– Любовь должна быть красивой, – говорила она, – подобно птице она должна парить в небе высоких чувств и избегать низости разоблачения и скандалов.
В общем, маркиз мог гордо и с достоинством носить звание мужа.
Главной страстью маркизы было коллекционирование. Первой ее коллекцией являлся прекрасный, наверно, самый прекрасный в Шотландии зимний сад, где удалось собрать редкие растения чуть ли не со всего света.
В качестве второй коллекции маркизы выступал ее салон, где два раза в неделю собирались весьма интересные люди. Многие из них разыскивались у себя на родине как опасные преступники, а другие были поэтами, художниками, музыкантами. Третьи…
Единственной запрещенной темой в салоне была политика.
– Если вам нечего больше сказать, лучше молчите, – обрывала она любого, кто пытался нарушить запрет, – это самая низкая из считающихся приличными тем, способная своими миазмами отравить дух моего дома. Молчите, иначе мои драгоценные растения завянут, а этого я вам уже не прощу.
Познакомил их Роберт Ричмонд – бедный дворянин из горной Шотландии. Потеряв все из-за якобинского восстания, он вынужден был покинуть родные места и отправиться на заработки, куда глаза глядят. В конце концов, он осел в Эдинбурге, где занялся торговлей дорогой контрабандой, и маркиз оказался в числе его клиентов.
Ричмонд был готов на все, чтобы стать одним из тех немногих, кому открыт доступ в салон маркизы, где собирались, как сказал один из завсегдатаев, самые исключительные люди. Сам Ричмонд не являлся исключительным человеком, что автоматически закрывало перед ним двери салона. Желание стать вхожим туда стало для него наваждением. Однажды он сам попытался напроситься на приглашение.
– Вы мне не интересны, – отмахнулась от него маркиза.
– А если я познакомлю вас с тем, кого вы с радостью захотите видеть у себя в салоне? – спросил он: оказавшись несостоятельным в качестве невесты, Ричмонд решил пробраться на свадьбу в качестве свахи.
– И с кем же вы можете меня познакомить? – лениво спросила маркиза, ей уже порядком надоел этот человек.
– С личным секретарем и советником самого могущественного преступника нашего города, настолько таинственным, что даже сам король ночной империи не знает, что он за птица. Он молод, красив, интересен, умеет себя вести.
– Он действительно таков, как вы говорите? – этот вопрос маркиза задала уже с подлинным интересом.
– Вы можете сами в этом убедиться. Только скажите, и я приведу его к вам.
– Хорошо. Я приму вас в четверг в четыре.
– В четверг в четыре мы будем у вас!
На следующий день в непростительно раннее время Ричмонд что было сил колотил в дверь дома Филина, обитатели которого спали крепким сном. Наконец, щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась.
– Что надо? – буркнул открывший мальчишка, недовольно глядя на столь раннего посетителя.
– Это шевалье Ричмонд. Мне нужен господин Габриэль. Он меня знает.
Габриэль жил в доме Филина, где делил с Мабом комнату рядом с его кабинетом. Филину это было удобно, так как они всегда были под рукой, если, конечно, не выполняли очередное задание.
– Подождите, – сказал паренек и захлопнул дверь.
Через несколько минут дверь снова отворилась. На этот раз ее открыл Маб.
– Что вам угодно? – спросил он холодно Ричмонда.
– Мне нужен Габриэль.
– Он спит.
– Так разбудите!
– У него была трудная, бессонная ночь. Так что приходите позже.
– Это срочно.
– Ладно, я постараюсь его разбудить. Подождите пока здесь.
Сказав это, Маб нырнул за ковер, закрывающий лестницу на второй этаж в покои Филина.
– Что случилось? – недовольно спросил Габриэль.
У него действительно была трудная ночь, которую он провел в седле под проливным дождем и сильным, холодным ветром. Он вернулся домой каких-то пару часов назад. Выпил разогретого вина и забрался под одеяло. Утренний визитер был совсем некстати. Его поведение могло оправдать разве что известие о приближающемся конце света.
– Вы не представляете, что я для вас сделал! – таинственно улыбаясь, воскликнул Ричмонд.
– Вы подняли меня с постели после бессонной ночи.
– Поверьте, дружище, это того стоит.
– Только давайте без пафоса и театральщины.
