– Еще как! – выпучила узкие глазенки Венера. Но микродиоды в них и не думали светиться истинным сочувствием к древним механизмам и их создателям. Мозг у нее, как уже давно знал геолог, работал только в отношении физических удовольствий, психо-грибков и дурацких развлечений вроде гонок на роверах.
Поэтому он отделался от девушки и поспешил уйти из квартиры (набив ноздри свежими бактериальными фильтрами), пока Кристина не вылезла из кюветы и не нагрузила его какой-нибудь ремонтной чепухой. Все равно сейчас вернется из темных тоннелей Куй Винь, наверняка в компании с Сяо, и в доме начнется полный кавардак. Все кинутся в коллективные драки по Сети, поднимется гвалт и ругань, и так до самой ночи.
Вечерняя жизнь в Гюйгенсе не отличалась особо яркой палитрой. Наверное, потому, что все нормальные граждане перебрались в другие хутуны. «Реальные» театры и клубы также переехали подальше. Как и любой старый хутун в поселении, Гюйгенс делился на четыре уровня. На нулевом находились монструозные установки по очистке отработанной воды, станции первичного газоразделения и приготовления воздушных смесей, системы обеспечения теплового режима, хранилища пищевых и водных запасов, подстанции и прочие нужные механизмы.
Климу еще повезло, что его квартира располагалась далеко от самых шумных агрегатов, ведь первый уровень был жилым. В центральном тоннеле тут имелась свои школа, колледж, питомник для малышей, десяток баров и две оранжереи. Одна из них была давно поражена разными микро-паразитами, и туда совались только нищие модники, чтобы подцепить грибок-другой.
Второй уровень когда-то был отведен под офисные помещения, институты и филиал мэрии с полицейским участком. Однако весь этот блеск власти остался в прошлом – сейчас тут обитали разросшиеся семьи мигрантов из других хутунов и даже поселков. Несколько шокеров и сотрудников мэрии, кляня судьбу, боролись с ним в полную силу, поэтому на уровень ниже мигрантам пока не удавалось спуститься.
Еще выше них находились ангары для техники, склады с комплектующими для систем жизнеобеспечения и собственные выходные шлюзы. Из них можно было выехать на мелкие дюны и скалы вокруг Офира, притулившегося на одноименном склоне. А уже отсюда или скатиться на дно шестикилометровой дыры Копратес, или вскарабкаться на сто метров и достичь унылой долины Маринера.
Современные хутуны имели большее количество жилых уровней, занимали меньше площади и вообще грамотнее управлялись и поддерживались властью. Вообще, будь не Мелас, а Офир столицей Марса, тут и жилось бы получше, а так все усилия правительства сосредоточивались где-то в другом месте. Гюйгенс же и прочие хутуны, сооруженные на самой заре колонизации Марса, неуклонно старели и загнивали. Даже общественные кары тут давно были разобраны на части и сбыты куда придется. Вот и пришлось Климу отмахать целый километр, прежде чем он добрался до своей любимой грибницы, носившей незамысловатое название «Под грибком».
Пяток его школьных приятелей был уже тут, и они дружно принялись болеть за местную футзальную команду. Как раз шел второй тайм встречи между «Крысами Толстого» и «Бактериями Гюйгенса».
– Завтра на смену, – сообщил Клим сквозь гвалт. Он впрыснул в вену дозу старой доброй настойки «Эдэкэ» на этиловом спирте (другие подобные растворы тут не слишком жаловали) и быстро ощутил сопричастность общему настрою в баре.
– Так вот ты почему такой счастливый! – сообразили товарищи.
– Я всегда такой, – возразил геолог, – когда с друзьями.
Он получил в автомате пакет с дегидрогеназой, потом самостоятельно высушил дрожжи, произвел фракционирование и выделил конечный продукт. В этом кафе было принято готовить себе напиток, не прибегая к помощи роботов. Трудились тут такие бестолковые развалюхи, что доверять им было рискованно. Единственную культуру, которую они умели соорудить без вопиющих нарушений технологии – руссулу деколоранс, да и то на жидкой питательной среде. Нативный раствор от культуральной жидкости они отделяли с таким тупым тщанием, будто имели дело с золотистым стафилококком экстра-пробы.
