«Что ж, по крайней мере, хоть один из нас получил удовольствие от этого спектакля», – попытался успокоить себя Гай.
– Молодец, брат. А я уж боялась, что ты утратил былую хватку. – Танит шагнула к нему, звеня доспехами. Плечи ее покрывал длинный тяжелый пурпурный плащ, полы которого с шуршанием волочились по полу. – А вообще-то ты зря стараешься. Жар-птицу не найти, потому что и искать-то некого. Ее не существует, что бы там себе ни воображал этот чокнутый генерал птератусов.
Гай запустил руку в свои темные волосы. За последние недели они заметно отрасли. Интересно, считают ли придворные своего господина неряхой?
– Мне всего лишь нужно чуть больше времени.
– Ты и так его достаточно потратил, – парировала Танит, – на поиски мифического создания, которого и в природе-то не существует. Сказочной птицы, которая, может, вовсе и не птица. Время уходит, твои подданные устали ждать.
– Я их повелитель, – отрезал Гай. – Ради меня подождут.
– Ты их повелитель до тех пор, пока они этого хотят. – Танит покачала головой. Ее золотистые локоны рассыпались по эполетам. Гай и Танит были близнецы, но, кроме пестревших чешуйками высоких скул, у них не было почти ничего общего. Гай всегда был спокойным, мужественным, старательным, Танит же – сама страсть, пламя, ярость. – И лучше бы тебе об этом не забывать.
– Ты мне угрожаешь? – поинтересовался Гай. С такой сестрицей надо держать ухо востро.
– Нет. Я всего лишь говорю то, что есть. – Танит улыбнулась, но улыбка вышла сухой и угрюмой. – Драконы не отличаются терпением. А эта погоня за жар-птицей… полный идиотизм.
Гай отвернулся от Танит и отошел к изысканно украшенному камину, который занимал почти всю дальнюю стену комнаты. По обеим сторонам его сидели два каменных дракона с разинутыми пастями, так что казалось, будто они выдыхают пламя, вот только угли уже несколько часов как потухли. Гай слышал, как стоявшая позади него Танит переступает с ноги на ногу от нетерпения. Мелко, конечно, но он заставил ее подождать несколько мгновений, прежде чем спросить:
– Ты не согласна с моим решением? – Гай вытер грязные руки о тряпку, лежавшую на камине. Испачкался о филина.
Танит фыркнула. Она никогда не отличалась вежливостью.
– Можно подумать, в первый раз. Или ты уже забыл… как бишь ее звали?
Гай отвернулся. Каменные драконы равнодушно таращили на него изумрудные глаза. Он ничего не ответил сестре. Танит прекрасно помнила это имя, да и он не забыл. Повисло тяжелое молчание: слишком многое они не сказали друг другу.
– Это было давно, – тихо произнес Гай. – Что толку об этом вспоминать. – Интересно, догадалась ли Танит по его голосу, что он врет.
– Те, кто забывает свою историю, – Танит шагнула ближе и посмотрела ему в лицо, – обречены ее повторить. – Сестра подняла руку, и на ее ладони вырос язычок пламени. Танит щелкнула пальцами, и в потухшем камине снова вспыхнул огонь. – Ты с этой жар-птицей снова вляпаешься, а я разгребай.
Гай оперся руками о каминную полку и наклонил голову, так что его длинные волосы упали на лицо и скрыли из виду Танит. Он устал. От этого разговора, от попыток убедить Танит в правильности своих поступков, от необходимости не замечать критических взглядов и недовольного шепота собственных подданных: шло время, а ему нечего было им сказать.
– Жар-птица существует. – Он твердил это уже добрую сотню лет, да только Танит все ему не верила. – Она существует, и это наша единственная надежда положить конец войне.
На его плечо легла маленькая рука, окрепшая за годы битв. Гай не слышал, как Танит сняла рукавицы. Он устал и от этого плохо соображал.
– Жар-птица – выдумка. Сказка. Не более. Ты упускаешь из виду то, что действительно важно.
Вот ведь гадюка. Гай обернулся к Танит.
– Если это не важно, если поиски жар-птицы – пустая трата сил и времени, тогда что важно? Что, по-твоему, важно, если не желание как можно скорее положить конец войне?
