Лотти оглянулась на главный вход. Посетители заполняли зону бара с роскошным патио, выходившим на южный берег Темзы, над которой в этот июньский вечер плыли облака. Погода была такой, как она любила: тепло, дует легкий ветерок. Отлично. Ее кожа не выдерживала жаркого солнца. Слишком светлая. Быстро покрывается веснушками.
Как же хорошо сидеть вот так и наслаждаться картиной, ни о чем не беспокоясь, пока не начался банкет. Все блюда готовы, официанты придут через десять минут, даже художница еще не появилась. Так что у нее в запасе несколько минут на счастливое погружение в себя. Это особое время. Только она и искусство. Лотти расслабила плечи, поводила шеей из стороны в сторону, подняла подбородок и удовлетворенно вздохнула.
Экспозиция состояла в основном из портретов и пейзажей, написанных маслом и выполненных на компьютере, но ее почему-то привлекли картины, висевшие в этом углу зала, освещенные ярким естественным светом, лившимся из окон во всю стену. Лишь одна картина приглушенных и нежных тонов. Небольшой холст в такой же широкой красной раме, как и другие. Но это особая картина. Другая. Лотти видела ее в каталоге, который сделал Йен, и та сразу привлекла внимание. Трудно объяснить, чем она зацепила и не отпускала. Лотти пробежала по картине взглядом.
Хрупкая женщина средних лет в платье до колен без рукавов стояла на песчаном берегу, где росли сосны и пышные средиземноморские растения, и простирала руки к морю.
Лотти почти ощущала, как ветер шевелит шифоновые складки юбки, те вот-вот взмоют в воздух.
Женщина смотрела на море, тянула к нему руки, высоко подняв голову, на губах играла легкая улыбка, ступни почти увязли в песке.
В сумерках горизонт прорезали, казалось, обычные красно-золотые и абрикосовые полосы, размытые набегавшей темнотой. Скоро станет совсем темно. Лотти знала, женщина все равно будет стоять до самого последнего момента, всматриваясь в море, пока не угаснет последний проблеск дня. Пока теплится последняя надежда на счастье.
По щеке побежала слезинка, Лотти, несколько раз шмыгнув носом, потянулась за носовым платком, но вспомнила, что оставила упаковку с платками в кондитерской, пришлось довольствоваться бумажной салфеткой.
Последний шанс. О да. Кому, как не ей, знать об этом. Еще три года назад она была бизнес-клоном в костюме, заключенным в помещение Национального инвестиционного банка, где ее отец проработал тридцать пять лет. От нее требовалось только сидеть, опустив голову, говорить нужные вещи и делать, что прикажут. Все. Ясная и понятная карьера открыта. У нее даже был идеальный бойфренд с правильными рекомендациями, на одну ступень опережающий ее на карьерной лестнице. Можно ли представить более совершенную жизнь?
То, что она ненавидела свою работу, ее тошнило каждое утро, не причина отказываться от нее, ведь ей платили такие большие бабки. Не так ли? Но в один судьбоносный день притворство и ложь исчезли, она осталась ни с чем. Стоя на песке, как та женщина на картине. Протягивала руки к морю в поисках нового пути и новой идентичности. Она перестала быть стальной Чарли, девушкой с шестизначным окладом, делающей карьеру, которую выстроил ее отец в инвестиционном банке.
Она поступила на курсы поваров-кондитеров. Ой, не так. Та девушка умерла. А девушка, сидящая сейчас со слезами на глазах, кондитер Лотти. Настоящая девушка, с настоящими чувствами, которые она научилась испытывать за эти три года, и болью, которая еще не прошла. Она подстерегала в совершенно неожиданные моменты, как сегодня, когда начинали переполнять эмоции, в которых она тонула, как в море.
Впервые за долгое время она позволила себе спрятать личину, которую надевала на публике, и показать всем, что ей больно. Глупая женщина! Это всего лишь усталость и невыразимое одиночество сделали ее уязвимой. Бумажная салфетка начала рваться, она поспешила убрать ее в сумку.
