Война Хаоса
Проект «DAAD»
Борис Воронкевич
© Борис Воронкевич, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вступление
Гора Ниаммиант. Окрестности. Только чуть расширенные зрачки, да нервное поглаживание рукоятки древнегерманского кинжала с серебряной розой выдавало волнение Кауриила. Стоящие рядом военачальники Хаоса молча вглядывались сквозь марево Туманов Калена на разворачивавшиеся в плотноматериальном Мире события. Сам Мир смертных оставался недоступным, можно было лишь по отражениям в ближайших подпланах Бытия наблюдать за происходящим. Все взгляды были прикованы к четверке адептов, стоящих спиной к спине по четырем сторонам света. Всего четверо… Четыре воплощенных разума, четыре дороги, встретившиеся на этом перекрестке Судьбы. Трое мужчин и одна девушка. «Не густо…» – обронил внешне невозмутимый Ланте. На придорожном валуне неподалеку, уставившись в одну точку, в боевом облачении валькирии сидела в своем неповторимом демоническом обличье сама фаворитка Королевского Дома – Эриос. Стоявшая рядом многоопытная Фортуна в белой тунике что-то шептала ей на ухо, но та не обращала никакого внимания. «Надо же было мне со всем этим связаться» – проносилось в ее сознании. «А еще радовалась, когда включили в элитную декурию демонов спецпроекта по работе с воплощенными разумами в плотноматериальных планах под кодовым названием «DAAD», – думала она. Теперь будущее проекта, как и ее висело на волоске. «Сколько у них осталось времени?», – поинтересовался у командира лучшего легиона Хаоса Пута Сатанахии военачальник песчаных Элей Дэв Аршем. «Где-то четыре дня по земному исчислению», ответил тот, не отрывая взгляда от сгустков Мрака, периодически закрывавших обзор.
«Строгадиум, строгадиум…» – беззвучно шевелились бесплотные губы Кауриила «Строгадиум?» – вскинул брови Ланте. «У жрецов Египта уходило на него не менее недели, адлантские справлялись быстрее, но где теперь эта Адлана?». – заметил он. Время тянулось с медленной невыносимостью. Сгустки Мрака начинали формирование вихря, который в конце концов должен извергнуть четверку адептов из плотноматериального мира в подпланы иеростралла. Плацдарм пока держался, но если канал оттуда не будет открыт, то хтонические отряды останутся на исходных позициях и опять потекут тысячелетия власти Мрака. В этот момент как бы невидимая волна пробежала по пространству, самый младший из адептов, вздрогнув, склонился и начал что-то чертить на песке. Неуверенные вначале движения становились все более точными. «Только не ошибись…» – одновременно проносилось в сознании демонов, андрогинов, богов и полубогов Хаоса. Когда адепт прочертил последнюю горизонтальную черту, Вселенная вздрогнула. Три объединенных знака Сатурна загорелись рубиновым огнем. Поток каметивного Света начал свое вращение, превращаясь в вертикальный столб ослепительного пламени и прорываясь на подпланы владений Хаоса. Адепт зашатался и опустился на одно колено, из ноздрей его хлынула кровь. Девушка наклонилась над ним, только старшие стояли совершенно невозмутимо. Ланте, не торопясь поднял правую руку в латной перчатке, серый жеребец под ним, всхрапнув, поднялся на дыбы. Рука резко опустилась вниз. Командиры отдавали короткие, злые и точные приказы. Легионы двинулись. Хаос пошел, и уже не было силы во Вселенной, способной его остановить…
Глава первая. Шахматы
Я белоснежный лист бумаги в реальности. Я идеален и ничем не замаран. Мой лик не имеет формы. Я ничто для люда, которого не ведаю, потому как не лицезрел; мгла над горизонтом, коей нет, ибо всё зримое различимо, невидимого же там, где люди пребывают, нет. Я незряч для вещественного мира. Я глух для величающих Меня как угодно, ибо нет имени тому, что лишено конфигурации. Я изъясняюсь иными словами, и со стороны Я – воздух, не содержащий кислорода. Мне безразличен мир, покуда Я совершенен. Я вне движений, ибо суматоха Мне чужда и Я вне суеты всякой. Я рождён исконно вне перемещений, вне Природы. И доколе Я такой, Я знаю всё, но знания Мне безразличны и потому нет предметов стремления для того, что совершенно.