– Я добился для вас аудиенции у маркизы Отис.
– Что, прямо сейчас?
– Она будет нас ждать в четверг в четыре часа.
– И ради этого вы подняли меня на ноги ни свет ни заря?!
– Я думал, чем раньше вы услышите эту новость…
– Лучше бы вы меньше думали. К тому же, я не просил вас ни о каких аудиенциях, – резко оборвал его Габриэль. – И с какой стати ей меня приглашать?
– Я сумел заинтересовать ее вашей персоной, – гордясь собой, произнес Ричмонд.
– Вы посмели болтать обо мне?! Представляю, что вы ей наговорили. Хвастливый, болтливый дурак!
– Что за шум? – вмешался в разговор Филин, которого разбудил сначала стук в дверь, а потом и громкие голоса.
– Ваш секретарь лишен чувства благодарности. Вместо того чтобы меня отблагодарить, он…
– К делу.
– Я добился для него аудиенции у маркизы Отис. Вы можете себе представить, чего мне это стоило? А он отказывается туда идти.
– Оставьте нас вдвоем, я разберусь.
– Тебе обязательно надо там быть, – сказал Габриэлю Филин, когда они остались вдвоем, – маркиза Отис умная женщина. К тому же сплетни, обсуждаемые в ее салоне, легко могут превратиться в золото. Так что этот напыщенный болван по-своему прав. Постарайся ее очаровать.
– Позвольте представить, маркиза, мой друг Габриэль.
– Габриэль?.. – спросила она, ожидая, что кто-то из молодых людей произнесет его фамилию.
– Габриэль. Просто Габриэль, – ответил представленный Ричмондом юноша.
– Элеонора, – она протянула Габриэлю руку, которую он изящно поцеловал.
Маркиза сразу же поразила его своей красотой, что не могло не отразиться на его открытом, мужественном лице. Маркиза приветливо улыбнулась – она уже давно освоила в совершенстве искусство чтения мыслей по человеческим лицам.
– Чай, господа?
– С удовольствием.
За чаем они обсудили несколько новых пьес, вспомнили пару сплетен, поговорили о погоде… Габриэль легко поддерживал разговор. Он показал себя хорошо воспитанным молодым человеком, чего нельзя было сказать о Ричмонде. Тот, решив, что знакомство с интересным человеком автоматически делало интересным и его, из кожи вон лез, чтобы произвести приятное впечатление, и к концу чаепития был в печенках как у маркизы, так и у Габриэля.
– Милый Ричмонд, – сказала маркиза, посмотрев на часы, – извините, что злоупотребляю вашей любезностью. Совсем забыла.
– О чем?
– Вы же говорили, что сегодня у вас есть дело, простите. Это совсем вылетело у меня из головы.
– Вы ошибаетесь, у меня нет сегодня дел.
– Полно вам, шевалье, я не могу себе позволить вас больше задерживать.
Габриэль тоже собрался идти, но она его остановила.
– Не оставляйте меня наедине со скукой.
– Вы совсем не похожи на своего друга, – сказала маркиза, когда красный от злости Ричмонд оставил их, наконец, вдвоем.
– Возможно, так говорить нехорошо, но я не могу назвать этого человека своим другом.
– Что ж, это делает вам честь.
– Я не знаю, что он вам обо мне наговорил…
– Ничего, что могло бы быть правдой. По крайней мере, вы не похожи на злого лесного разбойника, приставляющего нож к горлу незадачливого путника.
– Наверно, это потому, сударыня, что я приставляю нож разве что к гусиному перу, когда пытаюсь его заточить. Моя жизнь не настолько безумна, как вы могли бы себе представить после его слов.
– На бумажного червя, мой друг, вы совсем не похожи.
– Наверно, это потому, что я не червь.
– Пожалуй, с этим вряд ли кто рискнет не согласиться. Сколько вам лет?
– Семнадцать.
– Знаете, Габриэль… Вы, сами, не ведая того, задали мне трудную задачу, которую я вряд ли смогу решить без вашего участия.
– Я к вашим услугам.
– Дело в том, что я хотела бы видеть вас частым гостем своего салона. Вы молоды, красивы, загадочны, воспитаны. Вы выглядите, как дворянин, но у вас нет имени, а это – непростительное упущение. Жизнь устроена так, что без имени, какими бы замечательными мы ни были, мы никто.