Может быть, к концу вечера, когда все разойдутся, она сможет несколько минут поговорить с художницей о «Последнем шансе». Возможно, Адель Форрестер сможет ответить на пару вопросов о том, как воспользоваться последним шансом и изменить жизнь. И что делать, если большинство друзей, которые считались близкими, стоило тебе покинуть общую лодку, пришли к выводу, что между вами больше ничего общего, и перестали отвечать на телефонные звонки? Начиная с бойфренда с такими хорошими рекомендациями.
Лотти поморгала, потерла щеку тыльной стороной ладони. Пора поправить макияж и подготовиться к рок-н-роллу. Ей предстоит подать гостям двести канапе.
Поторопись, пора.
Она скорее почувствовала, чем услышала, как кто-то подошел и встал рядом, теперь они вместе смотрели на один и тот же холст. Тишина затягивалась.
– Она само совершенство. Как ей удалось это сделать? – начала Лотти. – Выразить в этом плоском образе столько чувств? Невероятно.
– Талант. И глубокое чувство места. Адель знает, как выглядит этот пляж в любое время дня и года. Посмотрите, как она выписала океан и небо. Это возможно, только если постоянно наблюдаешь за ними.
Лотти снова заморгала, на этот раз от удивления.
Он понял, эхом повторив мысли, которые вертелись у нее в голове.
Как ему это удалось? Дрожь в его голосе неожиданно успокаивала и ободряла. Значит, не она одна это видит в произведении. Как такое возможно?
Обезоруживала его осведомленность, он говорил о картине с таким увлечением.
Однако суровая реальность вернула ее в пространство, она почувствовала себя неловко. Йен говорил, что это было предварительное шоу для художественных критиков и СМИ. Этот человек, вероятно, друг Адель Форрестер и прекрасно знает историю написания картин. Может быть, он сможет ответить на ее вопросы? Лотти подняла голову и подвинулась на скамье, чтобы видеть его лицо.
Зал замер.
Словно все вокруг стало прокручиваться в замедленном темпе, как на видео.
Смех и разговоры элегантно одетых людей превратились в слабый гул. Даже воздух как будто сгустился. Лотти медленно и тихо проглатывала его, как желе. Неужели это правда?
– Роб Бересфорд. – Она стиснула зубы.
У нее дурная привычка озвучивать мысли. В смущении она приоткрыла рот.
А почему бы и нет? Роб Бересфорд. Самый нелюбимый шеф-повар в мире. И человек, который пытался походя разрушить ее карьеру.
Глава 2
– Собственной персоной, – пожал плечами Роб.
И, не спрашивая разрешения, не извиняясь, сел рядом с ней на скамейку, вытянув ноги к стене с картинами. – Надеюсь, вам нравится выставка? Это произведение действительно замечательное.
Лотти попыталась собраться с мыслями и вставить хоть слово. Но не смогла.
Роб Бересфорд. Последний человек из всех людей, кого она ожидала увидеть на закрытом просмотре.
Он выглядел как на постере – идеальный знаменитый повар. Стильный костюм. Прическа. Модная небритость. Черт бы побрал портного, который сшил одежду, столь безупречно сидевшую на его фигуре. Даже под этим лощеным обличьем скрывался старина Роб.
Она могла судить об этом по его походке. Хвастун. Повадки и надменно поднятая голова делали его похожим на капитана корабля, высматривавшего в океане пиратские суда, груженные сокровищами. Он не изменился с их последней встречи тремя годами ранее.
Когда уволил ее с первой работы в ресторане.
Одна мысль о том дне превращала ее в ледяной айсберг, способный потопить «Титаник».
Она тогда начинала ученицей на кухне в отеле «Бересфорд». Проработала всего три месяца, когда могущественный Роб Бересфорд ворвался в кухню и потребовал, чтобы идиот, приготовивший шоколадный десерт, вышел в обеденный зал и извинился перед посетителем, который чуть не сломал зуб о каменную выпечку.