Посему Я воззвал к Рисовальщику Вселенной с просьбой о том, чтобы дал Мне священное имя, дал объёмную форму и суету – весь тот багаж, который необходим человеку при жизни во плоти.
И вот Я в подлунном мире…
Series «Libri improbati»
(Серия «Отверженные книги»).
Liber 1. Pictor
(Книга 1. Рисовальщик).
Ландшафт, избранный Хозяином безмятежного царства для встречи со своим преданным псом Бейшеротом, мажорным назвать было трудно. Не было в нём решительно никакой помпы: торчащие то тут, то там приземистые растеньица, характерные для данного типа местности и отчего-то напоминавшие голову лысеющего немолодого уже цирюльника, к тому же неизвестно для кого цветущие своими дивными красками в этом позабытом всеми краю; редкие деревья, лишённые своих изумрудных нарядов, потемневшие и, кажется, впавшие в долгую спячку, из которой им вряд ли удастся выйти; небольшая по размерам лужайка, одиноко выделяющаяся из прочих кочек, укутанная продранными пологами блёклых, висящих у самой чёрной воды, туманов, заботливо окаймляющих её, поросшая влажным мхом, мокрой травой и обильно утыканная по краю сухим камышом – вот, собственно, и весь пейзаж. Болото, одним словом. Стойкий запах метана и слабо дымящие торфяники, сырой и, как следствие, прохладный воздух, тишина, лишь изредка прерываемая лопаньем газовых пузырей, достигших тинистой поверхности, да унылым кваканьем флегматичной жабы, доносящимся откуда-то издалека – всё перечисленное выдавало сквернейшее расположение духа у Владыки и этот, начавший уже перетекать в ночь, вечер, с его режущими глаза сумерками, всё только усугублял. Что до Хозяина, то он избрал довольно необычный, если не сказать экстравагантный, вариант проявления самого себя в зримом облике: тончайшей контурной тенью, вытянув вперёд ноги и немного подавши назад корпус, сидел он на воздухе, словно под ним находился стул с откидной спинкой, изображая ушедшего на вечный покой Господа, почившего от всех суетных дел в Седьмой День творения. Чёрт, мог себе позволить. Едва заметная глазу стороннего наблюдателя линия, исходящая от тыльной стороны силуэта, касалась тени, отбрасываемой кувшинкой, и смешивалась с ней.
«Мирно безумствует» – подумал неизвестно откуда взявшийся лохматый пёс непонятной породы с ушами зайца, широкой длинной шеей, туловищем буйвола, горбом, возвышающимся промеж лопаток, и львиными лапами заместо копыт.
– Едем, Маэстро? – живо поинтересовался он, приблизившись.
«Ни тебе „добрый вечер!“, ни проявленного интереса, мол, „как, ваше Влиятельство, поживаете?!“, ведь из мира Света не видно» – подумал Маэстро, как бы отвечая на мысли диковинного зверя, протяжно выдохнул, наклонился вперёд, поджав ноги и приопустив голову, всем своим видом и поведением выражая крайнее измождение, словно он страшно от чего-то устал.
– Мы никуда не едем – озадачивая верного стража, проговорил Хозяин.
– Почто звали? – настороженно поинтересовался Бейшерот, пытаясь доискаться до обоснованной причины, подвигшей Маэстро на его вызов.
– Присаживайся, расскажу. И будь так добр, смени ты этот наряд, не при грешниках же! – повысил голос Повелитель, который был явно не в себе, что и отображалось сейчас в чрезмерной вежливости последнего. – Живее! – рявкнула тень и эхо прокатилось по просторам бескрайних болот. Жаба ненадолго притихла. Неторопливый всего секунду назад Бейшерот в мгновение ока преобразился, сменив образ на человекоподобный: теперь перед Маэстро стоял мужчина в офицерском мундире, при шпаге и в надраенных до зеркального блеска сапогах.
– Может тебе ещё и свет подать? – сострила тень.
«Юморит» – Бейшерот присел на появившийся из ниоткуда стул и стал ждать, что скажет ему Его Сиятельство. – «Терпеть не могу всех этих длительных церемоний с перевоплощениями. Ими, разве что, время от времени можно насладиться, пугая, к примеру, впечатлительных невежд, не разбирающихся в символике внешностей, принимаемых демонами». Бейшерот не отличался сильным менталитетом и красноречивым словом. Ему, как ярчайшему представителю Пятого Неба мира Света, относящегося к сфере Жестокости и Справедливости, открыты были, скорее, пути Марса, нежели Меркурия. В силу этих причин он уяснил для себя очевидную истину – Хозяин хандрит, причём делает это весьма неуклюже, а заодно и то обстоятельство, что ему приличествует распространять своё настроение на оружающих.
