Один из членов украинской делегации в Вильнюсе недавно рассказывал мне, что происходило в литовской столице. Председатель Европейской комиссии Жозе Мануэл Баррозу вместе с коллегами на протяжении двух с половиной часов буквально умолял Януковича подписать соглашение. Украинские дипломаты долгие годы мечтали о том моменте, когда европейцы начнут нас уговаривать. И вот этот момент наступил. Европейцы приводили все возможные и невозможные аргументы в пользу подписания. Беседа затянулась. Янукович, игнорируя протокол, просил дать еще время для разговора. А тем временем лидеры 28-ми стран ждали украинскую делегацию на вечернем приеме. Когда откладывать начало приема стало уже невозможно, европейцы еще раз спросили: «Может, все-так подпишем?», но услышали отрицательный ответ. На ужине лидеры Германии и Литвы, Ангела Меркель и Даля Грибаускайте, попытались переубедить Януковича. Он снова ответил отказом.
В ночь после возвращения Януковича из Вильнюса отряд милиции особого назначения «Беркут» жестоко разогнал несколько сотен студентов, остававшихся на Майдане.
Новость об этом застала меня в Стамбуле, где я участвовал в заседании исполкома Всемирной газетной и новостной ассоциации WAN-IFRA. Опубликованные в YouTube сцены избиения беззащитных ребят на пустых ночных улицах невозможно было смотреть без гнева и содрогания.
Настроение было подавленное. «Все, – подумал я. – Это – диктатура».
Весь день я жадно следил за новостями из Киева, где на Михайловской площади собрались тысячи разгневанных горожан.
1 декабря, в воскресенье, на Крещатик и прилегающие улицы выплеснулось людское море. Протестующие легко смели заслоны милиции и снова заняли Майдан. Сотни тысяч киевлян скандировали: «Банду геть!» и «Ре-во-лю-ци-я!»
Ближе к вечеру мне позвонил Сергей Курченко, новый владелец UMH. Его голос звучал озабоченно:
– Что скажете по поводу происходящего? Посоветуйте…
– Похоже, режиму конец, – ответил я.
– Та ладно там.
– Увидите.
Расследование преступлений, совершенных старым режимом на Майдане, к сожалению, не завершено – слишком много документов было уничтожено 19–23 февраля 2014 года, когда причастные к этим преступлениям уже понимали, что режим рушится. Из того, что нам известно, можно восстановить следующую цепочку событий, предшествовавших кровопролитию.
Янукович прилетает из Литвы. Всего пару недель назад все ждали, что Вильнюсский саммит станет его триумфом. Даже оппозиция готова была, скрепя сердце, смириться с тем, что ассоциация с ЕС превратит Януковича в лидера нации, возвратившего Украину в ее европейский дом.
Вместо триумфатора в Киев вернулся изгой. В Вильнюсе европейские лидеры шарахались от Януковича как от прокаженного.
Как я представляю себе эту сцену?
Президент не в духе. Собирает приближенных и роняет со злостью:
– Надоели эти, на площади. Надо проучить[2].
Как утверждает начальник управления спецрасследований Генеральной прокуратуры Сергей Горбатюк, ключевую роль в разгроме студенческого городка на Майдане играли 50-летний министр внутренних дел Виталий Захарченко и 49-летний секретарь Совета национальной безопасности и обороны Андрей Клюев – один из ближайших соратников Януковича[3]. В депешах американского посольства в Киеве, обнародованных Wikileaks, Клюева называли бизнес-партнером Януковича в бытность того губернатором Донецкой области.
Непосредственные подчиненные Януковича дают команду, а дальше вступают в действие бойцы «Беркута», которые, что называется, отвели душу.
Большую часть декабря я оставался в Киеве. Почти каждый вечер бывал на Майдане. Ходил на воскресные веча. Разговаривал со знакомыми, наблюдал. Я не выкрикивал лозунгов, не участвовал в стычках. Но у меня появился какой-то драйв, уверенность, что этих людей – если не подкачают лидеры – невозможно остановить.