– Я привык к тому, чтобы быть никем.
– Бросьте! Не стоит обманывать ни меня, ни себя. Ваша привычка не более чем маневр, вынужденное перемирие в сражении с судьбой. Вы готовы терпеть свое положение лишь потому, что у вас есть надежда стать кем-то.
Габриэль побледнел: никто еще не мог вот так открыто смотреть ему в душу.
Маркиза улыбнулась.
– А посему, раз вы не можете пользоваться своим именем, – сказала она после небольшой паузы, – придется обзавестись чужим. И чем более загадочным оно будет, тем лучше.
– Не думаю, что мне это необходимо.
– И совершенно напрасно. Имя при умелом использовании может быть как скрывающим нас от посторонних взоров покровом, так и наоборот, блеском, привлекающим всеобщее пристальное внимание. Владеть именем надо так же искусно, как и шпагой, если даже не более виртуозно. Правильное имя откроет перед вами двери многих домов, как в Эдинбурге, так и за пределами Шотландии. Вас будут принимать, как одного из нас. Конечно, в наших домах бывают поэты, художники, музыканты, но они всегда остаются гостями. Отсутствие дворянского имени навсегда оставляет их чужаками. Уж вы-то должны об этом знать.
– Я знаю, маркиза.
– Ладно, начнем с титула. Барон, виконт, маркиз, граф… Пожалуй, лучше всего граф. Иностранец или иностранного происхождения… Кстати, граф, вы что-нибудь знаете о России?
– Увы, маркиза, совершенно ничего, – ответил Габриэль, похолодев внутри: маркиза читала его как книгу.
– Вот именно. Никто не знает о России практически ничего, поэтому вам лучше всего стать русским графом… Вронским. Владимиром Вронским. Вам идет это имя. Можете не сомневаться, скоро весь свет узнает о вашем русском происхождении. Политические интриги заставили вас бежать из родной страны… Или нет, политические интриги заставили вашу семью покинуть Россию. Вы выросли вдали от Родины, поэтому не знаете собственного языка. Вам надо только молчать и делать вид, что вы что-то скрываете. Да вы и так что-то скрываете, так что вам достаточно просто быть самим собой. А если вас начнут расспрашивать о России, станете либо рассказывать небылицы, либо отрицать свои русские корни. Россия похожа на Луну – такая же далекая и холодная, и о ней тоже никто ничего толком не знает.
– Русский граф! – от хохота Филин чуть не свалился под стол. Он был в восторге. – Повтори еще раз.
– Граф Владимир Вронский, – спокойно ответил Габриэль. Он давно уже привык к эксцентричности своего босса.
– Замечательно. Представить себе не мог, что у меня в секретарях будет служить граф! А почему не герцог или принц?! Представляешь, что значит иметь секретарем принца!
– Принцы служат только лишь королю.
– Вот именно, мой друг, королю! Став графом, ты сделал меня королем!
Филин вскочил из-за стола и стал возбужденно ходить по комнате. От смеха его лицо стало пунцовым.
– Черт возьми! Я король!
После этих слов последовал еще один приступ хохота.
– Я король! Хотя, если разобраться, я и есть король. Король Империи Ночи, – его лицо вдруг сделалось мрачно-серьезным. – Это я говорю тебе на случай, если светская роль вскружит тебе голову. Ладно, ты молодец. Ты действительно молодец. Ты не представляешь, сколько может стоить нечаянно оброненное слово! Завоюй их! Принеси мне их знамена, и тогда…
– Я сделаю все, что смогу.
– Нет, мой друг, этого мало, ничтожно мало. Ты должен сделать все! Ладно, иди и позови мне Кадора.
– Когда ты научишься думать, прежде чем подсовывать мне всяких уродов? – набросился на толстяка Филин.
– Вы о ком? – спросил тот, вбирая голову в плечи точно, как это делают черепахи. Правда, панциря Кадору господь не дал.
– О Роберте Ричмонде. Если мне не изменяет память, это ты привел его сюда.
– Он был полезен.
– Он слишком много болтает.
– Хотите, чтобы он замолчал?
– Да. И немедленно. Но это должно быть похоже на несчастный случай.
– Будет исполнено.
– Иди. И сделай это как можно быстрей.