Роб был явно унижен и расстроен, поэтому искал козла отпущения, на которого свалил бы всю вину. Главный кондитер взглядом указала в ее направлении, она почувствовала, как Роб схватил ее за грудки поварского халата и притянул к себе так близко, что она почувствовала щекой его жаркое дыхание. Гневные обвинения останутся в ее сердце и памяти на всю оставшуюся жизнь.
– Вон из моей кухни, идите снова в школу, и никаких оправданий. Из вас никогда не получится настоящий повар, вам нечего делать в этом бизнесе, уходите сейчас же и избавьте нас от напрасных усилий. Никто не останется безнаказанным за то унижение, которое я испытал.
Потом он убрал руки так быстро, что она упала бы, если бы не стальная столешница. Роб продолжал сотрясать воздух: «Я не хочу видеть вас здесь завтра. Ясно?»
О, ей было все ясно. Она прекрасно поняла, как несправедливо и предвзято шеф-повара относятся к ученикам. Она подождала, когда шеф по соусам перестанет раболепствовать, положила на тарелку новый десерт, сбросила халат и выскользнула в заднюю дверь до того, как главный кондитер, страшная Дебра, пьяная настолько, что едва держалась на ногах, смогла вставить хоть слово.
С этого момента она поклялась работать только на себя. Все равно в каком деле. Возникает вопрос: что он делает сегодня вечером в художественной галерее? Покупает картины для своих ресторанов? Скорее всего, в зале есть кто-то, кто может посодействовать его карьере.
Посмотреть на других и показать себя – девиз Роба Бересфорда. Так было всегда, и из того, что она читала в прессе и видела на телевидении, за последнее время ничего не изменилось. И если он притворился, что знает об этой картине, – это малая цена за его личное продвижение наверх. Самое унизительное, что он даже не узнал ее. Она не собиралась напоминать.
Лотти подняла руку и убрала волосы с шеи. От гнева ее бросило в жар. Сильный и низкий голос Роба, казалось, резонировал в ее голове, а в животе вдруг запорхали бабочки. Его присутствие наполнило пространство между ними, и было тесно, словно ее зажали между стеной и скамейкой. В прошлый раз он возвышался над ней и пронзал глазами как лазером, она не желала повторения.
И это больше не повторится. Сейчас они на равных.
Четко очерченные линии челюсти и скул еще больше обращали внимание на его роскошные полные губы. Сломанный нос слегка изгибался сразу под переносицей. И слава богу. Если бы не это, Бересфорд выглядел бы еще великолепнее, чем тогда, когда они виделись последний раз.
Роб потянулся за бокалом шампанского, ткань рубашки натянулась на груди. Нет, в мире нет справедливости, этот человек создавал кулинарные шедевры и сам выглядел как образец для подражания. И прекрасно знал об этом.
Плавным движением он поддернул рукав пиджака и обнажил руку с темной татуировкой, бежавшей от запястья вверх, в том же стиле, что и другая, на груди, под белой вечерней рубашкой с расстегнутым воротом.
На долю секунды Лотти задумалась, что за рисунок у него на мощной груди? Потом отбросила эти мысли. Боди-арт и кулинария? О, в этом что-то есть. Еще один способ привлечь к себе внимание. Самовлюбленный тип!
В мире высокой кухни невозможно не столкнуться с Робом Бересфордом на кулинарных конкурсах. Во время награждения победителей она сидела в задних рядах с простыми смертными.
И конечно, телевизионные шоу. Нужна смелость, чтобы выйти на непривычную кухню и советовать шеф-поварам, как лучше управлять ресторанами. Но у него всегда были ответы на все вопросы.
Телезрители не знали, сколько неудач, слез и семейных травм было у этого совершенно незнакомого им человека за долгие годы работы. Но передача шла уже третий или четвертый сезон. Зачем все это? Всеобщее помешательство. Уж она-то никогда не станет в этом действе участвовать, поскольку ненавидит таких, как он, играющих с жизнями других людей, заставляющих плясать под свою дудку. Невнимательных эгоистов. Сурово? Может быть. Зато правда.