В 20-х числах декабря мы с женой уезжали из Киева. Перед отъездом я зашел к Порошенко. У него как раз шло обсуждение, что делать с Майданом. Протестная активность снова шла на спад, людей на площади оставалось все меньше. Возобладало мнение ни в коем случае не расходиться, сделать все возможное, чтобы разжечь эти угли. Режим нужно дожимать.
Незадолго до этого Путин бросил Януковичу спасательный круг – кредитную линию на 15 миллиардов долларов и снижение цен на газ. План Москвы легко считывался: не допустить финансовой катастрофы в Украине, которая будет означать смену режима и потерю всех позиций союзниками и агентами Кремля в украинской власти. Ходили слухи, что Путин настаивает на жесткой зачистке Майдана. Янукович осторожничал.
Точкой перелома стало голосование 16 января в Верховной Раде за пакет так называемых «диктаторских законов». Ограничивались свобода слова и собраний, расширялись полномочия репрессивных органов. Майдан был, по сути, поставлен вне закона.
Янукович показал, что готов идти на обострение. Считаю это его фатальной ошибкой. Забыв об элитном консенсусе, который сделал его президентом и на который он опирался до осени 2012 года, Янукович решил «дожимать» оппонентов, которые были ему уже не по зубам.
На Майдане против режима сплотилась коалиция среднего класса, элиты и части бюрократии. Постоянные уступки Януковича Москве, инфильтрация в украинскую власть ставленников и союзников Кремля придали этому протесту национально-освободительную окраску.
Столь массовый протест оказался неожиданностью и для власти, и для оппозиции. Еще в конце ноября подавляющее большинство политических противников Януковича было уверено в невозможности вывести народ на улицы – люди, мол, слишком разочарованы итогами Оранжевой революции, которая привела к власти третьего президента Украины Виктора Ющенко. Украинские избиратели остались недовольны его правлением: президентские выборы 2010 года Ющенко проиграл с разгромным счетом, набрав всего 5,5 % голосов.
Янукович не смог бы победить в 2010 году без поддержки крупного бизнеса и части среднего класса, которые отвернулись от его главной соперницы Юлии Тимошенко. Олигархи опасались непредсказуемости Тимошенко, обеспеченных горожан раздражал ее безудержный популизм. Янукович, казалось, извлек уроки из поражения на президентских выборах 2004 года, когда он сделал ставку на фальсификации. В 2010 году он апеллировал не только к своему традиционному электорату на юге и востоке страны. Идя к власти, он позиционировал себя как реформатор.
В этом амплуа Янукович продержался недолго. Уже осенью 2010 года Конституционный суд пошел навстречу новому президенту и существенно расширил его полномочия.
Иллюзия всевластия не пошла Януковичу на пользу. Сотрудничество с Международным валютным фондом, гарантировавшее здравость экономической политики, быстро сошло на нет. Пропрезидентская «коалиция» становилась все у́же и у́же[4]. Из старых соратников в одной лодке с Януковичем осталось не так много людей – премьер-министр Азаров, спикер Верховной Рады Владимир Рыбак, богатейший украинец Ринат Ахметов, Клюев… После парламентских выборов осенью 2012 года на первый план выдвинулись люди из ближнего круга Януковича. В него входили старший сын президента Александр Янукович, первый вице-премьер Сергей Арбузов, министр доходов и сборов Александр Клименко, министр внутренних дел Захарченко. Наблюдатели прозвали эту группу «Семьей».
На последних перед революцией выборах главная опора Януковича, Партия регионов, выступила хуже, чем в предыдущий раз. В 2007-м за «регионалов» проголосовало 34,4 % избирателей, в 2012-м – 30 %. И хотя за счет победителей в одномандатных округах фракция ПР увеличилась со 175 до 186 депутатов из 450, для «Семьи» это был тревожный звонок. Но вместо поиска новых союзников молодежь из окружения президента сделала ставку на закручивание гаек.