– Победа, – не раздумывая, ответила Танит. Для нее все просто. И всегда так было. Гай завидовал такой простоте. Удобно, наверное, так жить. – Ты не хуже меня знаешь, что перемирие – фарс, того и гляди, снова разразится открытая война, особенно если они будут засылать к нам шпионов.
– Как мы к ним? – уточнил Гай.
– Можно подумать, война бывает честной.
– Совершенно верно, не бывает. Я не настолько наивен, чтобы считать иначе.
– Я бы не удивилась, если бы у тебя было другое мнение на этот счет, – парировала Танит. – Скажи, сколько времени ты уже потратил, сколько сил потерял на эти бесплодные поиски?
– Я не считаю их пустой тратой времени и сил. Я лишь пытаюсь помочь нашим подданным, хочу положить конец войне. Если верить пророчествам, это может сделать только жар-птица.
– Я хочу того же, но все пророчества – полная чушь. Нашим подданным нужны конкретные результаты, а не сказки.
«Сказки, – подумал Гай. – Как же мне надоело слышать это слово».
– Ты когда-нибудь задавала себе вопрос, зачем воюешь?
Танит лишь пожала плечами. На ее покрытых грязью доспехах плясали отблески огня.
– Я воюю, потому что это мой долг. Эту кровавую вражду развязали птератусы. А я положу ей конец. Из-за их слепой жажды власти мы утратили могущество. А ведь когда-то дракхары умели превращаться в драконов. В настоящих драконов, Гай! Когда-то мы парили в небесах и опаляли врагов огнем.
На губах Гая показалась еле заметная улыбка.
– И кто из нас теперь пересказывает сказки?
Танит сложила руки ковшиком и дунула в них. Крохотный шарик пламени вспыхнул и повис над ее ладонями, точно блуждающий огонек.
– Некоторые из нас до сих пор дышат огнем.
– Так, да не так: ты его вызываешь. И даже если бы эта старая сказка была правдой, все равно, если мы уничтожим всех птератусов, то не вернем того, что потеряли.
Танит хлопнула в ладоши, и пламя погасло.
– Думай что хочешь. А я верю в то, что вижу и чувствую. Даже если после истребления птератусов к нам не вернется наше волшебство, все равно мне от этого будет лучше. Я добиваюсь справедливости для наших подданных и хочу положить конец угрозе. И тебе бы тоже следовало подумать именно об этом, а не о волшебной птице, о которой ты прочел в книге.
Гай повертел головой и выгнул спину, потягиваясь. Ему давно пора было отдохнуть.
– Не в книге, а в книгах.
– Ну да, половину из которых написали птератусы. В следующий раз смотри, что читаешь. Им нельзя верить.
– Я устал воевать, – тихо произнес Гай. Он знал, что Танит его услышит, а вот прислушается ли к его словам – уже другой вопрос. Понимая, что глупо ее об этом спрашивать, все-таки не смог удержаться: – А ты?
Танит склонила голову набок и прищурилась. В свете факела чешуйки на ее скулах, так похожие на его собственные, радужно переливались. Красные глаза ее блеснули.
– Нет, – отрезала она.
Слово повисло в воздухе, короткое и четкое, словно подводя итог разладу, начавшемуся много лет назад и с годами лишь углубившему пропасть между ними. А ведь когда-то все было иначе. Прежде брат с сестрой были неразлучны. Они носились по залам этой самой крепости, оседлав палки, воображая себя настоящими наездниками, и сражались на тупых деревянных мечах, играя в войну, смысла которой толком не понимали. Но девочка в непослушных золотых кудряшках, с пухлыми ручками, липкими от сладостей, ничуть не походила на женщину, которая стояла сейчас перед ним, величественная и грозная, гордая тем, что запятнала себя кровью врагов. Сестра его выросла и стала красивой, беспощадной и совершенно ему чужой. Иногда он скучал по той девочке, которой Танит была много лет назад, пока битвы и кровопролитие не ожесточили ее.
Взгляд Танит смягчился. На мгновение она стала той, прежней. Не полководцем, а сестрой Гая.
– Мы должны опередить птератусов. Промедление дорого обойдется дракхарам. Я, как и ты, хочу нашим подданным добра.