– И это правильно. Только ты сильно рискуешь, Фобос со дня на день рассыплется. Ты упадешь на наши головы, друг, и даже добрая доза не спасет тебя…
– Да что вы меня хороните, шаоняни?
Все знали, что Фобос движется не по круговой орбите, а по очень пологой спирали. Еще до начала его эксплуатации он снижался со скоростью микроба – на два метра за один век. Оставайся все так и дальше, спутник упал бы на Марс только через пятнадцать миллионов лет. Впрочем, приливные силы взорвали бы его раньше, миллионов за десять до гипотетического падения…
Но в 26-м веке, когда Фобос превратился в главный источник урана для довольно архаичной энергетики Марса, орбита его стала много круче. Шесть лет назад она пересекла границу Роше (за которой его, в теории, должны порвать приливные силы). Но не такие в «Недрах» подвизаются кретины, чтобы просто так отдать источник субсидий. Напряжения в теле Фобоса удалось снять грамотным бурением скважин в самых «тонких» местах спутника. При этом все на планете, кроме геофизиков холдинга, были уверены, что этот летающий камень непременно (скорее всего на днях) лопнет и обрушится на Марс метеорным ливнем.
– На Фобосе все спокойно! – авторитетно заявил Клим в тысячный раз.
– Ну-ну, – таким был всегдашний ответ знатоков из народа.
Если бы не помощь правительства – существовала даже особая статья расходов, – арендатор спутника уже давно прекратил бы добычу сырья. Зачем рисковать жизнями персонала и оборудованием? Это же астрономические убытки в случае катастрофы! Причем не только для «Недр», но и для тех, кто случайно очутится под обломками. Вот и вышел простой «симбиоз» – вы нам деньги, а мы вам устойчивость Фобоса.
Клим не особо усердствовал, растолковывая друзьям и родственникам эти тонкости, вот его и считали едва ли не смертником, поражаясь его безоглядному «героизму».
«Надо бы сходить к отцу, – порой думал геолог. – В крайнем случае свяжемся по Сети, как обычно. Вот вернусь, и отметим нашу пятую годовщину… Юбилей».
Первое марта началось для него с предвкушения полета к спутнику, намеченного по обыкновению на полдень, когда проще всего визуально отслеживать положение Фобоса. Утром Клим легко распрощался с домочадцами, выслушав их замогильные шутки. Затем он упаковал в дорожную сумку запас личных вещей, кремов и лекарств, сложил персональную кювету с культурой стволовых клеток на случай травмы и отправился в оранжерею. Была у него такая традиция – брать с собой на смену небольшую, в пределах дозволенного веса репу.
В оранжерее, пребывавшей в давнем и прочном запустении, Климу нравилось. Несмотря на лишай на стенах, сухие коряги вдоль грязных тропинок и опасность подхватить какой-нибудь модифицированный вирус. И ее смотритель, старый ботаник Мартын благоволил к посетителю, припасая для него самый симпатичный корнеплод. Клим пролез сквозь ржавый, пораженный грибком шлюз, над которым уже столетия висела потрескавшаяся пластиковая вывеска «Парк Тяньтань», и очутился в царстве растений.
Когда-то, по словам Мартына, тут любили собираться самодеятельные музыканты и каллиграфы, игроки в го и певцы, но эти времена давно миновали – мода на парковый досуг прошла.
Большую часть оранжереи занимала гидропонная плантация. По краям высота потолка не превышала трех метров, зато к центру она достигала всех десяти, чтобы даже самые дюжие древесные могли расти свободно. Тут и пальмы имелись, неведомых Климу пород, только плоды у них получались горькими.