Концентрация денег и силовых полномочий в руках «Семьи» вызывала не просто недовольство, а страх практически у всей украинской элиты. «Семейные» начали подминать под себя целые сферы экономики – от угольного бизнеса до импорта энергоносителей и нелегальных банковских операций[5]. Олигархи понимали, что скорость и жадность, с которыми действует «Семья», неизбежно приведут ее в сферы, занятые другими крупными игроками. Рассчитывать на победу в прямом противостоянии с силовым аппаратом Януковича олигархи не могли.
Причины недовольства среднего класса были более идеалистического и более общего свойства: люди мечтали о сохранении демократических свобод и внедрении европейских правил игры. «Авторитаризм не пройдет», – таким был их девиз. В активной части общества накапливалось недовольство самой моделью власти, основанной на бесконтрольности и вседозволенности.
Бюрократический аппарат тоже не переваривал «семейных» – слишком грубо и топорно те действовали. Для молодежи из окружения старшего сына Януковича не существовало ни авторитетов, ни ограничений. Это пугало всех, даже старших представителей донецкого клана – одну из основных политических опор Януковича.
К осени 2013-го власть получила несколько ясных сигналов, что в стране закипает недовольство. В июне-августе 2013 года в поселке Врадиевка и за его пределами прошли многолюдные акции гражданского неповиновения в ответ на изнасилование и избиение местной жительницы милиционерами. Люди требовали отставки министра внутренних дел. Янукович предпочел проигнорировать это требование летом, проигнорировал его и зимой – несмотря на бесчинства «Беркута» в Киеве.
После парламентского демарша 16 января протест перестал быть мирным. Но все новые попытки подавить Майдан оказались тщетными. Режим Януковича продержался еще чуть больше месяца и рухнул 22 февраля – после трех дней кровавого противостояния, обернувшегося гибелью «Небесной сотни» (102 протестующих, не считая девяти горожан, убитых в предыдущие недели) и десятков милиционеров.
Янукович бежал из Украины, а лидером социологических опросов стал Порошенко, во время Майдана находившийся как бы в тени оппозиционной «тройки» – Арсения Яценюка, Виталия Кличко и Олега Тягнибока.
Наступила весна. Атмосфера в Киеве была незабываемой. Скорбь о погибших мешалась с каким-то удивительным подъемом. На Майдане пахло гарью и оплакивали погибших. А с другой стороны – чувство новой страны, безграничных возможностей. Я снял офис, начал подыскивать интересные объекты для инвестиций. Смотрел какие-то проекты, вел переговоры. Ни я, ни мои собеседники не могли и подумать, что напряжение на востоке обернется большим кровопролитием.
Раз в три-четыре недели я встречался с Порошенко – обсудить бизнес-идеи, расспросить о происходящем. Только однажды в наших беседах проскользнул намек на совместную работу. Порошенко сказал, что было бы здорово создать совет по инвестициям, который подстегивал бы реформаторские усилия правительства. Было совершенно ясно, что без больших проектов, без крупных иностранных инвестиций сдвинуть ситуацию в экономике будет трудно.
Ситуация в Крыму развивалась от плохого к ужасному, но мне казалось, что Крымом конфликт и закончится. 27 февраля российский спецназ захватил здание парламента в Симферополе – столице Крымской автономии. Новым лидером региона был провозглашен никому не известный Сергей Аксенов – лидер микроскопической пророссийской партии (на предыдущих выборах в Верховный Совет Крыма она получила 4 % голосов), человек с темным прошлым[6]. 16 марта оккупационная власть провела плебисцит о присоединении полуострова к России, а всего через день Москва объявила о включении Крыма в состав своего государства.
Украинская армия не оказала сопротивления захватчикам.