– Тебе этого не понять, Беш, никогда, – произнёс Пан, не скрывая своей способности считывать мысли, – ведь ты личность. И как всякая личность, ты постоянно и неизменно ограничиваешься чем-то одним: одним ликом, одним мнением, одним желанием. Ты предсказуем!
Демон, приподняв одну бровь, словно игнорируя слова Мэтра, подумал: «Пусть выговорится Отец Отцов, всё одно не низложит, не разжалует в оруженосцы, не изгонит на ступени и, чего дурного, не произведёт в шуты».
– Вероятно ты прав, мой полководец, размышляя так. Личностям, подобным тебе, можно доверять. Вам ведомы границы ваших желаний, любое ваше действие направлено на достижение заведомо известной цели, правильны также все решения, принимаемые вами для преодоления противостоящих вам событий и встречающихся на вашем пути преград.
Пока тень высказывалась, перед мысленным взором Беша проплывали картины его собственных мыслей: где и кому из подчинённых ему командиров сейчас необходимо подкрепление в виде резервных полков, какие замки и города необходимо захватить, кому в срочном порядке надлежит объявить войну. Хозяин его не только утомлял, но и начинал бесить, говоря престранными параболами на абсолютно не интересующие его темы.
– Суета! – подытожил Маэстро размышления пса.
– С вами бесполезно спорить, Мэтр.
– Иначе поспорил бы? – поинтересовалась тень, посмеявшись словами вопроса.
Бейшерот, насупившись, глядел на своего Господина. Ему невыносимо надоели реплики Пана, равно как и вся их антимония, длившаяся, как ему казалось, уже целую вечность. Да ещё и это дурацкое болото…
– Полноте, я вовсе не хотел тебя обидеть. Прими мои извинения.
«Заглаживает вину – мелькнуло у Беша в голове. – Надеюсь, хотя бы сейчас он выразит своё намерение отправиться на войну».
– И как доказательство моего искреннего сожаления – продолжала тень – я предлагаю тебе партию в шахматы. – Тут перед ними возникла ручной работы клетчатая чёрно-белая доска с резными бесцветными фигурами поверх неё, повиснув в воздухе на уровне живота. – Предлагаю игру на равных, заметь, это условие обоюдовыгодное.
Глазки Беша сверкнули: «Что ж, партия обещает быть интересной, ежели, конечно, тот, кому правила не писаны, в самом деле исполнит своё обещание».
– И ещё, может поспорим? – предложил пари Хозяин.
«Этого ещё не хватало. Совсем ополоумел Владыка». – только и смог подумать Беш:
– Мне как солдату нечего вам, милорд, предложить. Всё безраздельно принадлежит вам – Земля, Небеса, Небеса Небес, Небеса превыше Небес, Небесная Твердь, Парокет, Пропасть, Хаос, Свет и сама Тьма.
– Так написано в ваших головах особыми чернилами – себе под нос пробубнил Пан, невольно озлобляясь на великое Построение. – Вот я и говорю: мне делать первый ход, как обычно. Бесцветные фигуры на доске окрасились в контрастные цвета. Наступил ход белых.
– Условились же играть по правилам. Слон не может походить через всё поле таким диким способом, игнорируя попутно все фигуры, а в довершение взять и съесть моего Ферзя!
– Даже если это шпион?.. Шучу я, шучу! – явно раздосадованный реакцией Беша, Мэтр вернул все фигуры на их законные места, после чего скомандовал пешке: Е2-Е4. Пешка, не посмев ослушаться, послушно передвинулась на указанную клетку. А тень, обращаясь к своему псу, продолжала: Тем самым я желал показать тебе, что правил на самом деле не существует, все они – лишь условности, произвольно выбранные для отсрочивания поражения одной из сторон и создания видимости честной игры. Тебе не любопытно, отчего я не объявил во всеуслышание о предмете спора и не сказал о призе?
– Свои мотивы, Церог.