– Утро зеленое да мокрое, дружище, – обратился геолог к старому ботанику. Тот укрылся за пленкой из прозрачного пластика и колдовал над ростком с желтыми листьями, приживляя его к стволу папоротника. Когда-то совершенно чернокожий, Мартын после контакта с бактериями-мутантами обзавелся розовыми проплешинами на руках и лице (а может, и на всем теле). Такая расцветка помогала ему сливаться с местным ландшафтом не хуже древесного червя.
Главным предметом в захламленной времянке ботаника был трехъярусный стеллаж, целиком уставленный пластиковыми вегетационными лотками. В них кустились в специальных горшочках, под искусственным освещением самые разные растения. Под стеллажом стояли рассадный блок и бак с питательным раствором, вечно подтекающий.
По другую сторону дорожки, в метре от пленочной завесы, стоял покосившийся лоток с разложенными на нем плодами. Они были откровенно плохи, но даже среди этих поеденных паразитами овощей и фруктов можно было отыскать не один грамм здоровой биомассы. Мартын брал за нее буквально гроши, и полиция закрывала глаза на такое «расхищение» муниципального достояния. Рестораны «диетического» питания, когда-то приверженные такой пище, сейчас предпочитали имитировать ее более модными веществами и микроорганизмами.
– Сейчас, Клим! – откликнулся ботаник. – Прогуляйся пока. Черных дрожжей вот только подсыплю для роста.
Будучи хоть и заброшенной властями, гидропонная плантация тем не менее выполняла в Гюйгенсе важную функцию. Мало кто догадывался, что она активно помогает в естественной очистке воздуха от смертоносных антропогенных токсинов. Мартын заботливо следил за сохранностью разных фильтров и абсорбентов. В почву он подсыпал удобрения и сухие остатки жизнедеятельности людей. Запах, однако, тут стоял терпимый. Его нейтрализации серьезно помогали многочисленные, выведенные в лабораториях микробы, черви, грибки, жуки и клещи. Заодно они рыхлили почву, измельчали мертвую древесину и выполняли еще множество полезных дел.
В самой середине оранжереи цвели фруктовые деревья, по ее краям вызревали злаки и овощи, но главное – среди пальм имелось настоящее озеро с карпами и раками. Клим посидел на пластиковой скамье у среза воды, послушал мирное гудение прижившихся в безопасности робомух. Некоторые из них сошли с электронного ума и занимались опылением, летая с куста на куст и топча цветы. В ответ на это венерины мухоловки тоже перестроились и наловчились переваривать металлопластиковых «насекомых» с таким же успехом, как настоящих.
Часть растений жадно тянула к посетителю узловатые ветви, но геолог знал, что его не съедят. Мартын однажды поведал ему, что пересаживает гены животных растениям, чтобы повысить их урожайность и отвадить паразитов. Результаты опытов пока не слишком впечатляли. Возился ботаник и с марсианскими бактериями, прикипевшими к химическим реакциям типа окисления железа. Теперь оставлять в оранжерее что-либо металлическое не рекомендовалось.
Утреннего полива Клим избежал, скрывшись от него в обратном направлении к шлюзу. Ботаник как раз закончил возню с ростком и шарил в глубоком поддоне, откуда и достал в конце концов нежно-желтый корнеплод. Тот был чист и терпко благоухал.
– Опять модифицировал генами? Что-то подозрительно хорош, – насторожился Клим. – И пахнет нехарактерно.
– Я его спиртом отмыл.
Геолог перевел с дебетки два юаня на счет Мартына и выразил восхищение идеальными формами репы. Даже хвостик у нее не просто безвольно свисал, а бодро закручивался спиралью. Коллеги на Фобосе, и в первую голову Ноэль, будут посрамлены. Клим еще какое-то время поучаствовал в ботаническом диалоге, посоветовал Мартыну привить лианам гены песчаного червя (чтобы они душили нежеланных гостей) и отбыл к станции монорельса.