В марте-апреле брожение охватило Луганскую и Донецкую области. 6 апреля толпа захватила здание Службы безопасности Украины в Луганске. 12-го группа российских диверсантов во главе с Игорем Гиркиным заняла Славянск, город со 130-тысячным населением, расположенный на полпути между главными центрами украинского востока – Харьковом и Донецком. В тот же день под контроль сепаратистов перешел Мариуполь – индустриальный центр с 480 000 жителей на побережье Азовского моря.
Поначалу я не придавал событиям на востоке большого значения, думал, у власти хватит сил положить конец беспорядкам, как это произошло в моем родном Харькове. Весь март город лихорадило, 6 апреля сепаратисты захватили областную администрацию. Два дня спустя здание освободили – операцию провел министр внутренних дел Арсен Аваков. На этом история харьковского сепаратизма, по большому счету, и закончилась.
В апреле 2014-го я решил, что не могу позволить себе паузу длиною в год. В Украине появляются новые возможности, а я буду в отъезде и все пропущу? Вот только съезжу с друзьями на Ближний Восток – в Израиль и Иорданию, а потом вернусь и займусь делами.
Мы тренировались бок о бок с израильским спецназом: спускались с моста в надувные лодки, учились освобождать заложников – со стрельбой холостыми, с «ранеными», которых нужно перетащить в безопасное место, чтобы сделать укол. Караваном из шести броневиков въезжали в поселок через ворота в высокой стене. Мы не сталкивались с реальными боевыми действиями, но все было по-настоящему.
– Если будут стрелять, не волнуйтесь, – напутствовали нас инструкторы. – Людей у нас достаточно.
Израильский патриотизм буквально заражает. Страна, практически не имеющая полезных ископаемых, расположенная на скудных почвах, окруженная врагами, демонстрирует чудеса эффективности. Мы гостили у фермеров, которые живут на израильском фронтире в совершенно спартанских условиях. Никто не заставлял их туда ехать. Представьте себе бородатого фермера с пистолетом на поясе, который рассказывает, что на этой земле будут жить и работать его дети, что скоро у него будет в полтора раза больше коз, чем сейчас, что он начал делать сыр…
Мы говорили с солдатами-срочниками. В них нет ничего сверхчеловеческого. Обычные парни и девчонки, готовые умирать и убивать за свою страну. Этого инстинкта очень не хватало нашим ребятам в первые недели боев на востоке, без него не выстоять в схватке с сильным врагом.
Звонок Порошенко застал меня на юге Иордании.
Недавно я еще раз анализировал тот разговор. Возможно, в глубине души я согласился с предложением Президента почти сразу. Было три соображения, которые обусловили мое «да».
Во-первых, впечатления от израильского патриотизма срифмовались с послереволюционной эйфорией в Киеве, с ощущением того, что перед Украиной и моим поколением открылись совершенно небывалые перспективы. Мы можем поменять страну, сделать ее открытой, комфортной для бизнеса и обычных граждан.
Во-вторых, я воспринял предложение как управленческий вызов. Да, я руководил крупнейшим в Украине медиа-холдингом, но государство – самая крупная организация, которую только можно вообразить. Такой шанс выпадает раз в жизни. Сюда же примешивался и другой мотив: сколько можно критиковать тех, кто нами правит? Не нравится – попробуй сделать лучше.
Наконец, личный фактор. Я всегда глубоко уважал Петра Порошено. Мне хотелось ему помочь.
Знай я то, что знаю сегодня, принял бы я иное решение? Я, как, наверное, и подавляющее большинство украинцев, не предвидел, что антитеррористическая операция на Донбассе перерастет в настоящую войну. Второй ошибкой в оценке ситуации был чрезмерный оптимизм в отношении экономических перспектив. В частности, я недооценивал степень неэффективности госсектора. Это заблуждение разделяли со мной многие, тем более что повод к оптимизму давал и Международный валютный фонд, который 30 апреля 2014 года одобрил новую программу поддержки Украины – первую после четырехлетнего перерыва. Это означало, что в течение двух лет страна может рассчитывать на получение $17 млрд.