем похожи на наши. Круглые.., террасы узковатые.., да и покрыты чем-то непонятным… Скамьи в точности, как наши, но вынесены на улицу. Зачем?