Путь его лежал на стартовый комплекс, сооруженный на краю долины Маринера, в сорока километрах от Офира. Вагоны в этот час позднего утра были почти пусты, мча Клима мимо заводов по переработке разных полезных ископаемых, подземного льда, гидратов солей и прочей нужной человеку химии. Поскольку работали они в автоматическом режиме, людей тут практически не было – только сменные техники, инженеры по качеству и тому подобный люд. Стартовый комплекс находился между последним предприятием на этой ветке монорельса и одной из двух атомных станций (та, впрочем, была удалена на безопасное расстояние и заглублена на 500 метров в грунт).
Палм на боку Клима пискнул, и в среднем ухе геолога раздался сварливый голос отца:
– Ну, и где ты? Почему я тебя не вижу?
Не разворачивая экран, Клим отозвался движением связок:
– Позвони через месяц, я отбываю на вахту.
– Опять! О матери забыл! Ты давно у могильщиков был, поторапливал с памятником? Уже пять месяцев информацию собирают.
– Ну, к годовщине-то успеют…
– С Венеркой приходи. – В голосе старика послышалась теплота. Девчонка сразу понравилась Сергею, который увидел в ней, кажется, незаурядный эротический потенциал. На ее ужимки он отвечал древними как Марс сальностями, но те лишь смешили Венеру. Особенно ей нравилась его новая органо-пластиковая кожа (оплаченная пенсионным фондом). Три искусственных ноги старика тоже веселили девушку.
Через десять минут Клим прибыл на нужную станцию и поднялся в грузовом лифте на поверхность Марса. В котловане с наклонно уложенной взлетной полосой уже вовсю кипела предстартовая работа механизмов. Заправочно-дренажная мачта гудела от внутреннего напряжения, монтажные роботы подцепляли агрегат экстренной эвакуации. А колонна пневмогидросвязи и сам челнок подверглись целому нашествию диагностических механизмов. В закрытом от пыли котловане было очень светло.
Вскоре прибыли и другие вахтовики – геотехник Марсино Канетти (крупный негроид с зачатками брюшка), археолог Ноэль Габо (общительный коротышка с космическим самомнением) и спец по системам жизнеобеспечения Роман Чжанг – обычный желтый парень. Еще пару лет назад на вахту вербовали также повара и врача в одном лице. Но умная голова в «Азефе» решила, что ребята сами справятся с разморозкой пищевых брикетов (а уж автоматический хирург и зивокс от всего вылечат), и должность упразднили.
Команда обменялась сдержанными приветствиями – суетиться перед началом вахты считалось дурным тоном.
– Ну, братья во Христе! – бодро воскликнул пилот. Он придирчиво следил за наполнением грузового модуля челнока. – Готовы? Эй, смотри, куда суешь! – осадил он ретивого робота, который попытался пристроить кислородный баллон прямо на гладкую макушку химического радиатора. В шлюзе возникла скоротечная пробка из блоков воздухоснабжения, водоочистки, ящиков с продуктами и средствами защиты.
Диагносты тем временем отцепились от стыковочного модуля, на минуту облепили боковой (резервный) узел и тут же переметнулись, семеня суставчатыми лапами, к открытому модулю жизнеобеспечения. Раздался истошный писк, затем роботы вывалились из модуля с наколотыми на манипуляторы крысами.
– Скорей бы, – пробасил Канетти. – Долго еще, шеф?
– Ты же не хочешь окочуриться в вакууме? Потерпи, брат!
Клим подумал, что еще никогда не видел, как разворачивается, будто диафрагма древней фотокамеры, круговой клапан над макушкой челнока. В это время он всегда лежал пристегнутым к противоперегрузочному креслу. Где-то за горизонтом, в 6000 километрах выше, с запада на восток сейчас мчался Фобос, приближаясь к точке встречи с челноком.
Чжанг принялся делиться с коллегами, как скучно ему жилось на Марсе, каждодневно торча в симуляторах и отрабатывая нештатные ситуации. Рассказ его сопровождался сочувственными репликами – все четверо уже плохо представляли себе безвылазную жизнь на планете. Клим помалкивал, не зная, как донести до товарищей назревшее решение покончить с опасными вахтами. Скорее всего, после месяца в невесомости, вдали от марсианских развлечений смириться с таким выбором будет проще.