Выйдя из кабинета, Кадор облегченно вздохнул – Ричмонд мог ему стоить жизни.
В маленьком зале таверны было приятно тепло. В камине горел огонь, согревая не только тела, но и души тех, кто зашел туда выпить кружечку пива или опрокинуть стаканчик вина. На железных рогульках вдоль стен горели сальные свечи. На втором этаже танцевала молодежь.
Габриэль любил это место. Неизвестно почему, оно напоминало дом. Он садился обычно у окна, заказывал пиво и ветчину. Он медленно пил пиво и смотрел на огонь, который словно выжигал из души мальчика все неприятные чувства, наполняя ее ровным, глубоким ощущением покоя.
Полюбил Габриэль и сам город. Эдинбург перестал быть для него тем враждебным чудовищем из серого камня, которым показался при первом знакомстве. Он полюбил Гоп-Парк – красивый сад с дорожками, посыпанными гравием, и милыми скамейками с навесами, которые охранял сторож. Там гуляла городская знать. Полюбил и почти безлюдный Кингс-Парк – суровую скалистую местность. Понравились ему и каменные ступени длинной лестницы от Парламентской площади вниз, на шумную, мощенную камнем улицу.
Юношу переполняли чувства. Не прилагая для этого никаких усилий, маркиза настолько перевернула жизнь Габриэля, что он не отдавал себе полностью в этом отчета. Он вновь чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Буквально следующее утро должно было стать утром из совсем другой жизни. Габриэль возвращался в мир, который был у него отнят предательским убийством всех близких ему людей. Он входил в него тайно, через черный ход, под чужим именем, с вымышленным титулом и историей, практически полностью соответствовавшим его настоящему титулу и биографии. Это было похоже на одну из заумных античных историй, вроде истории о лжецах-сенаторах, Ахилле и черепахе или стреле, которыми так восхищался его отец.
Позади осталась неделя суматохи, от которой, казалось, голова окончательно пойдет кругом. Положение вещей требовало перемен, причем не только в жизни Габриэля. Став графом, он должен был начать жить, как настоящий граф, пусть даже как обедневший граф в изгнании. Следовало срочно найти дом, пошить массу одежды, купить подходящий экипаж, найти прислугу или, на худой конец, слугу.
Филину тоже требовалось поменять свой имидж. Понятно, что русскому графу нечего делать в лавке старьевщика, а о том, чтобы появляться там регулярно, и речи быть не могло. Пришлось искать новый дом и для Филина, превратившегося из старьевщика в торговца дорогим вином. Пить русским графам, слава богу, никто еще не запрещал.
Но это было далеко не все. Своей красотой, проницательностью и умом маркиза произвела на юношу неизгладимое впечатление. Габриэль постоянно думал о ней – женщине, о которой, как он был уверен, он не мог даже мечтать. Оставалось только безнадежно вздыхать – он еще не начал пользоваться услугами красавиц, чью любовь можно купить за деньги.
Вошли новые посетители: изрядно пьяный Кадор и три его закадычных приятеля, такие же «очаровательные» молодые люди. Увидев Габриэля, Кадор поспешил к нему.
– Надеюсь, многоуважаемый сэр Габриэль позволит нам выпить по кружке пива за его здоровье в его благородном обществе?
– Почему ты назвал его сэром? – спросил один из приятелей Кадора.
– Ну как же! Разве ты не знаешь, что Филин сделал его джентльменом, и таким простолюдинам, как мы, надо проявлять к сэру Габриэлю особое почтение. Не так ли, уважаемый сэр Габриэль?
– Не так, – ответил спокойно Габриэль.
– Позвольте спросить, многоуважаемый сэр, в чем состоит моя ошибка?
– Джентльменом нельзя стать, джентльменом надо родиться, но, даже родившись джентльменом, можно потерять это звание. Присаживайтесь, господа. В одном Кадор прав, именно благодаря ему я не умер тогда от голода. Кадор, дружище, я премного благодарен тебе за то, что ты сделал для меня. Ты позволил мне проявить себя. Благодаря твоим стараниям у меня теперь есть пища и кров, а твое постоянное внимание было далеко не последней причиной, позволившей мне стать тем, кем я стал. Поэтому позволь мне угостить тебя и твоих друзей и выпить за ваше здоровье.