Гай тяжело вздохнул и отошел от Танит. Он был сыт по горло ею и ее сомнениями.
– Спасибо, Танит, можешь идти.
Сестра бросила на него тяжелый взгляд. Лицо ее было непроницаемо. Гай ждал, что она возразит ему. Как самый старший полководец армии дракхаров, Танит привыкла отдавать приказы, а не исполнять их, но все же Гай был рангом выше ее. Вот уже сотню лет он был Повелителем драконов, самым молодым из всех, кого когда-либо выбирали на этот пост. За годы войн и политических интриг Гай доказал, что достоин этого титула. И его сестре не мешало время от времени напоминать, что корона дракхаров венчает голову Гая, а не ее.
Спустя минуту Танит развела руками в легком поклоне:
– Как прикажете, повелитель.
«Если бы неискренность Танит была золотом, – подумал Гай, – я бы давным-давно стал богачом».
Глава четвертая
Эхо была рада, что не доела буррито. Когда мрак междумирья сменился теплым золотистым светом комнаты Птеры, в животе у Эхо было неспокойно, как на море в шторм, хотя они проделали не такой уж и длинный путь. Гнездо располагалось прямо под библиотекой на Пятой авеню, но, насколько Эхо было известно, никто из людей, кроме нее, не догадывался о его существовании. И каждый раз, когда она путешествовала с Птерой без помощи сумеречной пыли и рукотворных порталов, ее едва не выворачивало. А Птере хоть бы хны. Ее перья оставались такими же гладкими и шелковистыми, черными, как само междумирье. Может, в Птере есть его частица. Тогда понятно, почему она, окутавшись мраком, точно плащом, перемещается куда угодно, с порталом или без. Эхо постояла, привыкая к свету, пока последние полосы темноты не рассеялись в воздухе, точно дым на ветру.
– Так что это за жар-птица такая? – спросила Эхо, потирая живот. – И какое отношение она имеет к этой музыкальной шкатулке?
Птера устало пробормотала себе под нос «ох уж эти дети» и провела Эхо в свое укромное гнездышко с его разномастной мебелью, гобеленами и подушками. По всей комнате были расставлены вазочки с разнообразными конфетами. Пристрастие птератусов к сладкому вошло в пословицу. Эхо помнила, как в детстве зарывалась в подушки и канючила, чтобы Птера перед сном рассказала ей еще одну сказку и дала еще печенья.
Птера опустилась в плетеное кресло посередине комнаты и кивнула Эхо, чтобы та тоже садилась. Девушка повалилась лицом вниз на кушетку, обитую бордовым бархатом, от которого слабо пахло лавандой и нафталином, и схватила шоколадное печенье с тарелки, стоявшей на деревянном журнальном столике. От шоколадного печенья любая тошнота вмиг пройдет.
– Ответ на один вопрос повлечет за собой другие. Слушай. – Птера несколько раз повернула ручку музыкальной шкатулки и открыла ее. Полилась металлическая мелодия, и птичка завертелась вокруг своей оси.
– Ну правильно. Колыбельная сороки. Поэтому я ее и взяла. – Эхо вяло пошевелила пальцами, словно дирижировала маленьким оркестром. – Одна сорока – к скорби, две – к смеху и веселью.
Птера нежно улыбнулась.
– Три к смерти, а четыре – к младенцу в колыбели.
– Пять к серебру, а шесть сорок нам золото сулят, – пропела Эхо, и они закончили вместе: – Семь – к сокровенной тайне, что бережно хранят.
Эхо потерлась щекой о колючий бархат кушетки и вздохнула.
– Нет, это все здорово, конечно, но только не говори, что я не доела буррито только для того, чтобы мы с тобой тут повспоминали прошлое.
– Не хами, – бросила Птера и достала из кармана сложенный в несколько раз пергамент.
Уткнувшись лицом в кушетку, Эхо глухо пробормотала:
– Вот такая уж я хамка уродилась. – Девушка приподнялась на локтях. – Так ты мне расскажешь, что за таинственную бумажку ты нашла в шкатулке, или нет?
Птера осторожно развернула пергамент.
– Это, дорогая моя Эхо, самая важная карта, которую тебе когда-либо доведется увидеть.