Что она пообещала себе, уволившись из банка? Не лгать. Не обманывать себя. Никаких наполеоновских планов. И никогда не играть по чужим правилам. Роб Бересфорд игрок, но она не собиралась играть по его правилам.
Он поднял голову и посмотрел на нее. Нет. Не так. Он, казалось, изучал ее. Она уже приготовилась, что он начнет инспектировать ее пронзительными синими глазами, давая оценку ее красоте, оглядывая с головы до ног. Но он не стал. Его глаза остановились на ее лице, словно он искал и находил в нем что-то важное для себя. Уголок рта приподнялся в легкой улыбке, привлекавшей ее внимание к его губам, которые хотелось поцеловать.
– Мне кажется, мы где-то встречались. Так неудобно, я забыл ваше имя. Не поможете вспомнить?
Его голос, сравнимый с соусом из горячего шоколада поверх лучшего карамельного мороженого, мог заставить сердце любой глупой девицы забиться от восторга. Он говорил с более сильным, чем обычно, американским акцентом, вряд ли это удивительно. Акцент или, можно сказать, намек на него лишь добавляли обаяния.
Что она может? О, и это лучшее, что он мог придумать?
Она почувствовала себя почти оскорбленной.
Неужели знаменитый Роб Бересфорд не нашел лучшего способа познакомиться? Или он сегодня не в форме? Да, что-то с ним сегодня не так. Может, меньше высокомерия? Неудивительно. Явно умеет работать на публику, если верить прессе.
– О, пожалуйста. Неужели эта фраза все еще работает?
Роб удивленно поднял брови, сексуальная улыбка, призванная размораживать замороженные продукты с двадцати шагов, потухла, словно кто-то выкрутил лампочку.
– Иногда. Но теперь я еще больше заинтригован. Снимите груз с моей души. Мы не встречались раньше?
– Возможно. – Она взмахнула ресницами и повернулась к холсту. – Никак не ожидала встретить вас в художественной галерее. Вы сменили сферу деятельности? Или, может быть, хотите встретить девушку другого типа? Говорят, нынче музеи и галереи очень популярны только в определенных кругах. Признавайтесь, откуда вы знаете работы Адель Форрестер? Вы ее поклонник. Я права?
Она слышала, как он коротко вздохнул.
– Может, и поклонник. Есть идея. Я, кажется, вас заинтересовал, а вы заинтересовали меня. Что, если я отвечу на ваш вопрос. А вы ответите на мой? Простой обмен. Вопрос за вопрос. Что скажете? Заключим сделку?
Лотти подняла брови, покосилась на него:
– А я могу доверять вам, вы сдержите слово?
– Обижаете. Вполне можете довериться. Только один раз. Обещаю, что не буду задавать личных вопросов. Честное скаутское.
– Вы никогда не были скаутом!
– Две недели на острове Райт, обгорел и научился разжигать костры. Я отлично все помню. Вы не ответили на мой первый вопрос.
Лотти почувствовала подлинный интерес под его напряженным взглядом.
Может, потратить несколько минут на разговор с ним? На равных? Притвориться, что они никогда не встречались? Для разнообразия. Не все же время разговаривать с Йеном о фонде и рекламном альбоме, которыми она занята в последнее время. Было бы даже забавно посмотреть, как он будет ломать голову над тем, где и когда они встречались.
– Ладно, – непринужденно ответила она.
– Ладно? Точно?
– Это все, чего вы от меня добьетесь. Получите, что хотели. И я буду первой. Мой вопрос. Помните его?
– Конечно. Да. Я знаю Адель Форрестер и, да, я ее большой поклонник. Люблю все, что она когда-либо выставляла, и еще больше – что осталось невыставленным. Удовлетворены? Хорошо. Теперь моя очередь спросить. Потому что, на какую бы газету вы ни работали, они выбрали прекрасную кандидатуру вести раздел о развлечениях. Итак. Какое имя я должен искать под обзором выставки Форрестер?
Лотти чуть прикусила губу, чтобы не улыбнуться. А, так он думает, что она одна из искусствоведов. Отлично. Она будет действовать инкогнито. Это забавно.