– Ну бойся, бойся. Андрогин на твоём месте посмеялся бы, но я тебя не виню – каждому своё место, отведённое существующим положением дел. Как говорится, уши выше лба не вырастут! Но полагаю, что в твоём случае эта поговорка нагло лжёт – сказал Мэтр и залился громким, но непродолжительным смехом. – Не будучи осведомлённым о законах трансцендентного мира Света, какой-нибудь скончавшийся в мире физическом бедолага, выброшенный во владения дядюшки Пимы, не то что не поймёт как ему отныне проводить свою жизнь, а и наипростейших действий проделать будет не в силах, скажем, глаза открыть таким образом, дабы узреть хоть что-нибудь помимо тусклого Света. Вызывает сомнение и тот ещё факт, чтоб обычный смертный человечек, доведись ему даже увидеть всё то, что содержит в себе мир Света, смог бы полноценно оценить увиденное, как оценивает оное тот же андрогин.
Маэстро сорил фигурами, жертвовал пешки, а Бейшерот жадно и с азартом поглощал их, особо не вникая в слова Мастера. Всецело отдавшись игре, он уже предвкушал скорую победу над своим Хозяином.
– А известно ли тебе, что в мире материальном живут те, кто либо не может выжить в параллельном ему мире Света, либо скрывается на время от своих недоброжелателей?
Беша, казалось, вопрос не коснулся. Ничего более не замечая, он вымещал свою стихию в шахматной баталии, что велась в рамках игрового поля. Мэтру, как и следовало ожидать, очень скоро наскучило общение с личностью, везде и повсюду наблюдающей единственно военные действия и стремящейся всё если не уничтожить, то уж непременно захватить. Маэстро отметил для себя, что за время его отсутствия в мире Света никаких существенных и кардинальных перемен в демонской природе не произошло. Только он так помыслил, как раздался довольный голос пса:
– Вам мат, Маэстро!
– Поздравляю, этим и ограничимся. Признаться, ты ничего не заслужил, ибо решительно никуда не продвинулся, оставшись таким, каким я знаю тебя уже давно, следовательно, моих нотаций ты не уразумеешь. Свободен! – скомандовала тень, а пёс в тот же миг испарился, словно ожидая этого подарка и наконец получив его.
«Да, – мысленно констатировал Вечный Дух, – это вам не андрогин». И позвал к себе Тафнипока.
Следует заметить, что обыкновенно появление андрогинов сопровождается нешуточным изменением окружающей среды, ознаменованным их гиперактивной природой. Как следствие, им сопутствует шквальный ветер, громовые раскаты при молниях, вздымающиеся волны, песчаные или снежные бури, приличествующие типу местности и доминирующей черте в стихии существа. Но на сей раз ничему подобному случиться было не суждено. Хоть и славился Тафнипок грозным царём морей и несметных глубинных сокровищ обладателем, но шёл он, прежде всего, на ковёр, засим – в гости и уж только потом – на великосветские посиделки, посему – увы! – закипанию болот не суждено было сбыться. Андрогины выше всякого Света чтили законы мира Тьмы – единственного мира, способного проявить их суть во всей полноте, не умаляя их разнообразия.
Здесь уместно будет сказать несколько слов о местопребывании духов низших и высших: Наивысший пребывает вне всякой суеты, разумея весь примитивизм образов и форм, всю ту ограниченность, которая присуща миру Света; высший находится где пожелает, безо всяких ограничений; низший же – там, где единственно сможет выжить. Нужно учитывать также условия проявления: захочет ли существо высшего порядка ограничиться и принять форму, которой наделит его Свет, сообразно своим возможностям и требованиям. Посему каждый представитель Иерархии занимает строго отведённую ему нишу, не стремясь оказать помощь духам более слабым. Поскольку андрогины бесполы, ввиду своей завершённости, всевозможная суета низшего характера в них целенаправленно подчинена и упорядочена, то есть доведена до возможного совершенства, а потому бурлит иными страстьми, внешне никак не проявляясь, притом что каждый без исключения андрогин вправе выбирать, каким ему быть. Тафнипок, допустим, избрал, видя настроение Мастера, вид благообразный – запахнутое в римскую тогу светлокожее тело мужчины, на ногах сандалии, голову опоясывал медный обруч. Тёмные волосы постоянно терзались отсутствующим ветром. Сплошь чёрные глаза лучились глянцем, выдавая принадлежность их обладателя к миру Тьмы. Моложавое, с лёгкой иронией – реакцией на окружающее – лицо, как и само тело, находящегося в расцвете сил человека, горделивый подтянутый вид.