Эхо протянула руку и пошевелила пальцами. Птера замялась, но потом все-таки отдала девушке пергамент. Карта была большая, потертая на сгибах, которые на ощупь казались мягкими, точно вата. Вычерчена она была темно-красными чернилами и так изысканно, что походила на иллюстрацию из книги. Очертания суши были Эхо знакомы. Вот побережье Китая, на востоке изогнулась Япония, а слева – Америка. Возле Японии нарисован какой-то символ, напоминавший не то щит, не то герб, хотя детали стерлись от времени. У северо-восточного побережья Америки виднелся ключ, соединенный тонкой линией с Нью-Йорком. Границы европейских стран на карте отличались от тех, что знала Эхо. Наверное, карту чертили до того, как по континенту прокатились две мировые войны. Но Франция была более-менее такой же, а в центре ее красовался кинжал. Стрела соединяла несколько наспех нацарапанных рун птератусов со щитом в Японии. И над всем этим парила красная птица, чьи перья напоминали языки пламени. Сверху над птицей было написано несколько строчек какого-то стихотворения.
– Та птица, чей слышен голос, – прочла Эхо, – в полуночном хоре скорбей, восстанет из крови и пепла, чтоб оду пропеть заре. – Она провела пальцами по словам, как будто это могло ей помочь выведать их секрет. – Что все это значит?
– Я думаю, что этот стих – пророчество о возрождении жар-птицы. А руны – координаты, – ответила Птера. – Хотя этим шифром армия птератусов уже давным-давно не пользуется. По крайней мере сотню лет.
– То есть фактически это карта сокровищ, – заключила Эхо. – Пожалуйста, скажи, что мне предстоит настоящее приключение, – я отправлюсь на поиски клада, причем помогать мне в этом будут гномы, эльфы и люди.
– Вполне возможно, – согласилась Птера и внимательно посмотрела на Эхо, будто раздумывая над тем, что еще собиралась сказать. Спустя мгновение она продолжила: – Эта карта приведет тебя к жар-птице.
Эхо хмуро уставилась в пространство между Птерой и картой.
– Как-то все это зловеще звучит. Уж не знаю, выдержу ли я такое на пустой желудок.
Птера наклонилась к Эхо и серьезно проговорила:
– Звезды встали как надо. Я это чувствую. Скоро снова появится жар-птица, и мы должны ее найти. Согласно нашим пророчествам, жар-птица положит конец войне с дракхарами, а уж как именно – зависит от нас.
– Стоп, – перебила ее Эхо. – Отмотай назад. Объясни, каким образом эта птица положит конец войне.
– Видишь ли, жар-птица – не совсем птица.
– Ну разумеется! Это было бы слишком просто, – пробормотала Эхо и откусила кусок печенья. – А кто же она тогда?
Птера печально взъерошила перья.
– Этого мы не знаем. По крайней мере наверняка. Одни говорят, что на самом деле это золотое перо, которое исполняет желания. Другие утверждают, что это название какого-то существа, которое давным-давно вымерло. Есть даже несколько ученых, которые уверены, что эта птица дышит огнем.
Эхо приподняла бровь.
– Как дракон?
Глаза Птеры засияли гордостью.
– Умница. Мифы птератусов и дракхаров в данном случае повторяют друг друга. Нам известно одно: как бы ни выглядела жар-птица, она обладает большим могуществом, и тот, кому она попадет в руки, определит исход войны. А значит, с помощью жар-птицы можно добиться многого. Хотя и не власти.
– Это понятно. – Эхо слизнула крем, выступивший между половинками печенья. – . Но ведь на самом деле никакой жар-птицы не существует, верно? Все это выдумки.
Птера молча уставилась на Эхо. Девушка не отвела взгляда и, глядя Птере прямо в глаза, откусила еще один кусок печенья.
– Подумать только, – проговорила наконец Птера. – А ведь ты выросла в библиотеке.
– Ну и что, – ответила Эхо с полным ртом.
– Ты когда-нибудь перестанешь жевать?
– Не-а. – Эхо проглотила печенье. – Тот, кто знает, что такое голод, никогда не упустит возможности поесть.
Взгляд Птеры смягчился, глаза стали грустными, и Эхо испугалась, что та сейчас скажет что-нибудь сентиментальное. Надо срочно сменить тему.